— Инар Рабан, какая удача, что я вас увидел именно сейчас!
— Ваше сиятельство, агнара Берлуэн, — с достоинством поклонился нам портной. — Чем могу служить вам, д’агнар Альдис?
Мой жених взбежал по ступеням, обнял за плечи достопочтенного мастера и потянул за собой:
— Идемте же, мне нужен ваш совет, — говорил диар, все больше разделяя инара Рабана и нас с платьем.
— Но… — попытался заупрямиться мастер.
— Дело касается моей дражайшей невесты, — понизив голос, сообщил инару Аристан. — Уж в этом-то деле вы не позволите мне полагаться только на свой вкус.
И направил на портного такой доверительный взгляд, что мне захотелось захлопать в ладоши и крикнуть: «Браво, ваше сиятельство!». Инар Рабан растерянно посмотрел на меня, после на своих помощников, снова на меня. Затем перевел взгляд на диара и махнул рукой:
— Вы правы, ваше сиятельство, без меня вам точно не обойтись.
И направился вперед хозяина поместья к входным дверям. Мой жених обернулся ко мне, состроил многозначительную физиономию, усмехнулся и поспешил за мастером. Я проводила их взглядом, после заметила подоспевших женщин, служивших мне, кивнула им и поспешила в свои покои. Нужно было привести себя в порядок после прогулки на лошади, перекусить, потому что волнение все-таки появилось, а вслед за ним и аппетит, а там уж и облачаться к обряду.
Усилиями его сиятельства инара Рабана я не видела до тех пор, пока парикмахер не закончил с моей прической и не прикрепил тончайшую вуаль, тянувшуюся за мной длинным шлейфом. Нести его должны были мои сестры. Эту честь Мели и Тирли не пожелали доверить никому.
Сами они вбежали в мои комнаты, когда я еще одевалась. Я с умилением взглянула на девочек в новых шелковых платьях изумрудного цвета, расшитых жемчугом. На головах близнецов красовались завитые локоны и искусно сделанные зеленые веточки с нежными белыми цветами. Премиленькие атласные туфельки с бантиками кокетливо сидели на ножках сестер. Они были похожи на прелестных куколок. Мели и Тирли задрали носы, покрутились передо мной, но вдруг завизжали, захлопали в ладоши и запрыгали на месте, находясь от себя в полнейшем восторге.
— Жаль инар Рабан их не видит, — негромко произнесла моя горничная, наблюдавшая последний экстаз нашего мастера. — Он бы точно упал в обморок. Сколько счастья.
Женщина весело улыбалась, глядя на близнецов, однако быстро опомнилась и прикрыла рот ладонью. Я тепло улыбнулась ей в ответ, показывая, что не сержусь, и вернулась к прерванному занятию. Девочки кружили вокруг меня, с пристрастием и завистью рассматривая мой наряд.
— Когда я буду выходить замуж, я хочу это платье, — изрекла Мели.
— Нет, я хочу это платье, — топнула ногой Тирли.
Сестры обменялись свирепыми взглядами, но их разгоравшуюся войну остановил помощник инара Рабана, которому, наконец, позволили войти.
— Юные агнары, — обратился он к близнецам, — когда вам придет пора выходить замуж, это платье уже выйдет из моды, и вы сами захотите, чтобы вам сшили новые. Наша мастерская сделает это с превеликим удовольствием.
— У нас будет новое платье, — важно произнесла Мели.
— Да, у нас будет новое платье, — поддакнула Тирли.
— Модное.
— И красивое.
— Да-да, — хором закончили они и, наконец, уселись на банкетку, расправив складки своих платьиц.
Когда почтенный мастер портной ворвался в мои комнаты, я встретила его сияющей улыбкой.
— Инар Рабан, вы волшебник! — суровая складка на лбу мужчины разгладилась, и он прижал к груди руки.
— А вы чаровница, душа моя, — ответил портной, сжимая мои ладони. — Ах, какое чудо мне описал его сиятельство… но, тс-с-с…
Мастер плотно сжал губы и мотнул головой.
— Увидите сами, а я нем, я поклялся… Ах, как же мне не терпится… Но тихо. Тихо! — и инар Рабан поднял кверху палец.
Я кусала губы, чтобы не рассмеяться. Мое любопытство мог удовлетворить диар, ведь он не скрыл, что разговор пойдет обо мне, значит, для меня тайны не должно быть. Успокоив свой интерес этими рассуждениями, я опять взяла мастера за руки.
— Благодарю вас за еще одно чудо, инар Рабан, — от души сказала я.
— Для вас я готов творить бесконечно, — не без пафоса ответил портной.
Я отпустила его руки, взглянула в глаза папеньки, стоявшего в молчании у стены. Он кивнул мне и протянул руку. И все пришло в движение. Близнецы ухватились за края вуали, и папеньке пришлось прикрикнуть на них, потому что их черед придет в храме Покровительницы. Горничные бережно подобрали шлейф и направились следом за мной, помогая мне спуститься до кареты, ожидавшей перед парадной лестницей.
Диар уже должен был уехать, чтобы встретить нас с папенькой у храма. Арти и агнар Наэль отправились с ним, они выступали со стороны жениха свидетелями его чистых намерений. Мой брат должен был подтвердить, что не нашел изъяна в избравшем меня мужчине. После этого папенька передаст мою руку агнару Наэлю, как знак доверия будущему зятю, и старинный приятель диара подведет меня к его сиятельству, и тогда жених сможет ввести свою невесту в храм Матери Покровительницы, где свершится свадебный обряд.
Но все это будет после, а сейчас я усаживалась в богатую белоснежную карету с золотым орнаментом, на крыше которой красовалась корона диары, созданная лучшими мастерами-ювелирами специально к этому торжеству. Прежней короны, которой украшали карету матери моего жениха, найти не смогли, она исчезла за время его отсутствия. О расследовании кражи мне ничего не было известно. Только то, что дворец дрожал от гнева его сиятельства, и это мне было легко представить.
Запряжена карета была шестеркой белоснежных коней, невероятных красавцев. Я бы непременно обошла их всех, чтобы дотронуться до совершенства, созданного самой Богиней, но на это не было времени, да и выглядело бы странно. Поэтому я безропотно забралась внутрь свадебного экипажа. Горничные устроили мою вуаль так, чтобы близнецы сразу могли подхватить шлейф. Напротив уселся старший агнар Берлуэн с младшими дочерьми, и карета тронулась.
Мы выехали на широкий тракт, который вел к городу, и я закрыла глаза, боясь смотреть в намытое окошко. Сестрицы о чем-то шептались, папенька смотрел на меня, и я чувствовала его взгляд. Открыв глаза, я взглянула на него, и родитель улыбнулся:
— Как же вы сейчас похожи на вашу маменьку, дочь моя. Как бы она сейчас могла гордиться вами. Но я верю, что агнара Берлуэн видит вас, и из ее глаз текут слезы умиления.
— Ах, папенька, — всхлипнула я и закусила губу, не позволяя себе расплакаться и приехать к храму в ужасном виде.
Родитель умиротворенно вздохнул и отвернулся к окошку. Спустя полчаса мы уже подъезжали к Кольберну. Улицы его оказались запружены народом. Я зарделась и вжалась в спинку сиденья. Зато сестрицы высунули в окно любопытные мордашки и восклицали:
— Ого!
— Ничего себе!
— Здесь собралось полмира не иначе!
— Или весь мир!
— Весь мир слишком велик, — усмехнулся папенька. — Это всего лишь горожане, которые хотят поглазеть на свою будущую диару.
— Ох, Богиня, — выдохнула я и зажмурилась.
Что-то ударилось в окошко кареты. Я вздрогнула, ожидая улюлюканья или же оскорбления, но это был всего лишь букетик простеньких цветов и поздравления. Проехав сквозь улицы, заполненные зеваками, карета выбралась на главную площадь Кольберна, где стоял Большой храм Матери Покровительницы. В это мгновение я была готова признать себя трусихой, врушкой, да кем угодно, лишь бы не покидать уютного нутра кареты, потому что и площадь была до отказа забита людьми. Их наряды были слишком добротны, чтобы принадлежать простолюдинам. Здесь собралась знать. Судорожно вздохнув, я вознесла короткую молитву Богине, и карета остановилась.
Нарядные лакеи спрыгнули с запяток, спеша открыть дверцу и опустить лестницу. После встали по обе стороны от нее и склонились в изящных низких поклонах. Первым из кареты вышел папенька. Он подал мне руку, и я, набрав в грудь побольше воздуха, нырнула на залитую солнцем и запруженную народом площадь. Камни, которыми было расшито платье, засияли в солнечных лучах, и кто-то охнул, кажется, даже восхищенно. Последними выбрались из свадебного экипажа близнецы. Они степенно шагнули на каменные плиты площади, поддерживаемые лакеями. Девочки сжимали в пальцах мой шлейф, распускавшийся все больше при каждом моем шаге.
Мой взгляд устремился к храму, на ступенях которого стояли мой жених и оба его свидетеля. В отличие от женщин, чей свадебный наряд менялся сообразно моде, мужской оставался неизменным вот уже лет двести или триста. Поэтому диар был облачен в камзол покроя, который носил еще его далекий прапрадед. Штаны были заправлены в сапоги с отворотами, с плеч широкими мягкими складками спадал плащ с вышитым на нем гербом рода Альдис, а на поясе висел обязательный меч в богатых ножнах. Голова оставалась непокрыта, это тоже было правилом. Предстать перед Матерью Покровительницей нужно было с открытыми помыслами. Наряд диара состоял из цветов его рода, по странному стечению обстоятельств, состоявших из зеленого и серебра, совсем как мое платье на моем первом и пока единственном балу. Должно быть, инар Рабан выбрал расцветку для моего наряда с умыслом, желая подчеркнуть мою близость его светлости.
Сказать, что я не могла отвести взора от своего жениха — ничего не сказать. Он был невероятно хорош в этих одеждах старого покроя. Наверное, живи он в те времена, и тогда бы стал центром всеобщего внимания. Стать, рост, широкий разворот плеч, все это, как нельзя больше, было подчеркнуто свадебным одеянием. Меня даже на мгновение кольнула в сердце ледяная иголочка ревности. Сначала причиной тому стало любопытство, на кого из нас сейчас больше смотрят собравшиеся, а после этого и от того, что на моего жениха не могли не смотреть. Он всегда был центром внимания, и сейчас должен был приковывать женские взоры. Выдохнув, я заставила себя об это не думать. В нашем браке будут иные отношения, и я не должна вести себя как глупая влюбленная девица. Это всего лишь дань восхищения мужчиной и не более.