Ударом ноги выбил дверь и под женский визг втолкнул в освободившийся проем мертвое тело. Устраивать в комнате совещание он не собирался. Быстро осмотревшись, он заметил, что в помещении никого, кроме девушки, нет.
Боевик продолжал стоять перед ним как изваяние. Он ударил его в лоб ладошкой, и тот повалился с грохотом на пол.
Девушка зашлась в диком крике.
— Не благодари! — бросил Стольников. — Пойдем!
— Нет! — был ответ.
— Я сказал пошли! И побыстрее, если хочешь жить!
К удивлению Стольникова, пленница бросилась в угол, уселась там и поджала под себя ноги.
Ирину пытались изнасиловать за последние двое суток четырежды. И все начиналось именно так, как было сейчас. И всякий раз, когда это происходило, верные Хараеву люди пресекали попытки арестантов овладеть пленницей. Дважды — со стрельбой. Девушка нужна была полевому командиру как гарантия, тем более что он уже знал ее фамилию. Сутки назад он догадался, чья это дочь, и безопасность дочери генерала до сих пор являлась гарантией безопасности тюрьмы. Хараев верил, что, пока Ирина в его руках, Зубов не отдаст приказ на штурм. Однако попытки растерзать девушку не прекращались, для того у дверей комнаты, где она находилась, и был выставлен караул из числа верных Хараеву боевиков. Поэтому, когда Стольников появился вместе с трупом убитого им часового, Ирина восприняла это как очередную попытку до нее добраться.
— Послушай, я не арестант, — правильно оценив обстановку, заговорил Саша и протянул руку. — Я делаю одолжение твоему отцу. Иди со мной, или умрешь!
Ирина выбралась из угла и с опаской приблизилась.
— Я — капитан Стольников.
— Стольников? Я что-то слышала о тебе…
— Ну еще бы! Когда мы с твоим отцом служили в оперативной бригаде в Грозном, тебе было лет тринадцать, наверное? Пошли!
— Откуда я знаю, что ты не врешь? — она выдернула руку.
— Хочешь остаться? Оставайся.
И он вышел из комнаты, пнув дверь так, что она загудела.
— Эй! — донеслось до него сначала глухо, а потом, когда девушка выбежала в коридор, отчетливо. — Эй, как там тебя, Сотников!
— Стольников! Столь-ни-ков! Стольник — слышал? Сто рублей. Не имей сто друзей, а имей один стольник. И все будет хорошо.
— Подожди меня! — она бросилась к нему.
— У меня нет на это времени. Ты будешь бежать, если шагом не успеваешь! — предупредил он и направился к двойной двери: первая — решетчатая, вторая металлическая. Здесь начиналась, видимо, территория, по которой конвоировали арестантов.
— Я тебе все равно не верю! — крикнула Ирина, семеня за капитаном. — Как выглядит мой отец?
— Плохо!
— А поточнее?!
— Потолстевший за последние одиннадцать лет двухметровый мужик с двумя глазами и ладонями с детские энциклопедии!
— А лицо?
— Сейчас напряженно-тревожное, Ирина Зубова! Сейчас мне откроют дверь, я немножко подерусь, и мы продолжим этот разговор, ладушки? — Подойдя к двери, Стольников нажал на звонок. Окошечко на металлической двери открылось, внимательный глаз осмотрел капитана.
— Что ты хотел?
— Дверь открой!
— Ты кто такой?
— Хараеву послание из Восточного крыла.
Замок лязгнул, дверь распахнулась. Ирина, крадучись, вошла вслед за Стольниковым. А тот понял, оценив обстановку, что лучше подождать с резкими движениями. Боевиков было двое. Неизвестно, зачем Хараев велел установить тут такой мощный караул. Вероятно, боялся, что уставшие ждать освобождения арестанты предпримут попытку расползтись по тюрьме, а это не входило в его планы. Западным крылом ему было управлять удобнее, здесь находились самые плохие парни.
— Говори, — приказал один из бандитов, еще не замечая за широкой спиной Стольникова девушки.
— Ты Хараев?
— Говори, зачем явился! — долгие разговоры в этой части «Миража» не были, вероятно, в моде. Тут привыкли изъясняться быстро. Стольников был не против такого расклада.
Вскинув автомат, он выстрелил. Пуля пробила голову бандиту, и второй выстрел прогремел, когда первое мертвое тело еще не рухнуло на пол.
— Теперь заходи, — разрешил капитан девушке.
Закрыв рот рукой, она быстро прошла мимо агонизирующих тел.
— Ты извини, что я так беспардонно нарушаю права заключенных, — съерничал Стольников.
— Ты такой же, как они!..
— Конечно. А вот ты и еще несколько придурков, которые не знают, чем занять свободное время, а потому лезут в тюрьму, разумеется, другие! Вы не похожи на меня и их! — он кивнул, проходя мимо, на бандитов. — Вы, разумеется, лучше!
Ее тошнило. Ответить было чем, но стоило ей разжать зубы, как к горлу приливали приступы рвоты.
— По крайней мере, ты знаешь, куда мы идем?
— Я знаю это заведение как свои пять пальцев.
Стольников оглянулся, подмигнул девушке, хрястнул блестящей ручкой, повернув ее до отказа вниз, и надавил на дверь. В лицо ему ударил свет с потолка, он зажмурился и вошел.
Сделав два шага вперед, он развернулся направо и увидел первого. За письменным столом, заваленным папками, сидел молодой человек в натовском камуфляже и потягивал из кружки чай.
— Уже во всем новом? — изумился капитан. — Когда вы успеваете, а?
— Ты кто такой? — прокричал боевик. Судя по манерам поведения, его статус был не ниже полевого командира. — Ты почему без стука входишь?
— Сейчас постучим, — сказал Стольников, поднимая «кедр». Когда он рассматривал в упор покрытое щетиной одутловатое лицо бандита, он вдруг подумал не к месту, что тот страдает болезнью почек или печени. Серое, почти черное лицо бандита выдавало в нем страдальца от запоров. — Думаю, что представляться не стоит.
Ирина, чтобы грохот выстрелов не парализовал ее волю, закрыла уши руками.
Расплескивая чай из кружки, на которой был изображен смеющийся Микки-Маус, боевик выскочил из-за стола, с грохотом роняя на пол стопку дел, и, остановленный пулями, навалился спиной на стеклянный шкаф. Одна из дверок, не выдержав давления восьмидесятикилограммового тела, хрястнула и почти без звука развалилась на пять или шесть кусков, похожих на турецкие ятаганы.
Бандит хотел закричать, но все происходило настолько стремительно, что он даже не успел напрячь голосовые связки.
Выстрел ударил в стены, отраженная из ствола гильза ударилась в угол, отскочила от него и запрыгала по полированной столешнице. Немного успокоившись, она уверенно покатилась по столу. Умело лавируя меж расставленных на ее пути преград — канцелярского набора и пепельницы, она достигла края и, перевернувшись, упала на пол.
За те десятые доли секунды, что это происходило, один из приближенных Хараева успел только открыть в совершенном изумлении рот и начать оседать. Материя его светлой куртки на левой стороне груди, прошитая насквозь пулей, стала стремительно пропитываться чем-то темным. Пятно расползалось неровно — так промокает пересушенная на батарее половая тряпка, брошенная на залитый пол. Второе пятно появилось в районе ключицы. Стольников представил, как это больно. Оттого и крика нет. Бандит был оглушен болевым шоком.
Капитан продолжал смотреть на агонию, и пропавшие с его лица розовые пятна волнения свидетельствовали о том, что он не испытывает ни удовлетворения, ни отвращения. Так трудится над вычислением среднего заработка служащих главный бухгалтер закрытого акционерного общества. Так работает на войне профессионал.
Полевой командир — Стольников так и не узнал его имени — уселся на пол, глаза его еще продолжали отражать жизнь, но взгляд был направлен уже не на убийцу. Куда-то в сторону огромного засыпанного сейфа у противоположной от стола стены.
Еще мгновение, и левое веко его сыграло нервным тиком — словно кто-то внутри бандита выключил рубильник. Рука его дрогнула, свет в его глазах погас, и голова, уже не удерживаемая шеей, свалилась набок.
Оценив результат, Стольников опустил руку с автоматом и, придерживая за локоть Ирину, вышел в коридор. Он ожидал увидеть в служебном помещении руководства колонией более одного человека. Но этот коридор не может пустовать. Кажется, оглушительные выстрелы никем не были оценены по достоинству. Толстые стены глушили звуки, в кабинетах можно было, без ущерба повредить чей-то слух, записывать альбомы звезд эстрады.
Стольников рванул на себя следующую дверь. Никого. Прошел дальше.
— Послушайте… Стольников! — позвала девушка. — Это обязательно делать?
— Что?
— Убивать людей?
— Я немного занят, мне некогда вести светские беседы, — Саша торопился по коридору.
— Это не светские беседы! Мы же можем просто пройти незамеченными! Зачем убивать?!
— Если мы упремся в тупик, все эти, как вы сказали, люди будут нас здесь ждать. Я не могу делать им такие подарки!
— Но вы же их… убиваете?
Стольников остановился и сделал шаг навстречу Ирине.
— То, что вас до сих пор не изнасиловало семь сотен, как вы говорите, людей, а после не вспороли вам живот и не отрезали груди, — это заслуга не их совести, а организатора бунта, который намерен воспользоваться вами как заложницей!
— Что вы такое говорите?!
— Я говорю о том, что видел собственными глазами! Я говорю, потому что хорошо знаю, на что способны эти ублюдки. Вас насиловали бы раз за разом семьсот человек, истосковавшихся по женскому телу, и я думаю, вы не вынесли бы и десятой части такого испытания! Вам что, папа не рассказывал, чем занимаются банды боевиков, входя в селения?
— Но вы…
— Я на войне, девочка!.. — перебил ее Стольников. — Нравится это тебе или не нравится! У меня есть задание, я его выполняю! Хотя, признаюсь, куда с большим удовольствием я бы сейчас находился не здесь и не в вашем обществе, а в одиночестве, в парке, на лавочке, в Инсбруке!
Ручки в кабинетах были одинаковые, и хрустели они так же, как их сводные сестры, — с металлическим клацаньем, сочно, словно отказывая входящему в тот момент, когда тот еще даже не переступил порога.
— Это что за явление?
Раздражение встречало Стольникова в каждом кабинете. Выяснялось, что лю