По дороге, ведущей вниз, к мосту через речку Итчен, Вайолет спустилась быстро. Впереди на массивном постаменте спиной к ней высилась статуя короля Альфреда, лицом обращенная к Хай-стрит, король держал в руке меч, причем держал его за лезвие, рукоятью вверх, словно благословлял крестом лежащий перед ним город. Вайолет прошла мимо статуи, огляделась вокруг, быстро присела перед Альфредом в реверансе и двинулась через Уинчестер дальше.
Она прошла мимо витрин средневекового магазина, мимо мясной лавки и аптеки, мимо кафе Одри, где задержалась на секунду с мыслью о чашечке кофе, но передумала и двинулась дальше, миновала Баттеркросс, восьмиугольное каменное строение, где в средние века женщины продавали масло, потом канцелярский магазин Уоррена, где она покупала все необходимое для работы в офисе. Магазины еще не открылись, поэтому народу на улице было мало: случайные велосипедисты, мальчишка-газетчик, мойщик окон, занимающийся витриной магазина одежды. Все они кивали ей, но ни один не остановился, чтобы перекинуться словом, спросить, зачем ей рюкзак и куда она направляется. Никто не сказал ей: «Молодец, Вайолет! Смелая женщина!» Или: «А ты точно хочешь в одиночку отправиться в свой поход?» Или: «Брось ты свою затею, поехали лучше с нами на море!» Вайолет прожила в Уинчестере всего девять месяцев и не считалась еще здесь своей, ни один человек не был готов тратить на нее время. Раньше ее это не беспокоило, но теперь Вайолет захотелось, чтобы хоть кто-нибудь помахал рукой ей вслед и пожелал удачи в смелом предприятии.
Добравшись до верхней части города, Вайолет прошла через каменную арку средневековых Уэст-Гейт – Западных ворот, значит центр города она миновала и теперь осталось перейти через мост над железной дорогой. К железнодорожной станции справа, пуская клубы пара, подошел утренний поезд, следовавший в Лондон. Вайолет увернулась от хлопьев сажи, летящих из паровоза, постояла, глядя, как пассажиры садятся в вагоны, хлопают дверьми, переговариваются между собой, грузят свои вещи. Паровоз раздраженно запыхтел, состав тронулся, и Вайолет подумала, а не отправиться ли ей лучше в Лондон. Чтобы провести там ночь, денег ей, конечно, не хватит, но можно было бы выжать еще денежек из брата, пользуясь его чувством вины перед ней. В Лондоне можно сходить на дневной сеанс в кино или на какое-нибудь представление, концерт, танцевальный вечер с чаем. Прогуляться по набережной Темзы, зайти в книжные магазины на Чаринг-Кросс-роуд, порыться в книгах, медленно пройтись по залам Британского музея. Она и раньше бывала там, но всегда плелась позади родителей. И даже в ее тридцативосьмилетнем возрасте делать все это в одиночку будет непросто, а если честно, то просто страшно.
Впрочем, как и этот поход тоже. Вайолет и раньше совершала пешие прогулки одна – в Саутгемптон-Коммон, например, по приморскому бульвару в Портсмуте, или на острове Уайт, или вверх по склону холма Святой Екатерины в окрестностях Уинчестера. Но все это были просто прогулки, где рядом шагали другие люди и кто-то ждал ее возвращения. А вот прогулок по загородным полям, да еще в одиночку, Вайолет ни разу в жизни не совершала. Когда она проделывала это в своем воображении, ей казалось, что тут нет ничего особенного. Но теперь, когда все происходило по-настоящему, ей вдруг стало боязно и сердце сжалось от страха.
Но ведь имелись же у нее и другие варианты – можно было провести две недели с матерью и теткой в Гастингсе или остаться в Уинчестере, сидеть в душной комнате за чашкой жиденького чая, вышивать, слушая радио и беспокойный щебет волнистых попугайчиков. Правда, именно такая перспектива и заставила Вайолет стиснуть зубы и уйти из города.
Она направилась на запад, по дороге, ведущей вверх по пологому склону между двумя мощными зданиями викторианской эпохи: первое – здание тюрьмы с пятью корпусами, отходящими от центра, как лучи звезды, и с большим световым куполом, потом здание окружной больницы с весьма изысканной кирпичной кладкой. Проходить мимо этих двух учреждений было все равно что прощаться с последними аванпостами цивилизации, так, по крайней мере, ей показалось, и окунуться в места неведомые, где, не исключено, кончается нормальная жизнь и где можно бесследно пропасть, если что-то пойдет не так. Скоро оба здания исчезли из виду, и узенькая дорога резко вильнула вправо. как было написано на карте военно-геодезического управления Великобритании, которую Вайолет взяла у хозяйки, дорога эта была построена еще римлянами. По обеим сторонам потянулись бескрайние поля. Вайолет зашагала вперед, и последние дома скоро остались далеко позади.
С левой стороны дороги раскинулся фруктовый сад с ровными рядами деревьев, ветки которых гнулись под тяжестью еще не созревших яблок. Ну вот, ничего такого страшного здесь нет. С правой стороны дороги – поле для гольфа. Было еще около восьми утра, не больше, а там уже, ударяя клюшками по мячу, бродили мужчины в шляпах с низкими тульями, рубашках и широких спортивных брюках для гольфа, – благодаря их присутствию окружающая местность казалась совсем мирной.
После плавного поворота древнеримская дорога, как, видимо, и задумали ее строители, пошла прямо, с одной стороны ее расстилались поля, а с другой стеной стоял лес. Мимо промчался автомобиль, прогудев ей дружелюбное приветствие, скорей всего, он направлялся в сторону Фарли-Маунт, поскольку больше в том направлении было мало чего интересного. Оставаясь на дороге, Вайолет чувствовала себя в большей безопасности. Здесь, на виду у людей, можно было расслабиться, снять напряжение и спокойно наслаждаться солнышком, лучи которого ласкали ей руки, любоваться стрижами, стремительно проносившимися в небе над ее головой, слушать мирный рокот трактора вдалеке. Стояла тишина, хотя воздух был полон множества всяких звуков. Вайолет замурлыкала какую-то песенку и тут вспомнила, что еще не завтракала. Легкий завтрак она прихватила с собой, он лежал в рюкзаке, так что в любое время можно будет перекусить.
Так прошел час, потом от дороги влево ответвилась покрытая гравием дорожка поуже, ведущая к памятнику. Вайолет пошла по ней, там, у холма, уже стоял обогнавший ее автомобиль. За ним вверх по склону шла тропинка, и холм венчало причудливое сооружение, которое и называлось Фарли-Маунт. Странное это было сооружение. Оно выглядело как четырехугольная пирамида высотой двадцать пять футов, с гладкими белыми стенами, и в каждой стене был небольшой придел с арочной дверью, в общем, что-то похожее на маленькую уэслианскую часовенку[11]. Рядом с этим строением стояла семейная пара, двое их детишек с веселыми криками и хохотом пытались вскарабкаться вверх по наклонным стенкам. Сначала Вайолет решила пройти мимо этого сооружения, присутствие посторонних людей могло разрушить очарование, охватившее ее здесь. Но пирамида, казалось, с некой таинственной силой притягивала к себе, и Вайолет не в силах была ей противиться. Неожиданно для себя самой Вайолет двинулась вверх по тропинке.
Большой диск на монументе напомнил ей о разговоре, который был у нее с Джильдой и Артуром возле собора, – кто-то из них сказал, что сооружение Фарли-Маунт было построено в память о лошади. Дело в том, что построивший его в восемнадцатом веке человек во время охоты на лис вместе с лошадью упал в меловой карьер. И хозяин, и лошадь остались живы, а лошади дали новое имя: Берегись Мелового Карьера. На следующий год эта лошадка победила на скачках, и вот тогда гордый ее победой хозяин построил в ее честь эту пирамиду. Вайолет улыбнулась. Отцу и братьям очень понравилась бы это нелепая история. Интересно, бывали ли они когда-нибудь здесь, подумала она.
Вайолет взошла на вершину холма и подошла к паре.
– Чудный сегодня денек, – сказал мужчина.
– Да, – ответила Вайолет.
Она огляделась. Вокруг расстилалась холмистая местность, окрашенная в несметное множество самых разных оттенков зеленого, желтого и коричневого цвета, омытая яркими солнечными лучами. Сельская местность Англии поистине изумительна. Но в августе уже ощущался конец лета. Переливающиеся волны жаркого воздуха над са́мой землей, знойное солнце, безветрие, желтеющие сенокосные или засеянные пшеницей и ячменем поля, группы деревьев, зеленые листья которых уже начинали бледнеть, – растительность все еще пышная, но уже остро чувствовалось, что скоро осень. Август – месяц, когда лето уходит, совсем не то что в июле, когда оно в самом разгаре и мир природы полон жизни и радости. Август уже окрашен некой меланхолией, которая в сентябре становится еще глубже. Впрочем, Вайолет предпочитала октябрь, когда с деревьев падают листья, воздух становится по-настоящему холодным и свежим, как говорится, бодрит и природа смиренно покоряется судьбе и не пытается больше оглядываться назад, в теплые дни бабьего лета.
Женщина искоса бросила на нее взгляд.
– Самостоятельно путешествуете, что ли? – спросила она и взяла мужа за руку.
– Да… у меня тут должна быть одна встреча…
Вайолет поморщилась от неспособности признаться, что она одна. Ну почему сделать это так стыдно?
Мужчина повертел головой.
– Встреча прямо здесь? – лукаво улыбнулся он, видимо решив, что у нее встреча с мужчиной.
– Нет, в Нетер-Уоллопе.
Несмотря на то что Нетер-Уоллоп был в двух милях в стороне от дороги между Уинчестером и Солсбери, Вайолет отправила письмо в гостиницу «Пять колоколов» и забронировала там комнату.
– И вы идете туда пешком? Ничего себе! – удивилась женщина, – судя по тону, затею Вайолет она не одобряла.
Их детишки уже забрались внутрь пирамиды и забавлялись эхом. Неподалеку стояла уютная скамейка, на ней можно было бы посидеть, позавтракать и одновременно полюбоваться видом. Но Вайолет пожелала мужу с женой приятного дня и ушла. Кусок в горло не полезет, если будешь ощущать на себе подозрительные и жалостливые взгляды.
Она спустилась по тропинке вниз, добралась до дорожки и тут не выдержала и оглянулась. Парочка все еще смотрела ей вслед. И хотя Вайолет уже почти умирала с голоду, она решила поискать укромное местечко где-нибудь подальше. Она пошла по тропинке вниз по склону небольшого холма и у подножия его снова вышла на древнеримскую дорогу, по которой недавно шагала. Здесь тоже была дорожка, с двух сторон огороженная густым кустарником, слишком ухабистая и узкая для автомобилей, она шла через луг, где Вайолет наконец сбросила рюкзак и села. Слава богу, здесь можно отдохнуть, здесь ее никто не увидит. Кроме разве что овец, пасущихся неподалеку, но те не обращали на нее никакого внимания.