К Вайолет подошла Марджори и взяла ее под руку.
– Тетя Вайолет, – сказала она, – я хочу подарить тебе свой подарок.
– После обеда, Марджори, – вставила ее мать.
– Нет, я хочу подарить его прямо сейчас, – повторила Марджори. – Я знаю, тебе очень понравится. Я знаю это!
От Вайолет не укрылось, что последний год девочка стала гораздо более уверенной в себе. Теперь главное – поощрять эту обретенную ею черту и ни в коем случае не подавить ее. Интересно, отпустят ли девочку погостить у нее с недельку в Уинчестере, подумала Вайолет.
– А может, и правда, хотя бы один подарок получить сейчас, а остальные можно и потом, – поддержала она племянницу. – И если позволите, чтобы он был от Марджори.
– Ну так уж и быть, – согласилась Эвелин. – Марджори, он у меня в сумке, в коридоре.
Марджори сразу выскочила за дверь.
– А хочешь знать, какой подарок приготовила тебе я? – объявила миссис Спидуэлл – она явно хотела быть первой и решила обойти Марджори у самого финиша. – Миндальное масло для кожи! Дороти купила его по моей просьбе. Я стала пользоваться им как раз в твоем возрасте, и еще несколько лет кожа у меня оставалась свежей.
– Большое спасибо, мама, – отозвалась Вайолет, переглянулась с Эвелин, и обе незаметно усмехнулись.
Марджори вернулась с пакетиком размером с ладонь Вайолет, подарок был небрежно завернут в грубую оберточную бумагу. Она положила его на колени Вайолет и стояла, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и бросая косые взгляды на Дороти, которая как раз вернулась с чайным подносом и остановилась в дверях. Вайолет почувствовала укол ревности: она не ожидала, что племянница станет общаться с Дороти, как бы это ни выражалось, но, похоже, они уже сблизились и общались без церемоний. «Если бы я осталась с мамой, – подумала Вайолет, – я бы чаще виделась с Марджори…» Но она отбросила эту мысль и сосредоточилась на подарке.
Вайолет развернула бумагу, в ней оказался игольник с вышивкой фиолетовой, розовой и кремовой нитками – узор был точно такой же, как и на мешочке для пожертвований, который вышивала Вайолет. Игольник был выполнен в виде книжечки со страницами из тонкого фетра, куда втыкались иголки, – нечто подобное Вайолет подарила Марджори на Рождество.
– Ты сама это сделала? – спросила Вайолет.
– Да! – гордо ответила Марджори и, не в силах сдерживаться, запрыгала на месте. – Ты сделала игольник для меня, и я решила сделать такой же для тебя!
– Ну-ну, Марджори, хватит прыгать, успокойся и скажи правду, – проворчала Эвелин. – Ведь тебе помогала Дороти? Марджори чуть ли не каждый день пропадала здесь, все трудилась над этим игольником, – пояснила она.
Вайолет присмотрелась к подарку внимательней и увидела, где работала сама Дороти, а где хитро оставила спущенные стежки и небольшие узлы неисправленными, чтобы показать работу Марджори. Она бросила взгляд на Дороти, которая с улыбкой смотрела на огонь в камине, потом на стоящую перед ней с сияющим лицом племянницу, гордую тем, что она сама сделала такую полезную и красивую вещь.
– Мне очень нравится, – сказала Вайолет, обнимая Марджори. – Большое тебе спасибо, дорогая моя племянница. Я прямо сейчас пристрою сюда все свои иголки.
Она знала, что дети любят, когда результат достигается быстро, и достала из сумочки свой изрядно потрепанный игольник.
– Так вот куда пропал мой игольник! – воскликнула миссис Спидуэлл, свирепо глядя на дочь.
– Да, мама, я была без него как без рук, спасибо тебе большое.
Вайолет переправила иголки из старого игольника в новый, а безмерно счастливая Марджори наблюдала за этим процессом.
– Когда вырасту, обязательно стану вышивальщицей, – заявила она.
– Я познакомлю тебя с мисс Песел, – отозвалась Вайолет и положила в сторону опустевший игольник матери. – Для нее это профессия. Она даже в Греции учила девочек вышивать. А один раз каталась верхом на верблюде, – прибавила она, чтобы образ Луизы Песел и ее жизнь показались еще более экзотическими и привлекательными, хотя не совсем понятно было, какая связь существует между вышиванием и верблюдами.
– И я тоже буду, – сказала Марджори. – Я так решила!
Она искоса бросила взгляд на мать и бабушку, как бы ожидая от них возражений. Но миссис Спидуэлл не следила за разговором дочери со своей племянницей, а Эвелин была занята Глэдис. Тогда Марджори посмотрела на Вайолет, и они улыбнулись друг другу.
В дверь кто-то постучал, и Дороти пошла посмотреть, кто там. Она вернулась, когда Вайолет разливала чай, а с ней вошла и Джильда. К крайнему изумлению Вайолет, ее подругу все встретили как свою, это значило одно: она здесь уже бывала, и не раз.
– С днем рождения, Вайолет! – вскричала Джильда. – Надеюсь, тебе понравился подарок Марджори? Прекрасная работа, правда?
– Да.
Джильда тут же повернулась к брату Вайолет:
– Том, ты знаешь, Джо сказал, что у него кое-что для тебя есть. Обязательно позвони ему, он расскажет подробности.
Поймав вопросительный взгляд Вайолет, Том пожал плечами.
– Да вот понимаешь, подумываю о покупке машины побольше, – пробормотал он. – Семья, как видишь, растет. А брат Джильды обещал помочь.
– Понятно.
Оказывается, Джильда с Дороти примазались к ее родственникам, у них уже какие-то свои общие дела, о которых Вайолет ни сном ни духом не ведает. «Такова цена моей жизни в Уинчестере», – подумала она и кивнула. Она готова была платить эту цену.
Дороти в зеленом пальто и берете уже ждала у двери.
– Ну, тогда мы пошли, – сказала Джильда.
– Что будете смотреть? – спросила Эвелин.
– «Опрометчивость Евы»[27].
Джильда бросила быстрый взгляд на Дороти и улыбнулась.
– В первый раз мы на него не попали, – сказала она.
– Везет вам. Когда-нибудь и мы сходим в кино, правда, Том?
Дороти кивнула Вайолет:
– Надеюсь, лимонный торт тебе понравится. Еще раз с днем рождения. Panem et circenses[28].
– Ох уж эта латынь! – простонала миссис Спидуэлл. – Что бы подумал Джеффри?
– Он бы только одобрил, – ответила Вайолет.
– Потрясные девчонки! – заявил Том, когда дверь за ними закрылась.
Вайолет действительно насладилась и хлебом, и зрелищами. Мать ее совсем разомлела и размякла, оно было и лучше, поскольку не столь остро донимало чувство вины и можно было даже вволю подтрунивать над ней. Мисс Спидуэлл, со своей стороны, рассказывала, как праздновались у них в семье другие дни рождения, и даже упомянула Джорджа.
– Когда твой брат увидел тебя в первый раз, – сказала она, – он был крайне разочарован тем, что ты не умеешь играть с ним в кубики. «Уберите ее, пусть сначала научится! – кричал он. – Уберите ее от меня…» – со смехом повторяла миссис Спидуэлл.
Настроение, по всему, у нее было хорошее, но когда они покончили с обедом, выпили чая с тортом, раздарили подарки, миссис Спидуэлл вдруг откашлялась.
– Я бы хотела вам кое-что сообщить, – торжественно проговорила она.
Вайолет держала на руках маленькую Глэдис, Марджори прильнула к ее колену. Тетя с племянницей обсуждали, можно ли сейчас снять с ребенка шерстяные вещи, поскольку в комнате было тепло и щечки у девочки раскраснелись. Том с Эдвардом играли в карты, а Эвелин с ногами устроилась на диване и сидела, закрыв глаза.
– Думаю, вполне можно, – решила Вайолет и стала снимать с Глэдис белую кофту, а та с серьезным видом наблюдала за ее действиями. Она не кричала и не плакала, напротив, протянула руку и ухватила Вайолет за нос.
– Я приняла окончательное решение, – продолжила миссис Спидуэлл.
Том оторвался от карт, а Эвелин тревожно открыла глаза.
– Я решила наконец покинуть этот дом… пришло время. Он для меня слишком велик. Летом я перееду в Хоршем к сестре Пенелопе. Она нуждается в моей помощи. У нее так много работы, ей надо ухаживать за свекровью, за всей этой оравой внуков и внучек. Мое присутствие там будет неоценимо.
Том, Эвелин и Вайолет в испуге смотрели на мать.
– Мама! – вскричал Том. – Почему ты нам ничего не сказала о своих планах? Тебе вовсе не надо…
Тут он увидел, как Эвелин мотает головой, и замолчал.
«Нет, надо, – подумала Вайолет. – Очень даже надо. Какое разумное решение. Спасибо тебе, тетя Пенелопа».
Но вместо того чтобы почувствовать облегчение, ей вдруг захотелось заплакать. Она уткнула лицо в спинку Глэдис, которая пахла теплом и еще каким-то острым запахом, характерным для грудных детей.
– А как же Дороти? – спросила Марджори, проявляя удивительное, не свойственное детям беспокойство. – Где она будет жить?
– За нее не волнуйся, – ответила Эвелин. – Не сомневаюсь, что она найдет место, где жить.
– Дороти уже знает, – сказала миссис Спидуэлл. – Мы с ней много говорили об этом. Кстати, именно она и подала мне эту мысль. Очень благоразумная девушка. Они с Джильдой нарочно ушли пораньше, чтобы подыскать жилье до начала сеанса.
– То есть… Дороти хочет жить… в Саутгемптоне? – заикаясь, проговорила Вайолет.
– Они хотят жить вместе. Замечательно иметь такую хорошую подругу, как вы считаете? Хотя я не представляю, как Джильда терпит эту латинскую тарабарщину!
Мать не назвала их ни мужененавистницами, ни ненормальными. «Интересно, знает ли мама про их отношения?» – подумала Вайолет.
Она поймала застывший взгляд Эвелин. «А вот она знает, – мелькнула мысль, – хотя Эвелин вполне разумная женщина и не станет говорить об этом вслух даже с Томом».
– На что же они будут жить? – задала она вопрос скорее самой себе, чем матери.
Миссис Спидуэлл откинулась на спинку кресла, довольная тем, что она это знает, а остальные нет.
– А они ищут работу. Дороти нужно место учительницы латыни, а Джильде – в какой-нибудь бухгалтерии. Даже в наши тяжелые времена нужно вести бухгалтерский учет и учить детей.
– А как же мастерская ее брата?
– А там бухгалтерией будет заниматься его жена. «Гадкая Олив», как называет ее Джильда. Послушать ее, так Олив и в самом деле кошмарное создание. Джильда говорит, что она носит ужасно тесные платья, которые непозволительны для матери семейства! – радостно воскликнула миссис Спидуэлл.