— Прекратите клеветать на меня! — воскликнула я, на мгновение лишаясь своего спокойствия. — Я никогда не изменяла своему мужу…
— Бросьте, Флоретта, — отмахнулся Эйнор. — Дядя бесплоден, и узнать об этом было невероятно приятно. И я бы мог усомниться в его неспособности зачать, если бы он не обратился ко мне с просьбой помочь ему в этом… интимном деле. Диар никогда бы не унизился до подобного решения, если бы видел для себя иной выход. Это лучшее доказательство того, что вы путались еще с кем-то. Но меня мало волнуют ваши шашни, главное, что вы оказались умницей и сделали всё за меня. Я-то думал, что мне придется надолго задержаться в Данбьерге, пока вы, наконец, поддадитесь на мои ухаживания, и я выполню наш договор с диаром уже вопреки его желанию всё отменить.
Откинувшись на спинку сиденья, я закрыла глаза, с обреченностью понимая, что мне никогда не доказать своей правоты Аристану. Если уж Эйнор, не переживший пятнадцать лет разочарований, не верит мне, то как же диар сможет понять, что я чиста перед ним? Неужели он сомневался бы во мне, даже если бы его мерзавц-племянник не встрял меж нами? Выходит, он искал бы иного любовника и отца нашего дитя? Какая же гадость!
Стараясь не поддаваться чувствам, я вновь села ровно и перевела взгляд на молодого человека.
— Стало быть, вы должны были соблазнить меня? — глухо спросила я.
— Да, соблазнить, — кивнул Эйнор, поглядывая в окошко. — Дядюшка всё продумал. Он собирался держать вас на расстоянии, не позволяя проникнуться к нему симпатией. Одинокие дни, скучные ночи, никакой страсти, ничего, чтобы могло впечатлить его жену. А потом должен был появиться я, полная противоположность холодному и равнодушному диару. Закружить, увлечь, соблазнить, а по достижении результата исчезнуть, оставив дядю с его женой и моим ребенком. Меня это вполне устраивало, и я бы счел себя отмщенным. Наставить рога безукоризненному дядюшке, оставить ему плод своих чресл, как напоминание о его собственном унижении. О-о, дорогая, я бы устроил вам настоящий вихрь страстей, и после меня вы бы ощутили всю пресность вашего бытия, возненавидев супруга за то, что он остался с вами, а не я. Однако… Случилось то, что случилось. Диар не устоял перед женщиной, предназначение которой состояло лишь в том, чтобы родить его сиятельству вожделенное дитя. А насколько он желает его, я понял, когда он пришел ко мне. Поверьте, что сознаваться в своей несостоятельности, что просить меня о подобной любезности для дядюшки было подобно смерти. Никому даже в голову не приходило, что Аристан Альдис может быть бесплоден. Абсолютно все были убеждены, что он закоренелый холостяк, а уж как он изворачивался, когда государь заводил разговоры о женитьбе, истинный змей. Да и я узнал об этом недуге только тогда, когда он пришел ко мне. А его бывшая невеста до сих пор убеждена, что он разорвал с ней помолвку по официально указанной причине…
— Она тоже с вами в сговоре? — тихо спросила я, памятуя о том, что мне наговорил Эйнор в ночь первого похищения.
Молодой человек, наконец, обернулся ко мне и изумленно приподнял брови.
— Кто? Эта салонная сплетница? Да я сам бы не стал с ней связываться, — ответил он с усмешкой. — Картинка хороша, должно быть, и в постели недурна, если уж дядюшка протянул с ней несколько лет, в остальном заурядная баба с длинным языком. Всё, на что ее может хватить, это пересчитать языком все косточки своему бывшему любовнику и его провинциальной женушке. Нет, Флоретта, если хочешь, чтобы всё вышло, как надо, то действовать стоит одному, и уж тем более не вовлекать в это женщину, склонную к самолюбованию и сплетням.
— Стало быть, о недуге Аристана никто не знает?
— Насколько я понял из слов дядюшки, знал только его покойный отец, да доктор, которого он посещал. Но старый диар умер семь лет назад, оставив сыну в наследство диарат, а доктор тайны не выдаст, иначе он потеряет доверие остальных высокопоставленных пациентов, а лечить ему приходится болезни разного рода, — Эйнор потянулся и пересел напротив. Теперь он смотрел на меня испытующе. — Вы слишком спокойны для женщины, узнавшей, что ее собирались подложить под другого, — заметил он. — Или же дядя во всем покаялся?
Я отвернулась к окну, машинально оценивая скорость кареты и возможности выскочить из нее на ходу. Сейчас, когда мой похититель не держал мня под руку, я могла бы попытаться… Но нет, от подобной затеи я отказалась, решив не рисковать своим дитя, ему и так, должно быть, не сладко все эти дни. Погладив живот, я вздохнула и посмотрела на младшего Альдиса, задумываясь, могла бы я поддаться его чарам? Наверное, да. Если сравнить того Ариса, которого я знала после свадьбы, и его племянника, каким он приехал в поместье, то выигрывал с большим перевесом Эйнор. Веселый, легкий, шаловливый…
— Когда состоялся ваш разговор? — голос подвел меня, и мне пришлось некоторое время глубоко вдыхать, чтобы умерить сердцебиение. — Когда мы приехали в столицу?
Если он скажет, что Арис просил об… одолжении в те дни… Ох, Богиня, я не смогу взглянуть в глаза своего мужа, даже голос его слышать не смогу, это же… это так низко и гнусно. Это…
— Незадолго до его возвращения в диарат из столицы, — ответил младший Альдис, и я только сейчас поняла, насколько была напряжена в ожидании ответа. — Переговорив со мной, он отправился искать себе невесту.
— Значит, когда велся ваш разговор, еще не имелась в виду никакая определенная женщина, — кивнула я, немного успокаиваясь.
— Нет, определенной еще не было. Диар приступил к поискам, заручившись моим согласием. Иначе бы его затея не имела смысла.
— Почему вы?
— А кто, Фло? — Эйнор развел руками. — Чтобы ни у кого не возникло сомнений в отцовстве, ребенок должен иметь фамильные черты, а у Альдисов они чрезвычайно сильны, как вы сами могли убедиться. Любое сомнение в родстве с диаром могло бы отразиться не только на чести его сиятельства и репутации его супруги, но и на будущем ребенка. Возможно, вы не знаете, но неродной ребенок не может наследовать диарат. Он может лишь получить земли, выделенные ему приемным отцом, но диаром никогда не станет. Если нет прямых наследников, и диар не назначит правопреемника из числа ближайших родственников, то диарат переходит во владения короны. А там уж как решит государь. Поставит нового хозяина, выбрав его из числа родственников покойного диара, или же назначит более угодного ему человека, но род, правивший этими землями, может навсегда утратить прежнюю власть. Меня своим наследником дядюшка не видел, потому его решение стало судьбоносным для всего рода Альдисов, а нас, знаете ли, представителей мужского пола осталось только четверо, и двое уже слишком одряхлели, чтобы править. И на наследников мужского пола рассчитывать уже не приходится, славные стариканы сумели зачать лишь дочерей. А их дети уже права на титул диара не имеют. Не будь меня, дядю женили бы насильно и… безрезультатно.
— Но кого же назначил своим наследником его сиятельство? Если не вы…
— Моего сына, — хмыкнул Эйнор. — Если бы у меня родился сын, то, в случае безвременной кончины дядюшки, права на управление диаратом переходили королю до достижения совершеннолетия моим отроком. Более того, дядя распорядился и воспитание моего сына передать в руки самодержца, дабы он «не унаследовал пороков своего отца», — молодой человек издевательски скривился, но быстро взял себя в руки и продолжил. — В случае же, если бы старший д’агнар Альдис продолжал жить и здравствовать, то он желал принять личное участие в воспитании своего правопреемника. Однако с момента вступления в брак по законам нашего государства прежнее завещание утеряло силу. И опять же меня все устраивало. Я наставляю дядюшке рога, одариваю его супругу своим семенем, а он в свою очередь увеличивает мои земли, решает некоторые мои сложности и помогает сделать карьеру при дворе. Видите ли, наш король меня не особо жалует, и государственная служба для меня оказалась закрыта и всё из-за того же дядюшки, вложившего в голову Его Величества, что я имею дурной нрав…
Я была солидарна со своим супругом. Чем больше я узнавала Эйнора Альдиса, тем больше изумлялась столь огромному различию между родственниками. Серьезный и ответственный Аристан явно превосходил своего племянника наличием принципов, благородством и умением отвечать за свои поступки. То, что скрыл от меня всю неблаговидность своей изначальной затеи, я могла понять. В подобном нелегко признаться. И его желание оттянуть час откровения было вполне оправдано. К тому же я помнила некоторые его неясные реплики, смысл которых было сложно уловить. Теперь я понимала, что он мучился между желанием заполучить желанное дитя и своими чувствами ко мне.
И мне вдруг стал жаль своего супруга, когда я представила его душевные терзания. Когда на одной чаше весов у него лежали: желание иметь ребенка, долг перед родом и необходимость позаботиться о будущем своего наследия, — на другую чашу легла любовь ко мне. Сколько он колебался? Сколько менял свое поведение, то отдаляясь, то вновь сближаясь со мной, и я даже знала точно, когда он принял окончательное решение. Во время нашей прогулки к источнику мой муж выбрал меня, избавив от унизительного соблазнения. То-то он смотрел зверем на Эйнора, пожаловавшего в тот день в поместье. Не это ли лучшее доказательство его чувств? Он пожертвовал будущим рода, ради маленькой полудикой бесприданницы. Должно быть, потому Богиня оказалась милостива к своему сыну, подарив ему дитя, его родное дитя, плод его чресл, плоть от плоти… Только как же помочь ему поверить в чудо, если диар закоснел в своей уверенности в невозможности зачать новой жизни?
— И всё же я не понимаю, — Эйнор поерзал на своем сиденье. — Вы так спокойны, я даже заметил сейчас на ваших устах улыбку. Вас вовсе не задевают намерения вашего супруга?
Я перевела взгляд на младшего Альдиса. Он был по-настоящему заинтригован. Должно быть, он ожидал сейчас горьких слез и проклятий в адрес моего супруга, презрения, однако… Я могла понять диара. Я слышала горечь в его голосе, когда он рассказывал мне о своем недуге, как слышала и его отношение к изначальным намерениям. Аристан стыдился того, что было уготовано мне. Более того, он рискнул ради меня не только собственным будущим, но и всей своей родни. Так разве же могла я не оценить всего этого? Он не позволил мне стать слепой марионеткой, а что до бесплодия… Так ведь я ношу в себе доказательство, что его сиятельство полноценный состоятельный мужчина, сам способный продолжить свой род. И если у меня и оставалась обида на мужа, то только за неверие и слепоту.