Она прошла к столу, машинально включила ноутбук, но не стала ничего смотреть и слушать. Сегодня точно не до учебы. Ссутулившись, маленькая Надя сидела и думала о том, как жизнь придавила ее всей тяжестью. Она всегда боялась того, что ее тайна будет раскрыта и вся ее тщательно выстроенная жизнь рухнет. Но, возможно, страшнее не то, что ее тайна раскрыта, а то, что Вадим, может быть, нечаянно в запале сказал правду. Это значит, что дом, который она строила всю жизнь, стал тюрьмой – для него, для нее, для всех?
Значит, жертва, которую ты кладешь на алтарь, может слишком дорого обойтись не только себе самой, но и тому, кому ты ее приносишь? Это странно. Несправедливо. Так не может быть. То есть так бывает, но только не в ее случае. Она делала все, чтобы семья была счастлива, и никогда ничего не просила взамен. Надя встала и открыла шкаф. Шкатулка матери стояла под вешалкой, ее резной бок выглядел чужеродно в этой спальне, в этой жизни. В жизни, которую Надя устроила от противного, сделала все, чтобы не походить на женщину, которая ее предала. Которая сбежала, чтобы жить по-своему…
Откинув крышку, Надя в задумчивости начала вынимать из бархатного брюха шкатулки лишенные пафоса украшения матери. «Никакого золота», – вдруг подумала она. Выходит, Марину не заботили все эти правила – что после сорока бижутерию носить неприлично? Или просто здесь собрано то, что не пригодилось женщине, отбывающей за рубеж? И там она носит бриллианты, и золото, и платину, которые дарит ей новый заграничный муж?
Надя выкладывала на платок серьги в виде перьев, серьги в виде палитр, серьги-петли с металлическими шариками, русалочьи серьги с двумя шариками и каплей, тонкий поясок в виде змеи, венгерский чокер, потом колье с подвесками… Раскладывая их так и эдак, она будто бы впала в транс: искала для каждого украшения единственно верное положение в этом коллаже, как будто собиралась рисовать… снова рисовать своих причудливых ярких девочек.
Надя подняла русалочьи серьги и приложила их к лицу. Да, цвет стекла в точности как ее глаза – получается здорово. У нее и дырки в ушах для сережек есть, мать настояла в свое время, и с тех пор они никак не зарастут. Но нет, нет, ни к чему это. Надя не могла это надеть. Даже примерять не стала. Быстрыми движениями убрав безделушки в шкатулку, Надя пошла умыться и уже через десять минут, приняв снотворное, лежала, плотно завернувшись в кокон одеяла.
Завтра она все решит.
Глава 23
– Можно? – Надя заглянула в кабинет Бабаева и увидела шефа за столом.
– Да, конечно, Надя, входите. Давайте обсуждать ваш вопрос. – Шеф поднялся и жестом пригласил ее присесть в кресло у кофейного столика. – Рассказывайте.
Надя с шумом набрала воздуха в легкие и одним махом выпалила:
– Александр Александрович, я хочу обсудить с вами вопрос оформления офиса, который вы поставили примерно два месяца назад. – Она старалась не показать волнения, но темп речи выдавал ее с головой.
– Да, конечно. – Когда Бабаева что-то удивляло, он начинал говорить медленно, нараспев, это был верный признак. Надя испугалась еще сильнее, но отступать было некуда.
– В общем, я не знаю, как вы к этому отнесетесь, но я решила предложить решить этот вопрос с помощью картин моего мужа. Он у меня художник, – быстро договорила она и наконец решилась прямо посмотреть на Бабаева.
Шеф смотрел на нее с искренним удивлением:
– Да, конечно, я знаю. А почему вы так волнуетесь?
– Ну, это ведь достаточно странно… Предлагать купить работы родственника. Как будто я пользуюсь своим служебным положением. – Взрослая женщина, а оправдываюсь, как школьница, мысленно упрекнула себя Надя. Зато честно.
– Я очень ценю вашу честность, – словно прочитав ее мысли, сказал Бабаев. – И надеюсь, что у вас есть и другие аргументы, кроме ваших родственных связей? – Он слегка улыбнулся, и Наде сразу стало легче.
– Конечно, есть! Вот смотрите. – Она открыла галерею изображений на планшете и протянула его начальнику. – Это серия работ под общим названием «Пульс города». Вы листайте, смахивайте вправо, там их двенадцать штук. Формат большой, сто тридцать на сто восемьдесят, они просто идеально подойдут для больших помещений.
Бабаев неспешно листал картинки в Надином планшете, приподняв брови и слегка покусывая нижнюю губу. Надя крутила обручальное кольцо на пальце и старалась не слишком пристально следить за его реакцией, но отвести глаза от этих приподнятых бровей ей никак не удавалось.
– Надя, я вам честно скажу: в таком искусстве я ничего не понимаю. – Бабаев смотрел на нее растерянно, и у Нади упало сердце.
– Ну да, конечно, наверно, реализм тут был бы уместнее, – пробормотала она.
– Нет, нет, вы меня неправильно поняли. – Он протестующе взмахнул рукой. – Если бы я считал себя экспертом, я бы сам выбрал картины и не ставил бы эту задачу перед вами. Я специально обратился именно к вам, потому что ценю ваше мнение. Но чувствовать себя некомпетентным не очень приятно, как вы понимаете. Вы можете мне побольше рассказать об этой серии?
– Да, конечно. – Надя собралась и начала излагать все, что относилось к делу. Шеф вдумчиво слушал и кивал: формат, материал, колорит, тематика, серийность, современные средства выразительности, соответствующие передовому имиджу компании.
– Ну и наконец, последний довод. – Надя испытала почти болезненное облегчение, когда поняла, что достаточно разогналась, чтобы изложить и денежную сторону сделки. – Украшать офис типовыми картинами или фотографиями все-таки несолидно. Бюджет у нас средний, поэтому купить работы прославленного художника в нужном количестве не получится. А Вадим Невельской – художник с заметным именем, но без особой рыночной судьбы. Так что этот вариант оптимален еще и по цене.
– А сколько стоит серия?
– Один миллион двести тысяч рублей, – решительно сказала Надя.
– По сто тысяч за картину. Ну что ж, вполне разум но. – Бабаев смотрел на своего взволнованного стриженого заместителя с удовольствием. – Надя, спасибо. Это правда отличная идея, к тому же цена ниже бюджета. А все художественные аргументы вы мне изложили, я с ними согласен абсолютно.
– Александр Александрович, спасибо вам огромное! – Надя вскочила, но под взглядом шефа вдруг замолчала и снова опустилась в кресло.
– Только у меня к вам просьба. Серьезная и большая, – он говорил с нажимом, и Надя ощутила, как сердце в панике забилось где-то в районе солнечного сплетения. Что за просьба? О чем он?
– Надя, я очень хочу, чтобы вы правильно оценивали то, что здесь сейчас происходит, – Бабаев говорил размеренно и четко, он называл это «излагать доходчиво». – Мы с вами договорились о сделке, и она совершенно разумная, рациональная и честная. Я не делаю вам никакого личного одолжения тем, что даю добро на приобретение картин вашего мужа. Вы понимаете?
– Да, – растерянно ответила она, не понимая, как реагировать на неожиданную лекцию.
– Это очень важно для наших с вами деловых отношений, Надя. Я ценю вас как специалиста, как порядочного человека, и очень не хочу, чтобы между нами возникала хотя бы тень неопределенности. Вы продали мне эти картины, я их купил. У нас с вами здесь и в будущем все сохраняется, как раньше. Вы мне ничем не обязаны, понимаете? – Бабаев иногда впадал в такой менторский тон, что выть хотелось, но в данном случае Надя была невероятно рада занудству шефа. Просто невероятно, чудовищно рада!
– Ну, не знаю, Александр Александрович, – задумчиво протянула она.
– Что вы не знаете? – он опешил.
– Я так старалась, провела продающую презентацию и при этом не добилась от вас ничего сверх того, чего могла хотеть? Как-то это неправильно. – Бабаев смотрел на свою всегда серьезную заместительницу с нескрываемым изумлением. Она что, кокетничает с ним? – Можно я тогда попрошу у вас оформить сделку на этой неделе? Откровенно говоря, вы мне все-таки делаете одолжение. У нас в семье сейчас есть сложности, и деньги нужны срочно, – закончила Надя уже совершенно обычным, офисным голосом.
Да. Вот так. Ну, что ж тут поделать. Они и правда никогда не смотрели друг на друга никак иначе. Чисто деловые отношения, такие и должны быть у коллег. Бабаев крякнул и улыбнулся:
– Конечно, Надя. Готовьте бумаги, я прямо сегодня все подпишу.
Она просияла и встала, и в ту же секунду у нее завибрировал мобильный.
– Простите, я отвечу, – Надя слегка отвернулась от Бабаева и произнесла в трубку: – Да, это я. Да, поняла. Хорошо, буду… Александр Александрович, мне нужно по делу на пару часов отлучиться, вы не против?
Глава 24
Наверно, было глупо ехать на допрос на машине, но Наде было необходимо ощутить себя сильной хотя бы на несколько минут. Голос Прохорова в трубке не оставлял сомнений, что разговор будет непростым – а скача по мартовским лужам, не сосредоточишься.
Зато теперь у Нади проблемы с парковкой. Она же заезжала сюда, завозила Лешку, должна была сообразить, что машину приткнуть будет некуда. Черт. Черт. Черт. Надя потуже затянула шарф и не глядя ступила на тротуар. На этот раз ей повезло: лужи не было. Бросив «Альфа-Ромео» поперек тротуара, Надя потянула на себя тяжелую, выкрашенную странной голубой краской дверь и оказалась в малюсеньком загончике с дощатым полом. Из застекленного окна сбоку на нее смотрел молоденький полицейский.
– К кому, по какому вопросу?
– Меня вызвали по телефону, я приехала к следователю Прохорову.
– Паспорт давайте. – Дежурный был совершенно равнодушен и к Наде, и к ее документам. Словно механическая кукла, он заполнил длинную строчку с именем и паспортными данными и, пропихнув паспорт обратно под срезом стекла, сказал: – Проходите.
– А какой кабинет?
– У дежурного внутри узнаете, – безразлично уронил он.
«Один дежурный, другой дежурный», – подумала Надя, толкая еще одну дверь – она, как оказалось, снова вела на улицу. Еще несколько шагов – и она наконец вошла в квадратный холл отделения полиции. Удивительно, что здесь не было ни света, ни запаха. То есть формально, видимо, было и то и другое, но пространство воспринималось как абсолютно лишенное любых характерных черт. Холодная зелень масляной краски, выщербины на плиточном полу, решетчатые клетки от пола до потолка по одной стене и большая витрина – по другой. Позади витрины с надписью «Дежурная часть» за столом с микрофоном сидел еще один бледный полицейский с усталым лицом, уже постарше.