– Куда едем? – спросила она.
– В Нетер-Уоллоп.
Насколько же крепок и силен этот человек, подумала она. Ведь ему пришлось целых четырнадцать миль крутить педали, чтобы забрать ее здесь и проводить обратно до Нетер-Уоллопа.
Они поехали по дороге, ведущей из Уинчестера на север, к Стокбриджу. В этот ранний час машин почти не было, и Вайолет, полтора года не сидевшая в седле велосипеда, приспособилась довольно быстро. На подъеме, когда только выехали из города, она еще немного виляла, но как только дорога пошла ровная, она держалась уже уверенно, стараясь не отставать от Артура, который, выпрямив спину, размеренно крутил педали. Вайолет подозревала, конечно, что сейчас он едет гораздо медленнее, чем обычно. Потом Артур сдал немного в сторону и сбавил скорость, чтобы она могла ехать рядом с ним по залитой солнцем дороге, идущей через загородную местность. Через пару часов солнце уже поднялось довольно высоко, роса испарилась. Совсем тепло станет чуть позже, а сейчас воздух еще прохладен и свеж, а над головой бездонное голубое небо.
Мимо них, как медленные волны, проплывали поля. Некоторые были только что вспаханы и чернели свежими бороздами. Другие уже зеленели пушком молодых побегов. Кругом все дышало свежестью по сравнению с тем, что было в прошлом августе, когда она шагала пешком в Солсбери. Тогда земля была похожа на пожилую женщину, уже познавшую жизнь и немного усталую. Теперь же, в мае, она была как юная девушка, чистая и открытая всему, что ждет ее впереди. «А меня каким месяцем можно определить? – думала Вайолет. – Давно не май, конечно, но еще и не август. Я нахожусь где-то в июле. В расцвете сил и готова ко всему».
– А мы успеем доехать до Нетер-Уоллопа, когда нужно будет звонить? – спросила Вайолет, догадавшись, зачем они туда едут. Впрочем, свою роль в этой поездке она еще не совсем понимала.
– Должны, – ответил Артур и слегка прибавил скорость. – Перед Стокбриджем остановимся передохнуть. А как там ваши вышивальщицы поживают? На прошлой неделе освящали что-то новенькое?
– Еще одну партию мешочков для пожертвований и кайму для одной из законченных подушечек.
– С каким узором?
Вайолет ответила не сразу:
– С филфотами.
Переднее колесо Артура слегка вильнуло.
– Это мой сознательный акт протеста, – торопливо добавила она, – против нацистов и всех тех, кто их поддерживает. Так объяснила мне мисс Песел.
– Да уж… – Артур помолчал секунду и продолжил: – Уж не собираетесь ли вы наполнить своими филфотами весь клирос?
– Нет-нет, только эта подушечка, и все. На ней изображено Древо жизни, это как раз подходит к первой. Двух таких подушечек вполне достаточно, мы вместе с мисс Песел так решили. Хотя она все-таки сказала, что оставляет за собой право вышить еще одну такую кайму, если очень разозлится. Но надеется, что этого не будет.
До Нетер-Уоллопа они добрались как раз к девяти, даже чуть пораньше. Вайолет слегка запыхалась от непривычной физической нагрузки и теперь гадала, как отнесутся к ее присутствию остальные звонари.
– Сейчас я должен пойти туда и подготовиться, – сказал Артур, когда они остановились возле дорожки, ведущей к церкви, и слезли с велосипедов. – Советую сначала послушать здесь, снаружи. А потом, уже к концу, заходи в церковь и сядь где-нибудь справа в задних рядах.
Вспотевшая от езды Вайолет послушно кивнула, она была несколько обескуражена и разочарована. В голову пришла было нелепая фантазия, будто ей предложат принять участие в звоне, хотя, понятное дело, мечтать об этом было бы глупо. Кит Бейн рассказывал ей, что только правильно тянуть за веревку он учился целый месяц: делать это движение двумя руками не так-то просто, как может показаться на первый взгляд. Артур, по всему, привез ее сюда просто для того, чтобы она послушала.
Он скрылся в церкви, а Вайолет направилась к скамейке – как раз той, на которой она слушала звон колоколов девять месяцев назад. Проходя мимо пирамиды, возвышающейся над церковным кладбищем, она остановилась и погладила ее гладкую, нагретую солнцем поверхность. Почти двадцать восемь лет назад ее брат пытался залезть на нее. Уже семнадцать лет, как его нет на свете, и шестнадцать прошло с тех пор, как погиб Лоренс. Может быть, когда-нибудь жгучая боль воспоминаний об этом затихнет. Она-то еще жива и очень этому рада. И мама тоже жива: она тоже оставила прошлое позади, хотя у нее в душе это прошлое было не таким, как у Вайолет, ведь она все-таки мать. Вайолет двинулась дальше и, как только села на скамейку, раздался первый удар колокола, за ним другой, и все пять колоколов стали отбивать короткую нисходящую гамму, а Вайолет закрыла глаза и подставила лицо солнцу.
Было без четверти десять, когда Вайолет встала и через кладбище снова направилась ко входу в церковь: теперь она волновалась, не зная, что будет дальше. Неужели Артур собирается познакомить ее со своей женой? И всю службу они будут сидеть рядышком, как две курицы, на виду у всей деревни? А может, когда он закончит звонить, они сядут на велосипеды и уедут? А дальше что?
В церкви было прохладно и сумрачно, а также пусто, если не считать звонарей. Женщины уже убрали помещение цветами, вытерли пыль со скамей, подмели пол, разложили молитвенники, бумаги приходского священника уже лежали на кафедре.
Звонари отбили уже половину положенного, они плавно работали руками, хватая и отпуская веревки, и наблюдали за движениями друг друга с таким сосредоточенным вниманием, какого Вайолет еще никогда не видела. Потихоньку, стараясь не привлекать их внимания, она проскользнула на место, села и стала слушать, ей очень хотелось увидеть узор перезвона, следуя за ударами главного колокола. С меньшим количеством колоколов это делать было гораздо легче, и она смогла уже различать, как с каждым движением звонарей удары ложатся точно на свое место. Наконец прозвучал последний удар, и перезвон снова пошел по нисходящей гамме.
– Стой! – скомандовал распорядитель.
Четыре колокола умолкли, и только тенор продолжал бить, теперь уже чаще, настойчиво призывая жителей в церковь, где скоро должна начаться служба. Остальные звонари пошли к выходу, и Вайолет затаилась, стараясь не шевелиться, чтобы они ее не заметили.
Дверь за ними закрылась, и она услышала голос Артура:
– Вайолет, иди сюда!
Она заторопилась к основанию башни, где праздно свисали четыре веревки, а пятой, веревкой тенора, ритмически работал Артур: вниз до пояса, потом вверх, становясь чуть ли не на цыпочки.
– Видишь вон тот занавес? – он кивнул на бархатный занавес бледно-оранжевого цвета, висящий в углу, там, где был вход к колоколам. – Задерни его. И тогда мы не будем отвлекать прихожан от службы.
«Вот именно, – подумала Вайолет. – Тогда они не увидят меня». Но она сделала, как просил Артур, и занавес отрезал их от нефа как раз в ту секунду, как открылась дверь и в церковь вошел мужчина аристократичного вида, в шерстяном костюме, тот самый, который в августе говорил с нею. Неясно было, успел увидеть он ее или нет.
Вайолет подошла к Артуру.
– Отлично, – сказал он. – А сейчас я буду учить тебя, как правильно держать веревку.
Он потянул за веревку вниз, потом отпустил, и та побежала между его ладоней обратно вверх, и он снова остановил ее. Тишина наступила потрясающая. За занавесом слышны были голоса, шарканье ног заполняющих церковь людей.
– Встань вот сюда, напротив меня, – тихонько продолжил Артур.
Теперь они стояли лицом друг к другу, а между ними свисала веревка колокола.
– Тянуть надо за эту вот толстую часть, она называется салли, а я буду держать за конец. Ухватись обеими руками за салли, сейчас она у тебя над головой… вот так, правильно. Потом тяни, пока руки не окажутся на уровне пояса, тогда отпускай, и она снова пойдет вверх. Я буду держать за конец веревки и контролировать. Как только салли снова пойдет вниз, хватай ее, а когда она пойдет вверх и окажется у тебя над головой, снова тяни вниз. Понятно?
– Я…
– У нас мало времени. Просто делай, что я говорю, и положись на меня. Хватай салли и тяни вниз до пояса, – сказал Артур, кивая на толстую, полосатую часть веревки.
Вайолет набрала в легкие побольше воздуха, обеими руками ухватилась за салли и потянула. Секунду ничего не происходило, хотя по натяжению веревки она ощущала тяжесть колокола. Он оказался не таким тяжелым, как она ожидала, а потянула она слишком уж сильно.
– Отпускай! – громко прошептал Артур.
Она быстро отпустила, и салли устремилась к потолку.
– Не смотри на веревку. Смотри на меня, – снова прошептал Артур.
Он потянул за конец веревки, и салли снова пошла вниз.
– Теперь, когда пойдет вверх и будет у тебя над головой, хватай и снова тяни. И все время смотри на меня.
Вайолет потянула, и снова ему пришлось напомнить ей, чтобы она отпустила салли и не смотрела на веревку. Странное это было ощущение, вверх и вниз, вверх и вниз, чтобы сохранить правильный ритм, требовалась полная сосредоточенность. Сначала у нее никак не получалось контролировать веревку, та не слушалась, двигалась рывками, не хотела плавно бежать то вверх, то вниз. Несколько раз Артуру приходилось самому хватать салли и выправлять ее. Но прошло минуты две, и Вайолет удалось согласовать свои движения и добиться размеренного ритма, она поняла, что работать гораздо легче, если не отрывать глаз от Артура и больше ни о чем не думать. Он стоял совсем близко, помогал тянуть за веревку и следил за ее бегом, как и Вайолет тоже. Оба сосредоточенно наблюдали за движениями веревки, колокола и друг друга. Это чем-то напоминало качели, когда качаешься с кем-то вдвоем, старательно выверяя свои движения с действиями напарника, а также с ходом самих качелей. На короткое время Вайолет ощутила эту синхронность с работой Артура и бегом веревки и колокола.
Она так сосредоточилась на работе с веревкой, что ничего не слышала вокруг, и только через несколько минут до ее сознания дошел звон колокола над головой, который показался ей удивительной, чудной музыкой. И каким-то глубоким, почти инстинктивным чувством Вайолет поняла, что эта музыка рождается движением ее собственных, тянущих за веревку рук.