беспричинно и из низших побуждений не увеличивать количество страдания в мире – а создание искусственных машин, по всей вероятности, увеличит его с самого начала. Мы могли бы создать страдающие постбиотические машины, прежде чем поймем, в каких особенностях нашей биологической истории, тела, мозга находится корень наших страданий. Задача предотвращать и уменьшать страдания всюду, где это возможно, относится и к этическому риску. Я думаю, что нам не стоит даже рисковать реализовать проект создания феноменальной я-модели.
Нам – философам, нейроученым и разработчикам искусственного интеллекта – лучше сосредоточиться на понимании и нейтрализации собственных страданий. Пока мы не стали существенно счастливее, чем были наши предки, лучше не пытаться перенести нашу психическую структуру на искусственные носители. Я бы сказал, что следует ориентироваться на классическую для философии цель самопознания и следовать хотя бы минимальному этическому принципу: уменьшать и предотвращать страдание, а не играть, как с огнем, с эволюцией второго порядка, которая вполне может выйти из-под контроля. Если у современной науки о сознании и есть запретный плод, то он состоит в безрассудном умножении страдания посредством создания искусственных эго-машин без ясного осознания последствий.
Машина блаженства: можно ли считать сознательный опыт как таковой благом?
Напрашивается гипотетический вопрос: если бы мы, напротив, могли увеличить количество радости и удовольствия во Вселенной, залив ее самореплицирующимися и блаженными постбиотическими эго-машинами, стоит ли нам это делать? Мое предположение, что первое поколение искусственных эго-машин будет напоминать умственно отсталых детей и принесет больше боли, смятения и страдания, чем удовольствия, радости и проникновения в мир, может оказаться фактически ложным по множеству причин. Такие машины, возможно, будут функционировать лучше, чем мы думаем, и наслаждаться существованием намного сильнее, чем мы ожидаем. Или же мы, как двигатели ментальной эволюции и инженеры постбиотической субъективности, можем сделать это предположение ложным, конструируя только такие сознающие системы, которые либо неспособны переживать феноменальные состояния, подобные страданию, либо смогут наслаждаться бытием в более высокой степени, чем люди. Представьте, что мы сумеем обеспечить машине преобладание позитивных состояний сознания над негативными – что для нее существование будет таким, чтобы жить несомненно стоило. Назовем такую машину «машиной блаженства».
Если мы сможем заселить физическую вселенную машинами блаженства, надо ли это делать? А если новая теория сознания рано или поздно позволит нам превратить себя из старомодных эго-машин, отягощенных ужасами биологической истории, в машины блаженства – надо ли это делать?
Возможно, нет. Существование, которое оправдывает себя, жизнь, которую стоит прожить, состоит не только из определенного качества субъективных переживаний. Этику размножающихся искусственных или постбиотических систем нельзя свести к вопросу, какой явит реальность или существование самой системы для сознания этой системы. Иллюзия может порождать блаженство. Умирающий от рака на высоких дозах морфина и препаратов, улучшающих настроение, может воспринимать себя очень позитивно – как и наркоман может отчасти неплохо справляться с ежедневными ситуациями. Люди веками пытались превратить себя из эго-машин в машины блаженства – с помощью фармакологии или метафизических систем верований и практик изменения сознания. Почему они в целом не преуспели?
В своей книге «Анархия, государство и утопия» уже умерший политический философ Роберт Нозик предложил следующий мысленный эксперимент: У вас есть возможность подключиться к «машине ощущений», которая будет держать вас в состоянии постоянного счастья. Вы согласитесь? Любопытно, что, по наблюдениям Нозика, большинство людей отказываются провести жизнь подключенными к такой машине. Причина состоит в том, что большинство из нас ценит не блаженство как таковое, а желает, чтобы оно было основано на истине, добродетели, художественных достижениях и других формах высшего блага. Иначе говоря, мы хотим, чтобы наше блаженство было оправданно. Мы хотим не иллюзии от машины счастья, а счастья обоснованного и поэтому желаем быть осознанно переживающими жизнь как нечто стоящее. Мы хотим необыкновенного проникновения в реальность, в моральные ценности и красоту как объективные факты. Нозик считал такую реакцию победой над гедонизмом. Он настаивал на том, что мы не желаем просто чистого счастья, если ему не будет сопутствовать контакт с глубинной реальностью, – хотя, конечно, и такая форма субъективного переживания может в принципе быть симулирована. Вот почему большинство из нас, по зрелом размышлении, не стали бы заселять вселенную блаженными искусственными эго-машинами – по крайней мере, такими, которые пребывали бы в постоянном состоянии самообмана. Это ведет к следующей проблеме: все, что мы узнали о транспарентности феноменальных состояний, явно показывает, что «настоящий контакт с реальностью», как и «уверенность», тоже может быть симулирован, и что природа уже наладила такую симуляцию в наших мозгах, создав тоннель эго. Вспомните хотя бы галлюцинаторную деятельность или ложные пробуждения в исследовании сновидений. Разве мы не обманываем себя постоянно?
Если мы серьезно относимся к нашему счастью, если не хотим быть «чистыми» гедонистами, нам нужна абсолютная уверенность, что мы не заняты систематическим самообманом. Разве плохо будет, если новая, эмпирически осведомленная философия сознания и этичная нейронаука помогут нам в этом?
Я возвращаюсь к уже сделанному предупреждению о том, что мы должны воздерживаться от любых действий, ведущих к увеличению общего количества страдания и смятения во вселенной. Я ни в коем случае не хочу утверждать или постулировать как утвержденный факт, что сознательный опыт в его человеческой разновидности – это нечто негативное, существующее не в интересах переживающего субъекта. Я считаю этот вопрос в полной мере осмысленным, абсолютно уместным, но и открытым. Но я утверждаю, что мы не должны создавать или запускать эволюцию второго порядка, искусственных эго-машин, пока нам не от чего отталкиваться, кроме функциональной структуры и образцов собственной феноменальной психики. Иначе в результате мы, скорее всего, создадим копию собственной психологической структуры, и к тому же испорченную. Опять же: риск тоже стоит взвешивать на весах этики.
Но давайте не будем уклоняться и от более глубокого вопроса. Есть ли основания для феноменологического пессимизма? Мы можем определить это понятие с помощью тезиса, что все разнообразие феноменальных переживаний, производимых человеческим мозгом, представляет собой не сокровище, а обузу. В среднем на протяжении жизни баланс радости и страдания почти для всех носителей тяготеет в сторону последнего – наше сознательное существование не покрывает своей стоимости. Существует долгая философская традиция, от Будды до Шопенгауэра, утверждающая, что жизнь не стоит того, чтобы ее проживать. Я не стану повторять здесь аргументов пессимистов, но позвольте мне заметить, что появилась новая перспектива, с которой можно рассматривать известную нам часть физического мира и эволюцию сознания: они подобны ширящемуся океану страдания и смятения там, где их раньше не было. Да, верно, что осознаваемая я-модель первой принесла в физический мир также радость и удовольствие – раньше таких явлений не существовало. Но становится столь же очевидным, что психологическая эволюция не оптимизировала нас для долговечного счастья, а, напротив, загнала в беличье колесо гедонизма. Мы вынуждены искать эмоциональной безопасности, радости и удовольствия и избегать боли и уныния. Гедонистическое беличье колесо – это мотор, который природа изобрела, чтобы организмы действовали. Мы можем распознать в себе его структуру, но никогда не сумеем вырваться из нее. Мы и есть эта структура.
По ходу эволюции нервной системы как численность отдельных сознающих субъектов, так и глубина феноменального пространства состояний (то есть богатство и разнообразие сенсорных и эмоциональных оттенков, доступных субъекту для страдания) постоянно росла, и процесс этот еще не прекратился. Эволюция не заслуживает похвалы: она слепа, она движима случайностью, а не пониманием. Она беспощадна и принесла миллионы наших предков в жертву. Она изобрела механизм вознаграждения в мозгу; изобрела положительные и отрицательные эмоции для мотивации нашего поведения; она загнала нас в гедонистическое беличье колесо, чтобы мы постоянно стремились быть как можно счастливее – чтобы нам было хорошо – и никогда не достигали стабильного состояния. Но, как мы уже понимаем, процесс оптимизировал наш мозг и психику не для счастья как такового. Такие биологические эго-машины, как Homo sapiens, эффективны и изящны, но многие эмпирические данные указывают, что счастье само по себе никогда не было самоцелью.
В сущности, согласно натуралистическому мировоззрению, цели вообще не существует. Строго говоря, не существует даже средств – эволюция просто происходит. Конечно, возникли субъективные цели и явились нам в сознании, но процесс в целом определенно не выказывает к ним ни малейшего уважения. Эволюция не уважает единичных страдальцев. Если это так, то, следуя логике психологической эволюции, надо скрывать от эго-машин тот факт, что они заперты в беличьем колесе (вспомните об обсуждаемых в четвертой главе «галлюцинированных» целях). Было бы преимуществом, если бы понимание структуры собственной психики – понимание, подобное очерченному выше, – не слишком сильно отражалось в осознаваемой я-модели. Многие новые взгляды эволюционной психологии показывают, что самообман может быть очень успешной стратегией, например, когда необходимо успешно обмануть других. С традиционной эволюционной точки зрения, философский пессимизм антиадаптивен, опасная утрата «психического здоровья», по крайней мере в чисто биологическом смысле. Но теперь все начало меняться: в естественный механизм вытеснения вмешалась наука и понемногу проливает свет на слепые пятна в эго-машине