– Ты мне очень нравишься, но мы ведь еще плохо знаем друг друга, – осторожно ответила она. – Чтобы стать настоящими подругами, нужно время.
– Ну так вот, – продолжала Джильда, – подруга – не обязательно даже настоящая подруга, просто подруга – не бросает компанию без всяких объяснений.
– Но я же сказала… я всем сказала, что пойду подышу воздухом.
– Но ведь ты не вернулась!
– Да, не вернулась. Но тут у меня… возникла проблема. Прости. Я собиралась все тебе объяснить при первой же встрече.
Вайолет очень удивилась тому, что Джильда так расстроилась. Что ей не все равно, как она, Вайолет, себя ведет, – и это притом что она так близко сошлась с Дороти.
Джильда бросила на нее хмурый взгляд.
– Не стоит трудиться, – сказала она. – Я тебя видела. С Артуром и еще с этим, вторым, как его, с шотландцем. Возле короля Альфреда. Ты даже не остановилась, чтобы поздравить меня с Новым годом или еще что. Просто удрала, и все. Как будто ты… – К великому изумлению Вайолет, Джильда, кажется, подавила рыдание. – Как будто ты стыдишься меня!
– Ты ошибаешься. Все было совсем не так. Что ты!
– А как же тогда? Мне бы хотелось знать. – Джильда поставила чашку и, сцепив на коленях руки, наклонилась вперед.
– Да все из-за этой песни, «Типперари», – ответила Вайолет.
И она стала рассказывать, сначала о том, как на нее подействовала эта песня, потом о том, как появился «человек с кукурузного поля», как она спаслась от него, укрывшись в башне колокольни, и, наконец, как Артур с Китом Бейном провожали ее до дому, а она старалась, чтобы ее никто не заметил.
– Он насвистывал «Love Is the Sweetest Thing», и я сразу подумала, что он тоже был там, в пабе, – добавила она. – Я боялась, что и возле статуи он тоже будет, увидит меня и пойдет следом. Поэтому и не стала искать тебя в толпе.
Лицо Джильды смягчилось, но потом снова как бы отвердело, но уже как-то по-другому.
– Так ты говоришь, он был в нашем пабе?! – вскричала она. – Ладно, я обязательно все разузнаю про него. Там же было полно народу, кто-то ведь должен знать, кто он такой. А потом пошлю Джо и его друзей, уж они с ним разберутся. Он больше близко к тебе не подойдет.
При мысли о том, что какие-то уинчестерские мужчины возьмутся ради нее за это дело, Вайолет стало не по себе, ей очень не хотелось оказаться у всех на виду.
– Нет, прошу тебя, – сказала она, – не надо этого делать. Я не хочу, чтобы тут был замешан Джо. Ну пожалуйста.
– Уж и не знаю, – фыркнула Джильда, стрельнув в нее глазками. – Тогда расскажи мне про Артура.
Вайолет отхлебнула из чашки, теперь она успокоилась.
– А что рассказывать? Тут и рассказывать нечего, – ответила она.
Она поставила чашку на блюдечко, звякнув о него донышком громче, чем ей хотелось бы.
Джильда поморщилась:
– Артур человек неплохой. И преданный. И еще он женат.
– Я знаю.
– Тогда ты не должна так смотреть на него. Я видела, как ты на него смотрела в соборе во время вечерни.
Порывшись в кармане вязаной кофты, Вайолет достала пачку сигарет и предложила Джильде. Ей вдруг позарез захотелось подержать в руке эту крохотную искорку огня.
– А как насчет этого шотландца? – продолжала допрос Джильда.
– Его зовут Кит Бейн. – Вайолет выпустила изо рта струю дыма.
– Кажется, он вполне ничего себе. Почему бы тебе не подумать о нем?
– А почему бы тебе не подумать о нем? – спросила Вайолет и тут же пожалела об этом.
Джильда вся сжалась, втянув руки и голову в пальто, как черепаха в панцирь.
– Джильда, прости, я не хотела…
– Прошу тебя, не будь такой злой. И не суди меня, прошу тебя, – прошептала Джильда. – Я ведь пришла к тебе, чтобы сказать именно это.
– Но тогда и ты не суди меня.
Ее подруга резко выпрямилась на стуле, глаза ее негодующе сверкнули.
– А я и не сужу!
– Нет, судишь. Ты делаешь выводы насчет меня и Артура.
– Но… ну да, пожалуй, ты права.
– Между нами ничего нет. Мы с ним просто друзья.
– Послушай, что я тебе скажу. – Джильда наклонилась вперед, глаза ее горели. – Я знаю, что такое любовь и на что она похожа. Знаю, слышишь? И она есть, Вайолет. Я ведь все вижу.
Вайолет сразу вспомнила, что она наблюдала между Джильдой и Дороти в новогоднюю ночь, а также в соборе, – она ведь видела эти невыразимые словами невидимые узы, которые связывали этих женщин. А между нею и Артуром, есть ли между ними такие узы, образовались ли они? Вайолет ужаснуться бы при этой мысли, но вместо этого ее охватил тайный восторг.
– Расскажи мне о нем что-нибудь, – попросила она.
– Тебе просто хочется поговорить о нем, услышать его имя… с людьми всегда так бывает, когда они влюблены.
– То же самое я могла бы сказать и про тебя с Дороти.
– Ну и что ты хотела бы знать? – вздохнула Джильда.
– Как-то раз он заговорил о поминальной службе по одному звонарю – это было сразу после войны, а на следующий день узнал про сына. Еще он говорил про миссис Найт, но так, пару слов, без подробностей.
Джильда помрачнела.
– Для них это все было просто ужасно, – проговорила она. – Их Джимми так долго считался без вести пропавшим, а это в каком-то смысле хуже, чем знать, что он убит, потому что у тебя остается надежда. А миссис Найт все надеялась, дольше, чем другие, надеялась на его возвращение, даже когда война закончилась. Вбила себе в голову, будто Джимми лежит где-нибудь в госпитале, потерял память, у него пропали все документы, но в конце концов он найдется. Когда очень надо, наши мозги умеют выстраивать такие замки, что ой-ой-ой! А Артур более трезво смотрел на все, хотя, конечно, ему хотелось и жену свою как-то поддержать. Потом они получили письмо, в котором говорилось, что нашелся армейский жетон Джимми, там, где была битва при Пашендейле, через полтора года после того, как он пропал без вести. Похоже, – тут Джильда перевела дух, – похоже, что он попал под минометный обстрел и от него вообще ничего не осталось, один только жетон.
Вайолет сжала свою чашку. А может, Джимми сражался при Пашендейле вместе с Лоренсом? Ходили вместе в караул, прикуривали от одной сигареты, радовались, когда получали письма из дому. Теперь об этом уже ничего не узнать.
– Джимми был прекрасный парень, такой забавный и добрый, – вздохнула Джильда. – Бедная миссис Найт, она так тяжело это переживала. Поэтому они и переехали в Нетер-Уоллоп. Она смотреть не могла больше на этот собор. Да и Артур тоже переживал. Несколько лет не звонил в соборе. По-видимому, стал сбиваться, делать ошибки, и его попросили взять перерыв, отдохнуть. Но очень жаль, что ему пришлось прерваться, потому что, мне кажется, это занятие давало ему утешение, успокаивало, отвлекало от тяжелых дум. Ты же сама знаешь, это как вышивание, оно поглощает всего тебя, забываешь обо всех тревогах и печалях. Думаю, и с колокольным звоном то же самое.
Вайолет кивнула: да, похоже, так оно и есть. Правда, ей трудно было представить, чтобы Артур в чем-нибудь ошибался.
– Артур многим пожертвовал, когда они переехали в Нетер-Уоллоп, – продолжила Джильда. – Работать начал на полставки, а в прошлом году вообще раньше времени ушел на пенсию, чтобы ухаживать за женой. Поэтому и машины у него теперь нет – пенсия маленькая, на нее не прожить. Вот и колесит теперь повсюду на велосипеде. Из Нетер-Уоллопа приезжает – подумать только, четырнадцать миль, часто под дождем или снегом! И телефона у них нет. И фрукты-овощи выращивают сами – вечно он ковыряется на своем огороде.
– Боже мой… – пробормотала Вайолет.
Она сразу вспомнила про рыбную пасту в банках, купленных на распродаже, про дешевые шейные позвонки в мясной лавке, из которых она варит похлебку, про сэндвичи с яйцом и кресс-салатом на полдник. Она и представить себе не могла, что такой человек, как Артур, может думать о ценах на еду.
Вайолет подлила в чашки чай и поняла, что больше говорить об Артуре она не будет, для нее это болезненно.
– Ну а вы с Дороти как, у вас есть какие-нибудь… планы на будущее?
– Да, мы хотим жить вместе, поселиться где-нибудь в маленьком домике, – живо ответила Джильда. – Мы уже все придумали. Как-нибудь справимся вдвоем. Дороти в школе получает неплохое жалованье. А у нас в доме после того, как Олив родила, теперь стало тесновато. А ведь потом еще пойдут дети. Поэтому у меня неплохой повод съехать от них. Олив, конечно, жуткая женщина, но выходит, что нет худа без добра. Кто бы мог подумать?
Видя ее горячность, Вайолет поняла, что Джильде очень хочется поделиться с кем-нибудь своими планами. А с кем еще ей поговорить, как не с Вайолет?
– А Джо и отцу ты говорила об этом?
– Еще нет. Жду удобного момента. Лучше всего, когда в доме соберутся сразу все и ребенок станет плакать.
– А родители Дороти?
– Они оба умерли от испанки в восемнадцатом году, как и наша мать. И Дороти взяла к себе в семью тетка, мамина сестра. Они будут только рады, если она уйдет, – место освободится, да и лишнего рта не будет. И ведь тут нет ничего такого. Подруги иногда живут вместе, разве нет? – Она говорила это так, будто саму себя старалась убедить в правоте своих слов.
– Наверное, – ответила Вайолет.
Они помолчали, докуривая сигареты. Джильда откусила кусочек печенья и рассмеялась:
– Ну вот, зачем я это сделала? Я ведь терпеть не могу это печенье!
Подруга еще нервничала, и Вайолет пыталась придумать, как ее успокоить. Это было непросто, ведь ей самой было не по себе. Непонятно, как это сделалось, но во время их разговора между ее отношениями с Артуром и отношениями Джильды и Дороти как бы поставлен знак равенства. И если бы Вайолет хоть как-нибудь выразила свое смятение, отвращение или иное негативное чувство, тут же рикошетом попало бы и ей самой. Но как это могло случиться?
Вайолет вдруг поймала себя на том, что хмурится, – Джильда тоже нахмурилась. И тогда она задала подруге первый откровенный вопрос, который пришел ей в голову: