– Держу пари, Дмитрий Карпович, это и есть Зуб Фараона! – звонко выкрикнул Артем Троицкий и некультурно ткнул пальцем.
Все дружно ускорились. Васильченко взял себя в руки, пошел на обгон. Когда подтянулись отстающие, он уже стоял на краю обрыва с деловой миной.
– Ух ты, красотища-то какая! – сказала Люба.
– Ага, Любаша, – подтвердил Троицкий. – Это тебе не утки за пациентами выносить. Где еще такое увидишь?
Люба глянула на него как-то странно, покачала головой. Объяснять, чем медсестра отличается от санитарки, не стала.
Природный феномен был весьма любопытен. Над обрывом завис причудливый гранитный утес – словно носовая часть гигантского корабля. Скала выступала за пределы откоса, она состояла из нескольких уложенных друг на друга глыб, что смотрелось весьма затейливо. Скала казалась рукотворной, напоминала часть крепостной стены – словно в древности здесь работал исполинский подъемный кран, поднимал булыжники со дна пропасти и укладывал друг на друга.
– Я что-то не пойму, – проворчал Субботин, – это так природа захотела или мы видим древнюю крепость?
– Крепость в горах? – озадаченно почесал затылок Довгарь. – От кого обороняться – от медведей, что ли?
– Впечатлительно, да? – усмехнулся Васильченко. – Природный феномен, человек здесь ни при чем. Товарищ прав – с крепостями на Урале было не очень. Это не Европа, где старые рыцарские замки на каждом шагу. То, что мы видим, – результат камнепадов и сдвигов земной коры, происходивших в далеком прошлом. Бывает – хотя и редко. Не спрашивайте, товарищи, почему эту скалу назвали Зубом Фараона. Честное слово, не знаю. Назвали – и ладно.
– Пойдемте фотографироваться, – встрепенулась Люба. – Вроде не очень рискованно, заберемся на самый край, а Денис Валерьевич нас щелкнет.
– Что-то не тянет, – засомневался Довгарь и с опаской заглянул в обрыв.
– А я готов, – заулыбался Троицкий, – будет чудный кадр. Остановись, мгновение, ты прекрасно!
– Так, отставить! – грозно рыкнул Васильченко. – На скалу никто не лезет, это запрещено. В 76-м году двое слазили, царствие им небесное. Свадьбу только отыграли и размечтались об острых ощущениях. Фотограф, кстати, снял, как они падали. Потом из области выписывали альпинистов с полной амуницией, чтобы тела достать. Выжившие вернулись в город с самыми яркими впечатлениями, а старший группы поехал дальше – варежки вязать. Ладно, что не в мою смену это произошло…
– Ужас, – покачала головой Люба. – Хорошо, не полезем. Денис Валерьевич, снимите меня на удалении. Не пропадать же такой красоте.
– Ты про какую красоту, Любаша? – засмеялся Троицкий. – Про собственную или природную?
Михаил фотографироваться не пожелал. Субботин щедро щелкал затвором. Вынул из аппарата кассету с отснятой пленкой, вставил новую. Мялся в стороне Васильченко, не участвовал в развлечениях. Остальные увлеклись, позировали.
Михаил украдкой всматривался в их лица – гадал на кофейной гуще. Преступник грамотно маскировался, выдавал себя за своего. Но он и был своим, такой же советский человек! Страх загреметь вынуждал его сливаться с местностью, быть таким, как все.
Смеялась Люба Цесарская, ухмылялся не больно-то расположенный к веселью Денис Субботин. Довгарь, немного стесняясь, приобнял девушку – Субботин их запечатлел на фоне живописной скалы.
«Есть на Волге утес, диким мохом порос», – напевал не имеющий музыкального слуха Троицкий.
Потом заинтересовался фотоаппаратом, стал спрашивать про выдержку, диафрагму, признался, что в юности увлекался фотосъемкой, даже приобрел примитивный фотоаппарат «Смена‐8М». Дальше не пошло, терпения не хватило – такая маета с проявкой пленки, с печатью фотографий – все эти проявители, закрепители, увеличители, бромпортреты, фотобромы, унибромы…
– Значит, так хотел, Артемий, – фыркал Субботин. – Это увлечение требует полной отдачи. Все выходные посвящаешь этому делу, сидишь в ванной комнате в темноте, жена с детьми ломятся, постоянно спрашивают, когда же ты, черт возьми, закончишь?
Следующую остановку сделали через два часа у живописного горного озера. Водоем был небольшой, метров сто в поперечнике, вытянутой овальной формы – располагался на дне удивительно ровной природной чаши. В прозрачной воде отражались островерхие горы, полукругом окружающие озеро. Берега – пологие, заросли травяным ворсом. Зрелище завораживало.
– Не, ребята, мне так пленки не хватит, – жаловался Субботин, выполняя очередные прихоти туристов. – А еще Камышловский водопад впереди, давайте умерим аппетиты.
– Денис Валерьевич, вы же не пожадничаете, сделаете для нас фотокарточки? – вопрошала Люба. – Вы же не уезжаете в понедельник? Ну, давайте сложимся, в фотоателье сдадим пленку – они быстро все проявят и распечатают. А то разнесет всех по стране, нас же ничто не связывает.
– Действительно, что нас связывает, кроме диагноза? – засмеялся Троицкий. – Привал, Дмитрий Карпович?
– Привал, – согласился Васильченко. – Обедаем и до водопада идем без остановки. Так что достаем свои харчи и насыщаемся. До ужина – никаких перекусов.
Сбросили рюкзаки, с удовольствием устроились на траве. На общий «стол» полетели консервные банки, хлеб, овощи. Довгарь развернул хрустящую бумагу, опасливо понюхал дефицитную копченую колбасу, остался доволен. Михаил выложил банку сардин – в рюкзаке осталась еще одна. Довгарь вооружился перочинным ножом, стал вскрывать консервы.
– По капельке, товарищи? – предложил, подмигнув Михаилу, Троицкий.
– Не понял, – нахмурился Васильченко.
– Шутка, Дмитрий Карпович. – Троицкий злорадно засмеялся, открыл термос. – Пошутить уже нельзя? Я и дома-то практически не пью – так, лизнешь чего-нибудь в праздник.
Чокнулись алюминиевыми кружками и телескопическими стаканчиками из пластмассы. Чай давно остыл, принял температуру окружающей среды.
Погода баловала – дул приятный освежающий ветерок, солнце проступало через спешащие на север перистые облачка. Аппетит нагуляли – ели жадно. Потом блуждали, стараясь не отдаляться от вещей, снова собрались вместе.
– Дмитрий Карпович, помрачнели вы чего-то, – подметил Троицкий. – Случилось что или с самочувствием плохо?
– Нормально все, – проворчал Васильченко и быстро глянул на майора. Кольцов уже жалел, что открылся этому человеку. С артистическим дарованием у того действительно было туго: мужик мрачнел, становился неразговорчивым, косился на людей исподлобья. Это было чревато. Пользы от такого «союзника» не было.
– Давно работаете медсестрой, Люба? – спросил он.
– А что? – удивилась девушка. – Сами же сказали – ни слова о работе.
– Так это о чьей-то работе ни слова, – рассмеялся Артем, – а о твоей – можно.
Снова в воздухе витала напряженность. Люди разговаривали, но без охоты, улыбались, но уже с трудом.
Новый член команды так и не стал своим, что-то в нем настораживало людей – даже тех, кто не имел отношения к продаже Родины. Люба пробормотала, что работа у нее – просто блеск, мечтала о такой всю жизнь, просто поле непаханое для реализации своих возможностей. А больше всего восхищает зарплата.
– А на что ты рассчитывала, поступая в медучилище? – подколол ее Субботин. – Что через десять лет станешь кандидатом медицинских наук или важным чиновником в облздраве?
Шутка вышла натянутая. Окружающие замолчали, занялись своими делами. Курящие курили, Люба выжимала из термоса последние капли чая. Троицкий привычно терзал приемник. Вздрогнул, услышав «Подмосковные вечера» – позывные радиостанции «Маяк». И остальные удивились. Но сигнал пропал, голос диктора забили помехи.
Самый подходящий момент – вынуть пистолет, приказать всем не шевелиться. Можно корки показать, и пусть удивляются сколько влезет. Держать их на прицеле, а Васильченко пусть обыскивает вещи и одежду – хоть какая-то польза от человека. Визуальный осмотр ничего не давал – вроде не было при них оружия, но глушитель и не должен быть прикручен. Пистолет можно носить под курткой, в сапогах…
Кольцов напрягся. Но тут вскочил Троицкий и отправился к озеру. Михаил мысленно чертыхнулся. Молодой человек вошел в воду по щиколотки, пощупал ее.
– О, тепленькая… Дмитрий Карпович! – ахнул он. – Да тут же рыбы полно! Вода прозрачная, вон как шныряют! Я возмущен! – патетично воскликнул турист. – Почему в программу мероприятия не включили рыбалку? Известили бы заранее, мы бы взяли телескопические удочки! Почему не сказали, что здесь такое?
– Ну, знаешь ли, мил человек, – закряхтел Васильченко. – Рыбалку тебе еще подавай… А на Камышловский водопад кто пойдет? Программа есть программа. Не резиновые у вас выходные. Рыбу-то куда денешь? Выбрасывать жалко.
– С собой бы взял, – вздохнул Артем. – Своя ноша не тянет. На водопаде бы уху сварили… Да ладно, все правильно, – отмахнулся он, – за всеми искушениями не угонишься. Порыбачить и у нас можно: на Каралыке такой клев – слюнки текут…
Момент был упущен. Васильченко объявил подъем. Народ зашевелился, стал собирать разбросанные вещи. Люба, спохватившись, побежала за камни.
– Точно! – встрепенулся Довгарь. – Мальчики налево, девочки направо, – и припустил в обратную сторону, к кучке камней, подозрительно напоминающих недоделанный Стоунхендж.
Остальные не стали ждать, потянулись на тропу. Удобный момент так и не подвернулся. Группа растянулась.
Тропа углублялась в скалы. Еле ползли, помогали друг дружке.
– Не спешить, – предупредил Васильченко. – Поспешишь, как говорится, людей насмешишь.
Без инцидента все же не обошлось. Тропа обтекала возвышенность, до обрыва оставалось несколько метров, ничто не предвещало несчастья. Устойчивость поверхности оказалась обманчивой. Люба внезапно ойкнула, чуть не подвернула щиколотку. Присела, из-под ноги выстрелил камень, и она неудержимо заскользила к обрыву, успев пробормотать только:
– Ой, батюшки!
Как-то незатейливо все происходило, поначалу даже значения не придали. Ну, оступился человек. Люба не останавливалась, продолжала скользить, как фигуристка. Довгарь, сойдя с троп