открытия OPERA со стороны ЦЕРН. Но, боюсь, мое любопытство так и останется неудовлетворенным.
Убейте этот сигнал
Пока внимание всего мира было приковано к нейтрино, мы упорно изучали новые данные. Стив продолжал увеличивать светимость ускорителя, и все шло наилучшим образом. Данные все прибывали и прибывали, однако, к сожалению, крутиться в полную силу шестеренкам нашего механизма мешали кое‑какие песчинки. Одна из них – это pile-up[42].
Для того, чтобы увеличить светимость, Стив увеличивал плотность протонов в каждом сгустке и улучшал фокусировку пучков. Все это приводило к хорошо известному для ускорителей типа LHC явлению, с которым мы, однако, не рассчитывали встретиться так скоро. На практике число столкновений для каждого пересечения пучков росло слишком быстро. От идеального случая, когда на каждое пересечение приходится по одному столкновению, мы пришли к ситуации, когда надо было реконструировать по 12 столкновений на пересечение, а иногда дело доходило и до совсем экстремальных 25 столкновений на пересечение. Из них от силы одно могло представлять какой‑то интерес, а во всех остальных отмечалась слишком низкая энергия. Но в каждом таком столкновении образовывались десятки частиц, запутывавших картину, которую нам предстояло изучать.
Эксперименты на LHC проектировались с учетом этого явления, но нам впервые пришлось с ним столкнуться в реальности, и никто не мог гарантировать, что готовые рецепты будут работать так, как задумывалось. В июле мы получили предупреждение и сразу же принялись за работу. Многие даже отказались от своего недельного отпуска в августе, чтобы в сентябре, когда начнется финальная суматоха, все было гарантированно готово. На бумаге предлагавшиеся инновативные идеи вроде бы работали очень хорошо, но мы готовились вмешаться, если что‑то пойдет не так. События могли оказаться настолько сложнее, чем предполагалось, что их не удастся записать на диск. Наш адский суперпроцессор, тот самый триггер, который на лету отбирает и реконструирует лишь многообещающие события, мог просто захлебнуться в потоке данных. Кроме того, надо было следить за тем, чтобы все расчеты в этих новых условиях давали достоверные результаты, а для этого требовалась подробная численная симуляция на компьютере миллиардов событий.
К счастью, рост оказался не лавинообразным, а вполне постепенным, так что у нас было время проводить проверки шаг за шагом, по мере необходимости приспосабливаясь к изменениям. Но сложность заключалась в том, что нам при этом нельзя было терять ни секунды. Сотни людей месяц за месяцем напряженно работали и всеми силами старались уменьшить затраты времени на реконструкцию треков, стремясь снизить путаницу в калориметрах и смягчить эффект pile-up при отборе электронов, фотонов и мюонов – наиболее важных частиц для выявления признаков бозона Хиггса.
Параллельно с этим следовало удостовериться в качестве новых данных; зачастую их надо было быстро отправлять на повторную обработку – в надежде воспользоваться результатом идеальной юстировки и калибровки. Мы не могли тратить месяцы на ожидание. У нас было всего несколько недель, чтобы провести полный анализ и понять: есть тут этот проклятый бозон или нет.
Оркестр звучит прекрасно во всех регистрах, дирижер может не слишком напрягаться. У него полное взаимопонимание с оркестрантами. Достаточно легкого взмаха дирижерской палочки или даже грозного взгляда – и группы инструментов в нужный момент подхватывают мелодию либо умолкают, а солисты виртуозно сменяют друг друга. Прежде мне никогда не доводилось видеть, чтобы такой большой и такой разношерстный коллектив работал столь слаженно, страстно и неутомимо, словно он и в самом деле был единым организмом.
И результаты не заставили себя ждать. Наиболее важная роль – у трех групп, занимающихся поисками бозона Хиггса в области небольших масс. В каждой работают сотни физиков, входящих в сеть подгрупп.
Та, которая занималась распадом бозона Хиггса на пару W-бозонов, обеспечивала рост чувствительности ускорителя. Я уже упоминал, что разрешающая способность в этом канале по массе была несопоставима с разрешающей способностью в распадах бозона Хиггса на два фотона или четыре лептона. Именно от этих групп зависел исход дела. Если никакого избытка распадов на два W-бозона не будет, то все усилия окажутся напрасными. Работая как проклятые, ребята из группы W смогли в итоге поднять чувствительность в этом канале и выдавали теперь информацию о происходящем в области небольших масс на уровне 120 ГэВ – то есть близко к порогу LEP, – в той самой области, которая еще несколько месяцев назад рассматривалась как непригодная к исследованию. Ради уверенности в надежности результата были организованы дополнительные независимые проверки. Три воинственно настроенные подгруппы сотрудничали и конкурировали друг с другом, стараясь превзойти соперников в надежности и убедительности результатов, которые будут опубликованы как достижение всей коллаборации.
Группа, искавшая бозон Хиггса в парах фотонов, знала, что находится в центре внимания, но также чувствовала и ответственность за получение надежных результатов. А значит, исследователям надо было предельно откалибровать электромагнитный калориметр и максимально учесть фоновые процессы. Сигналы от распада бозона Хиггса на два фотона очень заметны, но нужно распознать сотню таких событий на фоне десятков тысяч других, хотя они и выглядят очень похоже. Тут тоже требуется создавать независимые аналитические группы, которые станут использовать для идентификации тех же самых сигналов иные методы. Каждый результат, полученный одной из подгрупп, будет верифицирован, событие за событием, другими подгруппами, до тех пор, пока анализ в разных подгруппах не будет полностью синхронизирован. Всякое, даже мельчайшее, улучшение разрешающей способности может оказаться важным. Вот, скажем, подгруппа, занимающаяся откликом калориметра; каждый из 75 000 кристаллов анализируется, словно под микроскопом; изучается отклик каждого кристалла в зависимости от точки попадания частиц; проверяется, как отклик кристалла меняется с течением времени, – и делаются корректировки, учитывающие любые вариации условий, в которых протекают эксперименты. Другая подгруппа работает над тем, чтобы по информации о двух фотонах реконструировать координаты точки, откуда они были излучены, и сопоставить их с координатами места столкновения частиц. Еще одна подгруппа разделила все события на различные классы, приписав каждому определенный вес в зависимости от чистоты получаемого сигнала. И хотя таким образом достигается предельная чувствительность, процедура проверок становится исключительно сложной, особенно на этапе согласования результатов работы всех подгрупп.
Наконец, есть группа, занимающаяся распадом бозона Хиггса на четыре лептона. Тут тоже многое делается для изучения электронов и мюонов низких энергий и возможностей их идентифицировать в условиях возросшего pile-up последних месяцев. Это необходимо проделать при поиске бозона Хиггса в области небольших масс, поскольку мы знаем, что можем в лучшем случае рассчитывать на горстку полезных событий. Распад бозона Хиггса на пару Z-бозонов с последующим распадом каждого из них на пару электронов или пару мюонов – процесс очень ясный, потому что фон тут невелик, но эти события так редки, что мы не можем себе позволить пропустить ни одно из них. Очень кстати кто‑то обнаружил, что на основании предсказанных свойств бозона Хиггса можно улучшить выделение сигнала из фона, анализируя угловое распределение лептонов после распада. Как и в других группах, анализ тут проводят независимо и поэтапно – ради достижения лучшего результата.
Во всех группах есть молодые и очень молодые сотрудники, которые стремятся использовать наиболее инновационные методы анализа, принятые к использованию в физике относительно недавно и особенно эффективные при поиске слабых сигналов в наиболее запутанных ситуациях. Их называют многомерным анализом данных, так как в настоящее время для отбора наиболее интересных событий они используют всевозможные переменные. Однако мы в CMS пока не верим, что они пригодятся для поиска бозона Хиггса. В таких сложных методах анализа всегда есть риск утратить контроль над тем, что вы делаете. Но инновационные методы очень важны, так как дают нам возможность организовать дополнительную проверку происходящего.
В первых числах ноября охотники за бозоном Хиггса заметили новые странности. Группа, занимающаяся парами W-бозонов, увидела избыток интересных событий во всем диапазоне масс меньше 160 ГэВ; это могло быть первым указанием на то, что в этой области что‑то происходит, но мы уже пережили слишком много взлетов и падений, чтобы отнестись к новости с энтузиазмом. Более интересной выглядела ситуация с распадом бозона Хиггса на четыре лептона. Для масс меньше 130 ГэВ событий было явно больше ожидаемого. Но мы пока не понимали, что там творится. Были два события около 125 ГэВ и три около 119 ГэВ. Какая из зон была правильной? Или в обоих случаях речь шла о статистических флуктуациях, временных сгущениях событий, которым суждено рассосаться по мере накопления новых данных?
Все взгляды были прикованы к распаду бозона Хиггса на два фотона. Но группы пока не успели проанализировать полный объем данных, потому что анализ должен был проводиться синхронизированно и мы ожидали проведения новых калибровок. Поэтому 8 ноября, когда проходило очередное совещание группы, никто особо не волновался. За исключением меня, Вивека и еще пары участников встречи, большинство присутствующих не следило за тем, что происходит в других группах. Мы принимали участие во всех совещаниях и получали информацию из первых рук, а люди, входившие в ту или иную группу, были слишком поглощены собственной работой, чтобы вдаваться в то, чем заняты другие.
Когда в их результатах появляется пик на 125 ГэВ, лишь немногие понимают, что на самом деле происходит. Во-первых, сигнал слаб, во‑вторых, на 145 ГэВ есть еще один пик,