радание и ненависть. В глазах же обвиняемого была лишь спокойная невозмутимость. Томек не питал иллюзий, спасти его могло только чудо. Все, что он мог противопоставить ненависти, – это достоинство.
Начался суд. Судья на безукоризненном английском задавал вопросы.
И каждый раз ответом ему было молчание. Томек держался так, будто все происходящее его не касается. Он устремил взгляд поверх палубы, вдаль, на окружающий и такой прекрасный мир. Повернул голову к расположенным рядом скалам, улыбнулся про себя.
Вновь наступила тишина. Томек, все еще с тенью улыбки на губах, с иронией и презрением взглянул Фараону в глаза. Тот, хоть и обескураженный поведением Томека – повседневно Фараон сталкивался лишь с трусостью своих подчиненных, – продолжал воспринимать устроенное им судебное заседание вполне серьезно. Ввели свидетелей, сначала двоих арабов. Их показания переводили обвиняемому. Из их слов следовало, что, руководя дахабие, Томек издевался над арабским экипажем, избил и выбросил на берег других пассажиров-арабов, чтобы присвоить взятое в аренду судно.
– Всех? – спросил судья.
– Нет, – ответили свидетели. – Некоторых он заковал в наручники и хотел посадить в английскую тюрьму.
Томаш вновь усмехнулся. «Вот, – подумалось ему, – как можно извратить правду». Те люди, которым по просьбе Новицкого устроили бегство, теперь свидетельствовали против него. Но тогда их было пятеро, а здесь только двое. Где же остальные?
– Сколько вас было? – Судья как будто читал мысли Томека.
– Пятеро. Но троих застрелили при бегстве, – ответили они.
– Кто в этом виноват? – последовал очередной вопрос.
– Обвиняемый.
«Вот, значит, как, – подумал Томек. – Трое уже погибли, а эти здесь, в центре Африки. Напрасно Новицкий тешил себя надеждой, что их может ждать лучшая судьба».
Был призван в свидетели и Гарри, обвинивший Томека в разграблении гробниц. Эту часть показаний перевели даже рабам-неграм, и они бросали на Томека взгляды, полные ужаса и гнева. Туземцы весьма чтили места вечного покоя своих умерших, и надругательство над захоронениями было страшным грехом в их глазах.
Молчание Томека сочли признанием вины. Его спросили, хочет ли он что-либо сказать, и, когда он отказался, «суд» удалился на совещание.
Фараон встал, перешел на корму, обернулся к востоку и приступил к выполнению какого-то обряда. Он то вздымал руки, украшенные символами власти, то опускал их. То бил земные поклоны, обращенные к солнцу, то застывал в неподвижности с закрытыми глазами. Стоял, повернувшись ко всем спиной. Шло время…
В сиянии солнца, кажущийся маленьким на расстоянии, в своем диковинном одеянии, он очень напоминал ушебти – магическую фигурку, пришедшую из незапамятных времен: неподвижная, будто застывшая в задумчивости статуэтка фараона. Томек подумал о Салли, мечтавшей перенестись в незапамятные времена фараонов. Вспомнил отца, теперь совсем одинокого. Новицкого, оставленного в пустыне. Смугу – образец для него, Томека. «Если бы они были здесь, если бы…» – печаль сжала в тиски его сердце.
Но судья уже возвратился к своему месту, чтобы огласить приговор.
– Обвиняемый – серьезный преступник, – прозвучал его голос. – Он заслуживает смерти. Будь я обычным судьей, приговор таким бы и оказался. Но я – милосердный властелин и не приговариваю его к смерти. Поэтому мой приговор следующий – «купание»! И это все.
Приговор должен быть приведен в исполнение на рассвете.
Три человека, скрывавшиеся в тени скалы прямо над пароходом, жадно ловили каждое слово.
– Я когда-то уже видел такой суд, – возбужденно прошептал Маджид, услышав приговор. – Утром метрах в двухстах отсюда привяжут маленький пустой челнок. Потом выведут приговоренного и бросят в озеро. Если доплывет до лодки, то спасен.
– Да ведь здесь полно крокодилов!
– Конечно! И благодаря этому приговор власти будет подтвержден сверхъестественными силами, – с горечью произнес Маджид.
– Ну так за работу. У нас впереди целая ночь, – поторопил их Новицкий.
Вернувшись в лагерь, они обсудили различные планы атаки. Вариантов было не много, так что вскоре был принят один-единственный и реально возможный. Смуга обговорил его с Гордоном.
– Вы ждете в челнах. Мы попробуем попасть на пароход сверху, с горы. Обезвредим охрану. Если это получится, вы сможете подплыть. Запомни: трехкратный хохот гиены – путь свободен. Если же нет, сами знаете, что делать. Мы Томека им не отдадим, лучше погибнем вместе с ним.
Огромный красный шар солнца клонился к западу, чтобы скрыться за горами. В близившихся сумерках все приобретало более четкие очертания – взгорья, лес, отдельно стоящие деревья. Поблескивали волны на озере. Лес умолк, чтобы потом ожить голосами ночных животных.
В небольшом лагере шли лихорадочные приготовления. Новицкий и Вильмовский передали Гордону прощальные письма к Салли, ее родителям, Карским. «На всякий случай», – как сказал Вильмовский. Только Смуга никому не писал. «У меня есть только вы», – кратко объяснил он.
В конце концов все дела были переделаны. Новицкий, Смуга, Вильмовский и несколько негров, возглавляемые Мунгой, ждали наступления ночи среди скал. Однако ее приход не обрадовал, поскольку она выдалась на удивление светлой, что увеличивало опасность операции. Негры плели длинные веревки из лиан, Вильмовский и Маджид следили за двумя стражниками, охраняющими судно со стороны озера. Время от времени они вставали, потягивались, ради разминки шагали взад и вперед по палубе. Тянулись секунды, минуты, часы… Смуга дремал, прислонившись к скале, Вильмовский смотрел в звездное небо, Новицкий старательно чистил оружие. Кто-то тронул его за плечо.
– Пора! – произнес Смуга.
Новицкий кивнул, выпрямился, глянул вниз.
– Брр! Сто тысяч китов! – вздохнул он. – Ну, раз надо, так надо.
Поляки решили спуститься в месте, защищенном скалистым обрывом, под шум маленького водопада. На высоте пяти метров они высмотрели удобный скалистый выступ, на нем можно было задержаться. Спустили первый канат с закрепленной на нем деревянной колодкой, он должен был обеспечивать дополнительную страховку. Первым стал спускаться Новицкий. Он обвязал себя лианами и задиристо заявил:
– Пожелайте мне удачи. Будет что рассказать внукам!
– Удачи! – жестом напутствовал его Смуга.
Новицкий двигался очень осторожно, стараясь спускаться как можно тише. К счастью, шум воды заглушал предательские шорохи и звуки. Первые несколько метров, когда вверху еще виднелась голова Вильмовского, руководящего неграми, которые постепенно отпускали накрученный на дерево канат, были довольно легкими. Потом он посмотрел вниз. «Жаль, что я не птица. Скорее уж напоминаю медведя», – пробурчал про себя Новицкий. Всем телом он прижался к скале, нащупывая опоры для рук и ног. Он передвигался дюйм за дюймом, одновременно проверяя страховочный канат. Пальцы у него скоро одеревенели. Новицкий не раз отдыхал, вдавливаясь в скалу. К скалистому выступу он добрался полностью изможденным, весь мокрый от пота и воды стекавшего водопада.
За ним стал спускаться Смуга. Оказавшись рядом, они с облегчением вздохнули. Первая часть дела была выполнена. Они посмотрели вниз. Хотя там было темнее, чем наверху, очертания судна вырисовывались вполне четко. Сверху им спустили небольшой негритянский одноместный челнок. Смуга высунулся из-за выступа, высматривая в темноте крокодилов.
– Надеюсь, они спят.
– А если нет? Может, еще не ужинали, – тихонько засмеялся Новицкий.
– Ну, раз ты такой молодец, так давай, – подбодрил его Смуга.
Почти бесшумно они спустили челнок на воду. Смуга кивнул Новицкому на находящегося неподалеку крупного крокодила, он напоминал толстое бревно. Казалось, что он спит либо вообще неживой. Но Смуга знал, как быстро крокодил умеет нападать. Пугливый на суше, в воде он страшен. Туловище могучей рептилии лежало на болотистом берегу, а хвост скрывался в воде.
– Пока что нам везет, – прошептал Смуга как можно тише. – Внимание, – предостерег он еще раз, – у них отличный слух.
– Большая честь для варшавянина – умереть в пасти крокодила, – пробормотал моряк. Он сосредоточился, проверил оружие и мягкими, точными движениями сошел в челнок, который немного осел под его тяжестью.
Так же бесшумно, как и Новицкий, в лодку забрался и Смуга. Напрягшись, чуть шевеля веслом, они поплыли к пароходу. Следопыт не раз вытирал пот со лба. Не спуская глаз с неподвижного туловища крокодила, они обогнули мощный хвост и прижались к борту. Смуга первым очутился на палубе. Совсем скоро уже оба, притаившись, внимательно оглядывались вокруг.
На фоне ясного неба четко обрисовывалась фигура одного из стражников, прохаживавшегося взад и вперед.
«Где второй?» – Смуга задал вопрос, подняв два пальца, а Новицкий отрицательно покачал головой.
Нужно было искать второго стражника. Бесшумно передвигаясь, они возносили молитвы, чтобы вовремя его увидеть и чтобы никто при этом не проснулся. Тем временем первый стражник приблизился к борту, помочился и подошел к какой-то каморке. Из нее вышел второй стражник, он, видно, там дремал. Они тихонько перебросились словами, после чего один улегся спать, а другой начал обход.
Смуга напал на него подобно леопарду, схватил сзади за шею, не давая крикнуть, и рукояткой револьвера ударил по голове. Со спящим все произошло еще проще. Вскоре стражники лежали связанные, с кляпами во рту. В безмолвии тропической ночи раздался хохот гиены: раз… другой… третий…
Новицким и Смугой владела теперь одна мысль: как быстрее разыскать Томека. Расположение кают им было известно наизусть, они по сто раз повторяли сведения, полученные от Маджида, проверяя друг друга. С оружием в руках они смело отправились вниз.
Томека держали в помещении, когда-то служившем кладовкой для инструментов, попросту в темной норе. Сидя в ней днем и ночью, он исхудал и побледнел, но его общее состояние оказалось неплохим благодаря упорно повторяемым физическим упражнениям и тому, что духом он был не сломлен. В ту ночь он вообще не спал, ему хотелось провести последние часы своей жизни в полном сознании. Время тянулось долго, кругом царила тишина. Возможно, первый шелестящий звук юноша отметил еще в подсознании. Потом стал прислушиваться. Да, он не ошибся. Осторожные, крадущиеся шаги. Все ближе… Затихли… Неужели кто-то остановился у дверей его темницы? Тихий, чем-то знакомый звук покашливания. Томек кончиком пальцев стал мягко стучать по двери.