– Списали, разумеется, на случайную смерть?
– Не было оснований подозревать убийство. Мухачев – из тех персонажей, что вообще никому не нужны. Эксперты не копали, написали заключение про несчастный случай. Внешне так и было. У вас особое мнение, Михаил? Хотя сейчас, после того, что вы рассказали… – Литвин озадаченно почесал подбородок.
– Вот именно. Нехорошее место. Куда вероятнее, что Мухачев оказался не в то время не в том месте. Стал свидетелем того, чего не должен был видеть. Следы посторонних ваши эксперты, разумеется, не искали.
– Ну, не знаю, – развел руками Литвин. – Можем вернуть все обратно, прочесать лес, возбудить уголовное дело.
– И окончательно отпугнуть от нас шпиона, – кивнул Михаил. – Нет уж, Литвин, что упало, то пропало. Разберемся – восстановим справедливость задним числом. Тебе поручается важное дело: наладить силами оперов наблюдение за объектом. Объект – колодец. Точка наблюдения – холм за железнодорожной насыпью. Себя не выявлять. Дежурить по двое – и днем, и ночью. Инструкции получишь. Человек придет, возможно, не один, действовать по обстановке, упустить его нельзя. Машину спрятать подальше, выдвигаться пешком. Сейчас там наш человек, зовут Вадим. Будьте осторожны, чтобы не пальнул. Сошлетесь на меня. Сотрудника доставить в город – он мне нужен. Все понятно, Литвин? Твое присутствие там необязательно – если грамотно наладишь работу. В общем, вызывай четырех толковых ребят. Как долго продлится «командировка», сказать не могу. Надеюсь, недолго. Понимаешь значение миссии?
Понимаешь значение миссии?
– А также, как меня взгреют в случае ее провала, – обреченно пробормотал Литвин.
Соображал начальник уголовного розыска похвально быстро. Схватил трубку, набрал номер:
– Ткаченко, ты жаловался, что жене надоела твоя стряпня? Пусть сама учится готовить. Найди Исупова, Бурлаша и Куликова, и чтобы через двадцать минут были у меня. Форма одежды – походная, пожрать возьмите, курево, комплект радиостанций. Двадцать минут, уяснил? Нормально все будет, товарищ майор, – Литвин повесил трубку. – Ребята справятся.
«Щекотунчик» под курткой сработал через сорок пять минут. С радиостанциями «Нева», как с любимыми, – не расставались.
– Москвин в эфире, – бодро отчитался сотрудник. – Докладываю, товарищ майор: на посту и вблизи поста происшествий не отмечено. Никто не появился. С ребятами из уголовки вышло непонимание, но все утрясли. Пост сдал, пострадавших нет. Двое на холме, я уже в машине, сейчас поеду в Кыжму.
– Хорошая связь, – хмыкнул Кольцов. – Ты словно рядом стоишь.
– Так это в объезд полтора часа, – засмеялся Вадим. – А если по прямой – то я рядом.
Рабочий день подходил к концу. Настроение у трудящихся было приподнятым. Вечер пятницы – лучшее время для мечтаний и составления планов на выходные. Назревал простой, и обернуть его во что-то полезное было невозможно. «Часовые» ежечасно выходили на связь: к колодцу никто не приближался. Тоску оперативников вполне понимали – вот так бездарно выбросить из жизни выходные! Но с Комитетом в стране не спорили.
Из кабинета Арепьева Кольцов позвонил жене. На что надеялся, непонятно. На часах без нескольких минут шесть, в столице – четыре. Настя не вернулась с работы. А еще Валюшу забирать из садика, вояж по магазинам совершить. Продуктовые наборы, выдаваемые мужу в управлении, не безграничны, приходилось, как и всем, стоять в очередях, рыскать в поисках дефицита. Москву снабжали лучше остальных городов, но и туда забиралась удушающая нехватка элементарных товаров.
Тоска нахлынула. Он послушал длинные гудки, повесил трубку, задумался. С Настей что-то происходило – дай бог, сезонное и к первому снегу пройдет. Он не мог ей помочь, командировки сыпались одна за другой, и даже телефон не всегда находился под рукой.
Сотрудники весело толкались у проходной, делились планами на выходные. Вишневский с Москвиным снова пропали (он выразил надежду, что подчиненные не подрабатывают на стороне), испарился Швец. Радиостанции оставались включенными.
В гостинице было прохладно, неуютно. Ресторан работал, ужинали постояльцы. Публика была приличной, пьяных выходок не допускали. Он поел в тоскливом одиночестве, поколебавшись, заказал сто грамм водки. Алкоголь в заведении был сносный, по крайней мере, из этилового спирта. Выпил, избавился от лишнего груза на душе. Решил нравственную проблему – заказал вторые сто грамм. Тяжеловатая дама за сорок, не лишенная, впрочем, грации, смотрела на майора с интересом. Она пришла не одна, со спутницей, но у той внешность была предельно профсоюзной. Дама искала новых ощущений, майор – нет. Он допил остатки водки, чем-то зажевал, грузно двинулся в номер, на ходу перехватив опечаленный взгляд…
Утро было хмурым, накрапывал дождь. Можно было выспаться, но уже не спалось. Лаборатория «Оникс» по субботам не работала. Власти понимали, что только отдохнувший человек способен заткнуть за пояс загнивающий Запад.
Швец за завтраком ругал местный магазин «Унылые руки» (вообще-то «Умелые», но лучше первое) – такое ощущение, что это продуктовая точка – сплошные голые полки. После завтрака Москвин и Вишневский укатили в область. «Работаете по СМУ‐19, – напутствовал их Михаил. – И без победы не возвращаться. Вас же не смущает, что сегодня выходной?»
Погода навевала меланхолию. Зашел на почту, позвонил в Москву по межгороду. Насти не было дома, ушла гулять с Валюшей. Погоду в столице передавали по всем радиостанциям: солнечно, безветренно, 18 градусов тепла. Он уже сокрушался, что сам не поехал в область – развеяться не мешало.
После обеда заглянул в отделение милиции. Там мухи дохли со скуки, дежурный героически боролся со сном. Капитан Литвин находился на рабочем месте, решал кроссворд и пил чай из огромной кружки. При встрече с работниками КГБ люди обычно не радуются, но Литвин обрадовался:
– Милости просим, Михаил. Есть чай, сушки, и больше, к сожалению, ничего. Коньяк – у Дерибасова, но кабинет закрыт.
– Обойдусь, – Михаил присел на предложенный стул. – На посту все тихо?
– Тихо, – подтвердил Литвин, покосившись на лежащую под рукой радиостанцию. – Патрульные докладывают каждый час. Я их знаю – светиться не будут. Понимают, что, если что, лишатся не только премии. Машина по дороге проехала – раздолбанный «газик», остановку не делала. Это местные – деревенские. Еще две бабы через поле прошли с узелками и лукошками. На колодец не смотрели. Не останавливать же их…
– Не надо, – согласился Михаил. – Деревенские бабы нас мало волнуют. Сомневаюсь, что они полезут в колодец. Там грубая сила нужна. Наши бабы, конечно, посильнее иных мужиков, – допустил он, – но нет, не тот типаж.
– Может, засветились ваши ребята? – предположил Литвин. – Ну… или наши. Тогда те убрались и теперь уж точно не вернутся.
– Типун тебе на язык, – рассердился Кольцов. – Об этом даже думать не смей. Давай свой чай.
С заваркой капитан перемудрил – бухнул столько, что глаза на лоб полезли. Пили не спеша, грызли сушки. За окном опять разгулялась непогода, усилился ветер. Листва с деревьев сыпалась активнее, устилала газоны и дорожки. Оконное стекло покрылось разводами воды. Потом все разом стихло, вышло солнце, порадовав рассеянным светом закрытый от мира городок.
– Семьей тебе обзаводиться надо, Литвин, – заметил Кольцов. – А то сидишь как сыч, на работе. Хорошо, конечно, что сидишь, для нас от этого только польза, но… Ты же каждую субботу это делаешь? Обзаводись любимой женщиной, детьми. Проблемы, конечно, будут, еще какие, пожалеешь, что женился, проклянешь все на свете, но от этой меланхолии в глазах точно избавишься.
– Так заметно? – смутился капитан. – Да все нормально у меня, есть одна на примете… может, что и получится, посмотрим.
– То есть любовь как таковая нам не нужна, – проницательно подметил Кольцов. – Нет у тебя характерного блеска в глазах, Литвин. Плохо это.
– Да какая там любовь, – отмахнулся капитан. – Лишь бы не бесила. Смотрю на своих женатых оперов – еще и не та тоска в глазах. Сами-то женаты, Михаил?
– С этим все в порядке, – уверил Кольцов. – Жена, дочь – все как положено. Ждут в Москве.
– Постоянно мотаетесь по командировкам?
– Мотаюсь…
– Ясно, – вздохнул Литвин. – Поди, сама уже не рада. Что вы там про меланхолию в глазах? Ладно, молчу, не мое это дело. От дежурного, кстати, можно позвонить в Москву – у него есть выход на межгород, возражать не будет.
«А это идея», – подумал Кольцов, прикладываясь к кружке с остывшим чаем.
Воплотить задуманное не удалось. В этой командировке все работало против нормализации семейных отношений. Зазвонил телефон на столе Литвина, он вздрогнул, схватил трубку. Выслушал, пожал плечами, протянул трубку Кольцову:
– Смешно, но это вас.
Ничего смешного не было. Радиостанции работали в интервале пятнадцати километров – да и то теоретически. Для связи он дал два номера – Литвина и местного отдела КГБ.
– Михаил Андреевич, Вишневский на линии. Хорошо, что вы там. Мы в области, в местном управлении. Товарищи оказывают всяческое содействие, делятся информацией. Дело, в общем, такое. Строительно-монтажное управление отработали. Нашли кое-что интересное. Это точно наша тема, товарищ майор, всеми фибрами чую… – Сотрудник явно напрашивался на комплимент. Михаил терпеливо ждал. – Траншею, в которой проложен кабель, прорыли за четыре недели. По километру в неделю – нормально, учитывая глубину. У мужиков руки набитые, и техника работает как надо. Копали десять человек, одна бригада, включая бульдозериста и экскаваторщика. Все давали подписки о неразглашении. На другие объекты не отвлекались. Ход работ контролировал отдел безопасности товарища Кобылина. Специально обученные люди работали в оцеплении, отгоняли любопытных. На внешнем кольце периметра стояла милиция и сотрудники горотдела госбезопасности. Режим секретности соблюдался. Но вы правы – сверху все видно, а зонтиками не снабдили. Личные дела работников СМУ‐19 мы просмотрели. Нормальные дела, нормальные работники. Внимание привлек бригадир – некто Гульков Петр Алексеевич, 48 лет. Толковый грамотный работник, держит подчиненных в ежовых рукавицах, к прогулам и пьянкам относится нетерпимо – вплоть до увольнения. Мужик мрачный, нелюдимый, авторитетом в коллективе пользуется, но его не любят. В разводе, живет с пожилой матерью в многоквартирном доме на улице Забалуева. Прошлое товарища Гулькова отнюдь не безупречно. Двенадцать лет назад – др