– Да, ты права. Так будет лучше всего.
Артур согласился с ней так простодушно, что сердце ее заныло: ей хотелось, чтобы он с ней спорил. Но и он был прав, какими бы ни были последствия того, что произошло с ними сегодня. Они оба это хорошо понимали.
Артур взял на секунду ее лицо в свои ладони, печальными синими глазами заглянул ей в глаза и улыбнулся. Потом поцеловал, зашагал к воротам, перелез через них, ни разу не оглянувшись. Как только он покатил на дребезжащем велосипеде прочь, Вайолет вытерла лицо его носовым платком, отряхнула и поправила одежду, причесалась, убирая из волос травинки, успокоила дыхание. Потом встала, комкая носовой платок в кулаке, окинула взглядом усеянное лютиками поле. Что бы там ни было, внутри у нее все пело, словно оповещая ее о возможных переменах, о новой жизни.
Она сунула носовой платок в сумочку и вдруг услышала, как звякнули ворота, она удивилась: неужели вернулся Артур? Она повернулась и увидела, что это вовсе не Артур. На нижней перекладине ворот стоял Джек Уэллс. Вот он ухватился за верхнюю перекладину, быстрым движением подтянулся, лег животом на ворота, мелькнули ноги, и он изящно приземлился с этой стороны.
Он стоял и смотрел на нее темными, широко раскрытыми глазами, на губах медленно расцветала улыбочка, а ей казалось, что время замедлилось и скоро совсем остановится. Вайолет удалось быстро прикинуть, что его ферма с ржавой техникой и кукурузным полем, где он преследовал ее прошлым летом, совсем рядом, через одно или два поля к югу. Душа ее была столь наполнена ее отношениями с Артуром, его колокольным звоном, что она и думать забыла про тот злосчастный летний день, как и про то, что случилось в канун Нового года. Она совсем выбросила этого человека из головы… и вот он снова здесь.
«Ну уж нет, – подумала Вайолет. – Тебе не удастся отнять у меня этот день».
– Убирайся! – крикнула она, не успел он сказать хоть слово.
Улыбочка на его лице стала еще шире.
– С чего это вдруг?
– Потому что я прошу тебя об этом, а джентльмен всегда делает то, о чем его просит женщина.
– Неужели? Надо же, а я и не знал. Я всегда думал, что мужчина может взять себе все, что ему нравится.
Он шагнул к ней. Она сделала шаг назад. «Так, – мелькнула в голове мысль, – пришло время думать быстро и ясно». «Лучше всего не паниковать, – услышала она в ушах голос отца. – Спокойно прикинуть, какие есть варианты, и быстро выбрать лучший. И не мудрствовать, не усложнять».
Она прислушалась. Артур уехал, жилья поблизости нет – воскресенье, фермеры сидят по домам, отдыхают. Помощи ждать неоткуда. Можно ли отговорить его от того, что он задумал? Судя по опыту предыдущих с ним встреч, вряд ли. Может, уступить, дать ему то, что он хочет? И тогда он, возможно, поступит с ней не очень жестоко.
Ну уж нет! Ни в коем случае нельзя поощрять его. После того, что у нее только что было с Артуром, она не потерпит, чтобы он надругался над ними. Чему она научилась за полтора года жизни в Уинчестере? Сопротивляться. Итак, она будет сопротивляться.
Вайолет бросила быстрый взгляд в раскрытую сумочку: носовой платок Артура, бумажник, губная помада, пудреница, несколько квитанций и длинная полоска скатанного в рулончик холста для каймы, которую она начала вышивать. Она сунула его в сумочку, чтобы было чем заняться, если долго придется ждать Артура. А вот и игольница, которую ей подарила на день рождения Марджори, а в ней несколько иголок для вышивания, воткнутых в фетровые странички, коротких, толстых, с закругленными, тупыми кончиками. Она быстро прикинула возможности этих иголок.
Джек Уэллс сделал к ней еще один шаг.
– А вообще, что ты тут делаешь одна? – задал он вопрос.
Значит, он не видел ее вместе с Артуром, с облегчением подумала Вайолет.
– Я… любуюсь цветочками.
– Почему ты всегда ходишь одна?
– Это не твое дело. Что плохого в том, чтобы быть одной?
– Женщине негоже быть одной. Ей нужен мужчина, который будет ее защищать. Иначе бог знает, что может случиться.
– Чушь собачья! – резко ответила Вайолет, она вдруг разозлилась. – И вообще, мы тут вовсе не одни. На дороге кто-то есть.
Она кивнула в сторону ворот. Он оглянулся, чтобы посмотреть, а она быстро залезла в сумочку, раскрыла игольницу, достала самую большую иглу, приладила ее к корешку между двумя сторонами игольницы так, чтобы наружу торчал острый конец. Потом закрыла игольницу и крепко зажала ее между пальцами, большим и указательным, там, где скрывалась иголка. Она проделала этот маневр за три секунды, едва успела до того, как он повернулся к ней снова, явно раздраженный.
– Думаешь, ты такая умная? За дурака меня держишь? Сучка!
Он подскочил к ней так быстро, что она не успела даже шевельнуться. Толкнул ее в грудь, она за что-то зацепилась ногой и упала на землю, больно ударившись локтем и плечом. Но игольник с торчащей иголкой ей удалось удержать, хотя посмотреть, на месте ли игла, она не осмелилась.
Секунду он постоял над ней, закрывая своей фигурой солнце, так что Вайолет теперь видела только его силуэт в торжествующей позе. Потом нагнулся к ней, схватил ручищами за плечи и прижал к земле. Роста он был невысокого, но крепкий и сильный, как всякий фермер, работающий на свежем воздухе, от него пахнуло потом и сигаретами, а еще резким запахом скотного двора. Он плотно прижался к ней бедрами, и Вайолет почувствовала твердое у него между ног. Ужас сковал ее.
Но в пальцах ее все еще была зажата игольница. Кончиками пальцев она ощущала ее гладкую вышивку, аккуратные – и не очень – стежки, они были сделаны рукой племянницы, которая любит ее. Прикосновение к этим уверенным стежкам придало ей силы.
Джек Уэллс убрал одну руку с ее плеча и потянулся к поясу на штанах. «Сейчас!» – подумала Вайолет, крепко сжала игольницу, взмахнула рукой и, взмолившись, чтобы иголка не выпала, что было силы вонзила ему в шею.
Он дико заорал и, схватившись за шею, скатился с нее.
«Вперед!» – приказала себе Вайолет.
Она вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль в локте и в плече, подхватила сумочку и побежала, сначала споткнувшись, но потом все быстрей и быстрей – так быстро она еще никогда не бегала, даже когда совсем юной убегала от братьев. Вот и ворота, одним духом она перемахнула через них. Вайолет не оглядывалась, чтобы только не терять драгоценных секунд. Велосипед был на месте, стоял возле ограды. Когда она добежала до него, брякнули ворота – это он перепрыгнул через них. Но она и не оглянулась, вскочила в седло и что было сил нажала на педали.
Вайолет слышала за спиной его тяжелое дыхание, слышала, как он ругался и злобно рычал, все ближе и ближе, вот он уже схватил ее за руку. Но ей удалось вырваться, иначе ей грозило бы падение с велосипеда. Вайолет поднажала, мышцы бедер так и горели, и, набрав скорость, оторвалась от преследователя.
Тяжело дыша, ни о чем не думая и не снижая скорости, она без оглядки крутила педали, раз-два, раз-два – воздух обжигал легкие. Опомнилась она, только когда между ней и бегущим за ней мужчиной было, как ей казалось, несколько миль. На дороге ни души, ни одной фермы поблизости, по обе стороны только поля и перелески. Здесь царило полное безлюдье, и ее охватило чувство благодарности к велосипеду, как к верному коню, который вынес ее и спас от смертельной опасности.
Вайолет снизила скорость, только когда добралась до какой-то фермы, раскинувшейся с обеих сторон дороги, а за ней был поворот к деревне. Ферма жила своей полнокровной жизнью: на ближнем поле паслись коровы, во дворе расхаживали куры, возле дома женщина что-то выливала из ведра в траву, на стуле сидел грелся на солнышке и читал газету мужчина, трое мальчишек гоняли мяч, а между ними с громким лаем прыгала собака. После всего, что с ней совсем недавно случилось, сцена казалась такой мирной и обыденной, что Вайолет, не веря глазам своим, едва удержалась от смеха.
На поле осталась ее шляпа, и волосы спутались. Увидев Вайолет, мужчина и женщина не сводили с нее изумленных глаз. Не останавливаясь, она проехала дальше. Дорога теперь была оживленной – люди возвращались из церкви или ехали к родственникам в гости на воскресный обед. Вайолет старалась не смотреть в глаза ни сидящим за рулем, ни пассажирам.
На окраине Уинчестера она остановилась, прислонила велосипед к столбу дорожного знака, порылась в сумочке и достала пудреницу. В зеркальце увидела на щеках пятна, спутанные волосы, искусанные губы и диковатый взгляд в глазах. Да, ни пудра, ни губная помада тут не помогут, подумала она. Постаралась как могла привести в порядок прическу рукой. Кладя обратно в сумочку пудреницу, вдруг поняла, что здесь нет подаренной племянницей игольницы. Должно быть, осталась на поле вместе со шляпой и теперь потеряна навсегда – не станет же Вайолет сейчас возвращаться. Она представила, как лежит там брошенная игольница, и расплакалась, громко всхлипывая и сотрясаясь всем телом.
Но плакала она, к счастью, недолго, – что сделано, то сделано.
Вайолет нащупала носовой платок Артура, вытерла глаза и лицо. Закурила, делая глубокие затяжки и пуская струю дыма к небу. В голове мелькнула мысль, не пойти ли в полицию – заявить на Джека Уэллса. Но тогда придется объяснять недоверчивым полицейским, зачем она оказалась на поле одна, и тем самым втянуть в дело Артура. Нет уж. Она представила торчащую в шее Джека Уэллса иголку и кивнула. Нет-нет, хватит. «Вайолет Спидуэлл, – подумала она, – ты хоть видишь сама, что натворила?»
Она снова села на велосипед и, не вращая педалями, покатила под уклон к городу – мимо железнодорожной станции, мимо средневековых ворот Уэст-Гейт, по Хай-стрит прямо к Баттеркроссу, а оттуда к внешнему дворику собора. Крутить педалями почти не нужно было, казалось, собор сам притягивает ее к себе, как магнит.
Вайолет прислонила велосипед к стене и вошла в прохладное помещение собора, двинулась прямо по центральному проходу нефа к ступенькам, ведущим к хорам. В соборе было пусто, если не считать алтарника, который в самом конце пресбитерия раскладывал напрестольную пелену и свечи на алтаре, подготавливая помещение к вечерне. Вайолет оглядела ряды стульев слева и справа от центрального входа. Подушечка с королем Артуром лежала слева, а недавно законченная – с Древом жизни – справа. На обеих были видны филфоты, но они не бросались в глаза, и, чтобы увидеть их, нужно было внимательно приглядеться.