— Значит, нельзя сказать, что вы не можете поднять головы, — услышал он голос Стейна. — Мне говорили…
— Конечно, отчасти это так. Но, как видите, я благополучно вернулся. Мы не можем вернуться все сразу.
Стейн кивнул.
— Но по два-три человека, я думаю, можно добежать. Под прикрытием огня второго взвода, — высказал свое мнение Долл.
— Мы даже не знаем, где расположены огневые точки японцев, — мрачно заметил Стейн.
— Ведь наши могут вести огонь в глубину, не правда ли? — профессиональным языком предложил Долл.
Стейн с удивлением поглядел на него. Уэлш тоже. Ему хотелось дать пинка в задницу новоявленному герою: уже смеет давать советы командиру роты, как вести огонь.
Уэлш прервал их.
— Эй, капитан! — прорычал он. — Хотите, я пойду приведу людей сюда? — Он бросил убийственный взгляд на Долла, который невинно поднял брови.
— Нет. — Стейн почесал подбородок. — Я не могу обойтись без вас. Можете мне понадобиться. Во всяком случае, я думаю оставить их на месте еще некоторое время. Похоже, что они не несут больших потерь, а если нам удастся атаковать правый отрог возвышенности с фронта, они смогут поддержать атаку с фланга. — Он помолчал. — Меня интересует то отделение на правом фланге, которое вошло в густую траву на хребте. Оно…
Его прервал Джордж Банд, который согнувшись сбегал по склону:
— Эй, Джим! Капитан Стейн! Я только что видел еще пятерых с двумя пулеметами, уходящих с левого хребта. Думаю, они действительно драпают.
— Правда? — воскликнул Стейн. — Правда? — В его голосе послышалось облегчение, будто ему сказали, что бой откладывается на неопределенное время. Во всяком случае, теперь можно было действовать. — Гор! Гор! — закричал он. — Лейтенант Гор!
Потребовалось пятнадцать минут, чтобы вызвать лейтенанта Гора, поставить ему задачу, собрать третий взвод и отправить для выполнения задачи.
— Мы уверены, что японцы полностью отходят, Гор. Но не надо слишком горячиться, как Уайт. Они могли оставить заслон. А может быть, это ловушка. Так что не торопитесь. Пустите вперед разведчиков. Я думаю, лучший путь подхода — по лощине перед высотой 209. Идите налево вдоль этой средней складки местности, пока она не дойдет до лощины, а потом по лощине. Если попадете под минометный огонь, как было там вчера, все равно идите вперед. Если в зарослях у подножия хребта окажется какой-нибудь источник воды, дайте мне знать. Вода у нас на исходе. Но главное, Гор, главное — потерять как можно меньше людей. — Эта мысль становилась все более важной, почти жизненно важной для Стейна. Он все время размышлял об этом, когда не был особенно занят. — Ну, а теперь отправляйся, дружище, и желаю удачи. — Люди, люди; он теряет всех своих людей — людей, с которыми жил, людей, за которых отвечает.
Резервному третьему взводу Гора потребовалось еще полчаса, чтобы достичь исходного пункта у подножия поросшей травой возвышенности. Он буквально следует приказанию и двигается медленно, с нетерпением думал Стейн. Шел уже десятый час. Тем временем с гребня вернулся Бэнд и доложил, что насчитал еще три небольшие группы солдат с пулеметами, отходящие с левого хребта, но за последние пятнадцать минут не видел ни одной. В это же время вернулся Чарли Дейл; его близко посаженные глаза сверкали мрачным и грозным огнем. Он указал Стейну на низину между первой и средней складками, куда привел носильщиков — четыре группы по четыре человека, всего шестнадцать человек, которые уже начали подбирать первых раненых. Он спросил, нет ли для него других поручений.
Файф, лежа недалеко от командира роты с телефоном (что стало его более или менее постоянной обязанностью), подумал, что никогда не видел такого жуткого выражения на человеческом лице.
Возможно, Файф немного завидовал ему, потому что сам был страшно напуган, а Чарли Дейл, как видно, ничего не боялся. Он слегка улыбался, опущенные, но сверкающие глаза рыскали по сторонам с выражением явного удовлетворения тем вниманием, которое ему вдруг стали уделять. Файф недовольно отвернулся, закрыл глаза и приложил ухо к телефону. Это его работа; ему ее поручили, и он будет ее выполнять, но будь он проклят, если станет делать что-нибудь еще, кроме того, что ему приказывают. Он не может ничего делать. Он слишком боится.
— Да, — сказал Стейн Дейлу. — Ты… — Его прервал разрыв мины в расположении второго взвода на обратном скате третьей складки. Почти одновременно с оглушительным грохотом разрыва раздался громкий вопль ужаса, который звучал после того, как замер звук разрыва, пока у кричащего не перехватило дыхание. Человек бросился вон из цепи и покатился вниз по склону, брыкаясь, дергая ногами и прижимая руки к пояснице. Переведя дух, он продолжал вопить. Все остальные прижались к спасительной земле, которая, впрочем, оказалась не такой уж спасительной, и ждали, когда начнется огневой налет. Однако ничего не случилось, и через минуту они стали поднимать головы и глядеть на дергающегося солдата, который продолжал брыкаться и вопить.
— Не думаю, что они видят нас лучше, чем мы видим их, — пробормотал Уэлш, не разжимая губ.
— По-моему, это рядовой Джекс, — внимательно глядя на солдата, проговорил лейтенант Бэнд.
Вопль солдата уже звучал по-другому, в нем слышалось осознание случившегося, а не испуг, удивление и ужас, как прежде. Один из санитаров подошел к нему, разорвал рубашку и впрыснул морфий. Через несколько секунд солдат утих. Тогда санитар отодвинул его руки и перевернул на живот. Сняв ремень и подняв рубашку, санитар осмотрел его, с отчаянием пожал плечами, полез в сумку и стал посыпать рану.
Капитан Стейн стоял бледный, крепко сжав губы, хлопая глазами за стеклами очков. Это был первый раненый из его солдат, которого он увидел своими глазами. Бэнд, стоящий рядом, наблюдал ту же сцену с дружелюбным сочувственным интересом. Файф, находившийся позади Бэнда, приподнялся поглядеть, когда солдат еще брыкался и дрыгал ногами, потом опять лег, совсем вне себя. Он думал только об одном: что, если бы это случилось с ним? Это вполне могло случиться с ним, и еще может…
— Носильщики! Носильщики! — Стейн вдруг повернулся назад к лощине, где две из четырех групп еще не отправились за своим грузом. — Носильщики! — закричал он во весь голос. Одна группа бросилась бегом с носилками.
— Но Джим, — сказал лейтенант Бэнд. — В самом деле, Джим, я не…
— Черт вас возьми, Джордж, заткнитесь! Оставьте меня в покое! — Прибежали запыхавшиеся носильщики. — Принесите этого солдата, — приказал Стейн, указав через гребень туда, где санитар стоял на коленях перед раненым.
Старший носильщик, очевидно, думал, что ранило кого-то на командном пункте. Теперь он увидел, что ошибся.
— Но послушайте, — запротестовал он, — мы уже вынесли оттуда восемь или девять человек, как было приказано… Мы не…
— Молчать, сукины дети, не пререкаться со мной! Я капитан Стейн! Принесите этого солдата, я сказал! — заорал Стейн ему в лицо.
Солдат отпрянул расстроенный, Стейн, как и все остальные, не носил знаки различия.
— Но, Джим, послушайте, — вмешался Бэнд, — ведь он не…
— Подите вы все к чертовой матери! Я здесь командую или не я? — Стейн был страшно разъярен. — Я командир этой роты или не я? Я капитан Стейн или несчастный рядовой? Я здесь приказываю или не я? Я сказал: идите и принесите этого солдата!
— Слушаюсь, сэр, — сказал старший носильщик. — Хорошо, сэр. Сейчас.
— Этот человек может умереть, — более спокойно сказал Стейн. — Он тяжело ранен. Доставьте его в батальонный медицинский пункт и узнайте, можно ли что-то сделать! чтобы его спасти.
— Слушаюсь, сэр, — повторил старший носильщик. Он протянул руки ладонями вверх, словно оправдываясь: — Мы доставили и других тяжело раненных, сэр. Вот все, что я хотел сказать. Мы вынесли троих, которые могут умереть каждую минуту.
Стейн уставился на него непонимающим взглядом.
— В том-то и дело, Джим, — успокаивающе сказал позади него Бэнд. — Разве вы не видите? Вы не считаете, что он должен подождать своей очереди? Ведь это справедливо.
— Ждать своей очереди? Ждать своей очереди? Справедливо? Боже мой! — Стейн упорно смотрел на обоих; его лицо побледнело.
— Разумеется, — сказал Бэнд. — Почему его должны взять раньше какого-нибудь другого парня?
Стейн ничего не ответил. Потом обратился к старшему носильщику.
— Подите и доставьте его, — жестко сказал он, — как я приказал. Доставьте в батальонный медицинский пункт. Я приказываю вам.
— Слушаюсь, сэр, — отвечал старший носильщик твердым голосом. Он повернулся к своим солдатам: — Пошли, ребята. Идем за этим парнем.
— Чего же мы ждем? — сердито проворчал один из них. — Пошли, Хоук. Или боишься подойти близко туда, где стреляют? — Это было несправедливое замечание. Старший носильщик вовсе не боялся.
— Заткнись, Уитт, — сказал он, — и оставь меня в покое.
Все они сидели на корточках. Солдат, к которому он обращался, резко встал. Это был низенький, хрупкий на вид человек, и американская каска, казавшаяся такой маленькой на Большом Куине, выглядела как огромный перевернутый горшок на его крошечной голове и чуть не прикрывала глаза. Он подошел к тому месту, где полулежал Уэлш.
— Привет, первый сержант, — сказал малыш с хищной улыбкой.
Только теперь Стейн, да и все остальные люди третьей роты узнали, что этот Уитт — тот самый Уитт, которого Стейн и Уэлш сообща перевели перед отправкой дивизии на фронт. Все удивились, вспомнив, что значил для них Уитт. Особенно удивился Файф. Все еще лежавший с трубкой около уха, он вдруг сел, радостно улыбаясь.
— Клянусь богом! Привет, Уитт! — воскликнул он.
Уитт, верный обещанию, данному несколько дней назад, скользнул своими узкими глазами мимо Файфа, как будто его не существовало, и снова остановил взгляд на Уэлше.
— Здорово, Уитт, — сказал Уэлш. — Ты что, теперь в санитарах? Присядь.
Стейн молчал: он чувствовал себя виноватым за перевод Уитта, ведь он знал, как ему хочется остаться в роте, но считал, что поступил так, как лучше для роты.