– Да, вот так. Сегодня по дороге в больницу я заехала в «Азбуку вкуса» на набережной и там зачем-то украла какой-то крем в жуткой розовой банке. Кажется, корейский или японский, не помню.
– Как «не помню»? Он же у тебя?
– Нет, все хуже. На этот раз меня поймали.
– Надя??
– Да, подошел охранник, когда я уже расплатилась на кассе, взял меня под белы руки и отвел в подсобку. Там предъявили запись, где я этот крем сую в сумку. Грозили полицией – в общем, по полной программе…
– Да ты что?! Но ведь отпустили?
– Да, слушай. Я выгребла из кошелька все, что было. Негусто, конечно, но тысяч шесть им отдала, лишь бы отвязались и отпустили меня к бабушке.
Ленка пару секунд помолчала.
– Надь, ну плохо, чо.
– Конечно, плохо.
– Рано или поздно это вскроется.
– Угу.
– Надо что-то делать. Так нельзя.
– Ну что тут делать? Ты ведь в курсе, я пыталась уже. Гениальный Борисов сказал, что надо снижать стресс. А у меня какой стресс? Ну то есть стресс, конечно, есть, но куда я его дену?
– Может, валерьянки попить, Надь? Афобазольчику? Может, я гомеопатию поищу, хочешь?
– Поищи, ага…
– И давай иди опять к Борисову. Мало ли, ну вдруг уже что-то новое придумали. Все же ты у него уже пять лет не была.
– Да, конечно.
– Надь, я сейчас серьезно с тобой говорю. Понимаю, что тебе неприятно это слышать, но ты представляешь, что будет, если об этом узнают на работе, например? – Ленка умела давить на психику не хуже бабушки, но ей было можно. «Собственно, всем было можно», – обреченно подумала Надя.
Она вдруг поняла, что картинка улицы перед ее глазами превратилась в мешанину ярких бликов, и она толком не видит, куда едет. Еще не хватало попасть в ДТП. Она закинула голову назад, втянула воздух носом и, поморгав, убедилась, что слезы куда-то втянулись. Надо припарковаться. Отдохнуть несколько минут.
Надя свернула к обочине под продолжающуюся Ленкину лекцию и нажала на кнопку аварийного сигнала. Легально останавливаться на Садовом теперь было нельзя, штрафы прилетали мгновенно.
– Ты работаешь с финансами, это будет крах всего. Лешка юрист, хочет делать карьеру адвоката – ему никак нельзя иметь родственников даже с административными нарушениями. А свекровь? Ты только представь, что она устроит, если узнает? А Вадим? Что будет с ним?
– А что будет? С ним ничего не будет. Ты еще не знаешь, что он устроил! Он же во всем и виноват!
– То есть как? Виноват, что ты крадешь?
– Лен, да ты послушай! Ты же на меня напустилась, как будто я по собственному желанию это делаю. А я, я… это же из-за стресса все! Мне с утра коллекторы звонили! Он квартиру заложил!
– Кто?
– Ну кто? Вадим.
– Как Вадим? Какую квартиру? Вашу?
– Нашу. Мою квартиру на Плющихе. Заложил в микрофинансовую организацию, под прогрессивную ставку. И не гасит. Потому что ему нечем.
– Надя, боже мой… – Даже Ленка, авторитетная и решительная Ленка, на этот раз растерялась. – Что же делать? А куда он деньги дел?
– Да откуда я знаю! Я ему весь день звоню, он трубку не берет – видно, знает, что сегодня и меня известили.
– Надь, а Надь… А сумма большая?
– Приличная. Там каждый день растет, двадцать шестого марта, сказали, будет миллион. И тогда они по договору смогут арестовать жилье. Свидетельство о собственности он им отнес.
– Черт побери, Надь. Ну как это… Есть же у него голова на плечах.
– Да вот я тоже так думала.
– Тысяч семьдесят я смогу дать.
– Ленк, спасибо, друг, но ты же понимаешь, это не решит проблему. Я уже думала. Второй кредит брать, машину продавать – я все уже перебрала. Премий таких не бывает. Взаймы собирать… В общем, надо думать. Может, он правда еще не потратил?
– На-а-а-а-адь, а помнишь кольцо?
– Конечно, я помню кольцо. Думаешь, это оно? Оно стоит таких бабок?
– Слушай, ну там вроде сапфир и бриллианты… Может, и стоит… А может, свекровь?
– Да ну нет, Лен. Она, конечно, не подарок, но все же… Она же знает, что я одна в семье зарабатываю уже столько лет. Что Лешка студент. Что Вадиму все время нужны материалы. Ну не будет она в такой ситуации денег просить. – Наде было уже лучше. – Слушай, спасибо тебе, я выговорилась, мне полегче стало.
– Да ну что ты, солнышко, ты же знаешь, я всегда рада, – нежно зажурчала Ленка. – Давай вместе думать, что тут можно сделать. Ты там где?
– Да где-то на Садовом приткнулась, до дома недалеко уже.
– Поезжай осторожнее… Ой, слушай, ну если кольцо, его же можно в ломбард сдать. Пусть не вся сумма, но основная у тебя будет. А остальное насобираем. Две недели – нормальный срок, должны успеть. Не расстраивайся, солнышко мое.
– Ленчик, спасибо. Ты не представляешь, как мне это важно… ты же единственный мой друг, который обо мне все-все знает. Тебе можно все рассказать. Ленк, спасибо. – Надя снова чуть не плакала.
– Глупостей не говори. Спасибо! Мы же друзья, всю жизнь вместе, за что тут спасибо. Надюш, мы точно справимся с этой фигней. Честно. Давай лучше, скажи мне в паре слов, как тебе курс, который я подарила? Начала ты его? Нравится?
– Ленк, можно я честно? Чухня какая-то. Ну, по крайней мере, пока. Я вчера первый вебинар слушала. Очень старалась, честно. Я даже Маринину шкатулку с украшениями достала, пыталась на себя что-то из нее нацепить… Ну не могу я такое. Как слышу про внутреннюю Венеру, мне прям не по себе становится.
– Вот это ты зря. Она же есть! И нужно уметь ее использовать!
– Ленк, мне уже сорок с плюсом. И я никогда не носила вот этого всего, ни каблуков, ни сережек, и за стрижку мою ты меня всегда ругаешь… Может, просто поздно уже? Может, я такая уже и останусь? Не разлюбишь меня?
– Да куда я от тебя денусь, Надь. – Ленка смеялась как-то не очень весело. – Конечно, не разлюблю. Но ты курс все же продолжишь, ладно?
– Ладно, ладно, дорогая. Обязательно продолжу. Спасибо тебе еще раз. Поеду я.
– Только аккуратно давай. Целую!
Надя катила по Садовому, не замечая заливающих вечерний город теплых огней. Она почти никогда не включала музыку или радио. Ей нравилось слышать, как работает сложный механизм, она любила ощущение слияния с машиной, прикосновение к рулю, плотную поддержку сидения. Вадима она возила редко: он вообще был домосед, а если уж выбирался, то ходил пешком – много, по несколько километров сразу. Пробки его выматывали. А Надя относилась к ним легко, у нее как-то всегда получалось планировать и не опаздывать, и это было еще одно качество, за которое ее ценил шеф. Машина была Надиной персональной капсулой, ее передвижным убежищем, местом, где она бывала наедине с собой и чувствовала себя свободной. Неужели ее теперь придется продать? Нет, ну это чудовищно несправедливо.
В Надиной жизни почти не было личных радостей – была семья, любимые муж и сын, их успехи. Были радости и достижения подруг, бабушки, даже свекрови. Сама она жила, как повелось, и научилась получать удовольствие от исполнения ежедневных обязанностей. Ей даже неловко было за то, какой скучной она стала: ведь составление списков дел и вычеркивание пункта за пунктом стало чуть ли не единственным видом творчества, который она себе позволяла. Ну, кроме кухни – сегодня кулинарные хлопоты возвели в ранг творчества, но Надя готовить совсем не любила, так что это не про нее.
И своего, сугубо личного пространства – такого, как мастерская Вадима, например, – у Нади не было. Дома ее комнатой была их общая спальня. Пусть даже муж в последние месяцы туда не часто заходил, но ощущалась она как общая. Закрыть за собой дверь Надя могла либо на работе, либо в ванной. Негусто, прямо скажем. Машину жалко, за нее еще даже не выплачен кредит. И продавать с рук, в спешке – значит, точно отдавать дешевле рыночной цены, и если еще подзанять, то коллекторам она заплатит, но боже мой, как же так получилось, что после стольких лет работы, старательного исполнения всех обязанностей она вынуждена выбирать между двумя вещами, которые ей дороги, – домом и машиной? И как вообще получилось, что в Надиной жизни не осталось ничего, кроме вот этих вот проблем, даже не ею созданных? Бабушка велела стараться. Ну вот, я старалась. И к чему пришла?
Припарковавшись во дворе (все-таки шлагбаумы – хорошая штука, если речь идет о своем дворе и своем закрепленном парковочном месте), Надя посидела в машине еще пару минут. Ну, хватит. Сеанс жалости к себе окончен. Интересно, дома ли муж? Впрочем, видеть его сейчас ей совсем не хотелось.
Надя медленно шла по лестнице вверх. Ее единственная физическая активность за день, если не считать передвижения по офисным коридорам и беготню с сумками в магазине. Какой же чудовищно длинный вышел сегодня день…
Она тихо вошла в квартиру. В Лешкиной комнате было тихо, свет не горел. Из мастерской Вадима доносился храп. Значит, дома и снова лег на диване. Надя прошла на кухню, выложила в холодильник продукты, потом долго пила чай из огромной кружки, глядя в пространство и ни о чем не думая.
Сорок два – странный возраст. Уже не девушка, еще не тетка. Последние несколько лет женского расцвета, а некоторые в эти годы даже рожают себе новых детей. Но сегодня Надя смотрела на себя в зеркало в ванной и видела в нем усталую немолодую женщину, которой уже поздно рассчитывать на внезапный поворот судьбы. Зеркало безжалостно демонстрировало ей усталые покрасневшие глаза, опущенные уголки губ, ставший каким-то неприятно мягким овал лица и шею, на которой еще не было морщин, но и былой упругости не было тоже. Стриженые волосы лежали отлично – парикмахер у Нади был что надо. Но цвет… Может, зря она настояла на тонировании в этот махагон? Все-таки для ее оттенка кожи этот цвет темноват. Из-за него она такая бледная? Умывшись, Надя полезла в душ и несколько минут стояла, погрузившись в приятное ощущение жестких горячих струй. Все, теперь спать.
Рухнув в постель и включив светильник над изголовьем, Надя вдруг увидела между стеной и столом ту самую картонную папку, в которую вчера едва взглянула. Время – час ночи. Завтра вставать… А, ничего, подумаешь. Она просто заглянет. Надя легко встала, сделала три шага до стола и вернулась к постели с папкой в руках. Открыла ее прямо на одеяле… и как будто нырнула глубоко-глубоко.