– Эй, сюда в обуви не ходите, разувайтесь, там тапочки есть! – И потом, повернувшись к Наде, вполголоса: – Не убивайся. Ты сделала все, что могла. Я знаю.
Надя поймала подругу за руку, быстро прижалась к ее кисти щекой и сказала:
– Простите, я выйду на секунду.
Столовая в доме Зарницких была огромная, площадью метров сорок. Если забраться с ногами на старый диван с высокой спинкой и включить торшер, то стоящие у стен высокие шкафы для книг потеряются в полутени. Надя села на диван, на пару секунд прикрыла глаза, а потом решительно набрала номер матери. Гудки… гудки… нет ответа.
Надя вздохнула и отложила телефон. Осмотрела комнату, в которой прошло столько счастливых часов ее детства. Где теперь те, кто населял этот дом? Как сложились их судьбы? Она так и не расспросила Светку. Разговор скакал с темы на тему, как всегда бывает у подружек, да и времени было совсем мало.
Надя снова набрала номер матери. Ответа не было.
Боже мой, ну как же так… ведь я и правда была уверена, что так будет лучше. Марина уехала, ей же должно быть наплевать. Она же всю жизнь живет для себя, ей вообще никто не нужен. Но сегодня, когда она рассказала Марине о смерти ее матери, та плакала так горько и отчаянно… и спросила только одно: «Надя, за что ты так со мной?» Самое страшное, что она не ждала ответа на этот вопрос. Казалось, все Надины мысли – об эгоизме, о нежелании делиться, о том, что мать бросила, предала, занялась собой в ущерб дочке, – Марине были отлично известны. Она двадцать лет пыталась прорваться через железный занавес, который опустила дочь за ее спиной – и конечно, все обвинения, которые ей можно было предъявить, уже давно предъявила себе сама.
«Мама, прости меня, пожалуйста. Я не должна была так поступать. Мне очень жаль», – написала Надя в окошке мессенджера и нажала на синюю стрелочку. Отправить.
Она еще минуту посидела в задумчивости, а затем встала и тихо пошла в сторону кухни. Из ведущего туда темного узкого коридорчика ярко освещенное помещение с занавесками в красную клетку выглядело как заключенная в рамку жанровая картинка.
– Ну, расскажи мне про свою девушку, – услышала Надя голос подруги. – Как ее зовут? Она, конечно, красотка? Как твоя мама?
– Ой, ну конечно, нет, – сразу откликнулся Лешка. – Ну то есть она, конечно, красотка, но на маму не похожа совершенно. Маша у меня совсем другая. Очень творческая. Она говорит, что никогда не согласиться потратить всю жизнь на то, чтобы сидеть в офисе.
Стоявшая в проходе Надя вздрогнула и вздернула подбородок. Вадим, сообразивший, что она услышала этот выпад сына, быстро и жестко сказал ему:
– Так, вот давай картошку почисть и помолчи. – И сунул в руки парню кастрюлю с будущим гарниром.
А Светка сделала вид, что ничего такого и не было сказано. Она обратилась к Наде, как будто их разговор вообще не прерывался:
– Слушай, ты же не против курицы на соли? Просто и быстро, духовка уже горячая.
– Естественно, я не против, – кивнула Надя. – Давай я салатом займусь, да?
Час спустя они сидели за столом, который был слишком большим для их маленькой компании.
– А где твои, Свет? – спросил Вадим, который не видел однокашницу с собственной свадьбы.
– Ну, кто где. Папа в Москве, он по-прежнему преподает. Несколько лет прожил в Японии, теперь вернулся, живет все там же, у консерватории.
– Он один? – озабоченно поинтересовалась Надя. По ее подсчетам, Михаилу Степановичу было уже сильно за семьдесят.
– Нет, ну зачем же один. У него есть дама сердца, – в голосе Светки мелькнула ирония. – Какая-то аспирантка писала у него диссертацию да подзадержалась. Молодая, заботливая. На сорок лет моложе. Ну, по крайней мере, он на ней пока не женится, это уже хорошо.
– Ого! На сорок лет! – Лешка аж поперхнулся, и Света быстро поменяла тему:
– Мама в Вене уже давно, она там замужем за концертмейстером. На большой сцене уже не выступает, но на камерные концерты ее вполне хватает. А Володька с семьей в Германии. У него хорошая работа, трое детей, дом, собака – в общем, отлично все.
– Так, а ты где пропадала? – Вадиму очень нравилось сидеть под уютной лампой и разговаривать с живой и теплой Светланой, и он хотел, чтобы это продлилось подольше.
– Я пропадала в Сорбонне. Потом вернулась…
– Вадим, ну ты же должен помнить, я же тогда ездила встречаться со Светой, все тебе рассказывала, – с легким раздражением сказала Надя. – Свет, прости, он никогда ничего о людях не помнит, даже о самых близких.
– Надюш, ну какая ерунда, это давно было! – Светка вступилась за Вадима и продолжила: – Ну вот, и я работала здесь в издательстве со своим французским, занималась покупкой авторских прав, изданием. и на выставке познакомилась с Пьером. У него свой книжный бизнес был во Франции… Вышла замуж и уехала с ним.
– А потом? – Лешке казалось, что Светлана – самая экзотическая птица из всех, кого он видел за свою недлинную жизнь, и уже представлял, как будет рассказывать своей Маше о крутой маминой подружке.
– А потом мы переехали в Бельгию, купили там дом. Я была владелицей книжного магазина, целых шесть лет.
– А потом?
– А потом мне все надоело, я соскучилась и вернулась сюда. – Светлана обвела широким жестом эффектную комнату, в которой они сидели, и Надя вдруг подумала, как сильно взрослая Светка похожа на свою маму, темноглазую и темноволосую Любовь Николаевну, звезду оперной сцены и настоящую диву.
– И что будет теперь?
– А теперь здесь будет пансионат для художественно одаренных детей!
– Ох, ничего себе! Вот это идея! А вы рисуете? – Лешка расспрашивал так заинтересованно, что Надя подумала: интересно, это его в милиции научили так проникаться к собеседнику?
– Нет, Леш, я не рисую. Это твои родители пошли после художки в Суриковский, а у меня терпения не хватило. Зато я умею затевать всякие интересные бизнесы и наблюдать, как развиваются таланты. – Она подмигнула Леше. – Ребята, а может, вы мне посоветуете, кого можно пригласить в преподаватели? Мне нужен один или два настоящих художника, с именем, из Союза желательно, чтобы приезжали пару раз в неделю или на выходные. И еще кто-то, кто будет жить постоянно и проводить регулярные несложные занятия, чтобы дети просто руку набивали. Плюс немножко воспитательских функций, пленэры и вот это все.
– Интересно звучит… Я подумаю, – сказал Вадим. – Меня периодически зовут преподавать на разных курсах, но я в это не особенно верю и поэтому не иду. Но знакомства в этой среде у нас есть, надо только понять, кто лучше подойдет.
– В постоянные преподаватели мне, конечно, лучше бы всего подошла твоя дорогая жена, – улыбнулась Света. – Отпустишь?
– Да она сама не поедет! Она ж у нас крутой бизнесмен, замглавы департамента в своей страховой.
– Ну тогда уж бизнесвумен, – усмехнулась Надя. – Светик, ну какой из меня преподаватель. Я же только художку и закончила. Ну и два курса Суриковки.
– Ну, если серьезно обсуждать, то такой подготовки хватит. Тут будут дети лет одиннадцати-двенадцати, которым просто нужно поддерживать форму, развивать умение видеть, и все это в нестандартной обстановке, а за продвинутые уроки будут отвечать другие преподаватели, приглашенные. Все это будет официально. Конечно, я не смогу тебе платить как замглавы департамента, но, может, ты подумаешь?
– Ой, ну да, вот сейчас все брошу и поеду рисовать. С детишками на пленэры. – Надя засмеялась и смущенно покачала головой. – Светик, мне же уже за сорок. В нашем возрасте от карьеры, которую долго строили, не отказываются.
– Согласна. Хорошо. Но обещай, что ты подумаешь. – Светка смотрела с улыбкой, но Надя чувствовала, что предложила она всерьез. И может быть, даже специально в присутствии Вадима, который во время этого короткого обсуждения сохранял подчеркнуто нейтральный вид. А Лешка, переводивший взгляд с одной подруги на другую, будто следил за партией в пинг-понг, кажется, с облегчением выдохнул, когда тема разговора поменялась. – Давайте выпьем за Галину Дмитриевну. Пусть земля ей будет пухом.
Молча выпили.
– Все-таки она необычная женщина была. Со стержнем, – задумчиво произнесла Светка. – Напоминала мне чем-то нашу Лидочку.
– Ну да, одно поколение… Чем-то похожи, но у Лидочки характер был гораздо мягче. – В голосе Нади звучало сомнение. – Вас же уже тогда воспитывали, как будто уже все было известно про детскую психологию. А у бабы Гали все было серьезно, не забалуешь.
– Слушай, да. Я же помню, что почему-то тебе запрещали велик. Помнишь?
– Ну еще бы мне не помнить! Правда, я все же научилась. Мама помогла. Она же отлично каталась. А мы как-то с ней поехали вдвоем на море – в Крым, в Евпаторию. Почему вдвоем, уже и не помню, но так было хорошо… У и хозяев, которые нам сдавали комнату, было несколько великов, вот тогда мама меня и научила ездить, как-то быстро, буквально за пару дней…
– Ага, да. Ты нормально ездила, только неуверенно, потому что нам же приходилось в лесу кататься, чтобы Галине Дмитриевне на глаза не попадаться. – Светка просто сияла от этих воспоминаний. – Почему-то это для тебя было очень важно…
– Потому что бабушка боялась, что велик меня подтолкнет на кривую дорожку, – с тихим смешком сказала Надя. – Серьезно, я сама у нее спросила… буквально накануне того, как ее не стало. – Она всхлипнула, и Светлана мгновенно встала, подошла и начала мерно поглаживать подругу по спине и плечам, шепча что-то тихое и успокоительное.
Глава 19
Выходя из подъезда, Надя хмурилась: после похорон бабушки она никак не могла вернуться в нормальное состояние, мысли разбегались во все стороны, и надо было любой ценой сосредоточиться и собраться. Звонок раздался, когда они с Лешей еще не сели в машину. «Удачно», – подумала Надя, взглянув на надпись «анонимный абонент».
– Невельская Надежда Юрьевна?
– Да. – Она взглянула на сына, но он, к счастью, увлеченно переписывался с кем-то в телефоне.