Ответные огненные копья заклятых друзей бессильно расплылись по щитам, истребители и штурмовики, выпущенные авианосцем, угодили под перекрёстный огонь ПВО, а на отходе их уже поджидали развернувшиеся самодвижущиеся минные поля. Лишённые маневра, более полусотни машин стали мишенью и лёгкой добычей земных канониров. Выдвинувшийся в первую линию линейный корабль типа «Неотразимый» гвоздил и гвоздил из всех стволов и ракетных портов по двигательным отсекам кораблей противника. Скоростные минные заградители по большой дуге обошли сражение, окончательно заперев обречённых глюонными минами. Эти же минные банки прекрасно послужат сдерживающим фактором для возможного подкрепления или скрытого резерва. Чтобы подойти на выручку окружённой эскадре требовалось протралить пространство или уничтожить сотни малоразмерных целей, а это время, как ни крути.
Северов хищно осклабился – каас не просто так выставили против станции артиллерийский монитор и несколько эскадрилий штурмовиков и истребителей. Они ловили на живца, готовясь растерзать явившуюся на стройплощадку жирную муху спасателей. Настроившие паутину волосатые пауки никак не ожидали импровизации одинокого штурмовика и попадания в капкан не травоядного оленя, а хищного ящера с планеты Бзас. Ближайший родственник вымерших земных динозавров с ходу щёлкнул громадными челюстями с тридцатисантиметровыми акульими зубами. Охотники сами стали добычей, зубастая щука по всем статьям проиграла белой акуле. Адмирал Иванцов захлопнул ловушку.
– Передай сигнал о капитуляции, – жало стального крюка упёрлось в грудь пилоту. Глядя на стремительно приближающееся звено бомбардировщиков под прикрытием эскадрильи истребителей, приказал Богдан. – Сдавай корабль, мразь!
Сведя глаза в кучу, каас боялся оторвать взгляд от смертоносной стали, грозившей разрезать скафандр и то, что под ним. Убрав так пугающий малахольного летуна крюк, Богдан простимулировал его ударом кулака по шлему:
– Пошевеливайся, падла, пока нас не разнесли на атомы! Быстро!
– Да-да, – сомлел пилот от вернувшегося ужаса в плоти и злобных, леденящих глаз напротив. Это не человек, это сам дух мщения Изги, вымораживающий заживо нутро. Люди не могут в одиночку захватывать целые корабли с экипажами в три сотни штатных единиц, а этот монстр прошёл через броню и боевых дроидов с легкостью языческого бога смерти, уничтожая всё вокруг себя. Теперь он верил байкам о страшных землянах, поставивших на колени неукротимых роух. Люди не живут с такими ранами, а о том, что они есть и человек испытывает мучительную боль даже догадываться не надо. Оплавленный бок, вмятая грудная пластина и заплатки, заплатки. Во многих местах подкрашенная бурым цветом, гермопена клочьями торчала из многочисленных прорех.
– Шевелись! – мощная оплеуха, от которой едва не раскололся шлем, вернула пилота на землю. Дрожа всем телом, он выполнил приказ.
Бомбардировщики отвернули, два звена истребителей остались плести петли и кружева вокруг захваченного трофея в ожидании штурмового бота и призовой команды.
– Руки! – приказал Богдан, снимая с пояса специальные наручники с функцией парализации. Пилот с видимым облегчением протянул вперёд руки. Заковывают, значит убивать не будут.
Призовая команда высадилась на артиллерийский монитор через четыре минуты. За этот короткий промежуток вражеская эскадра лишилась одного фрегата, разнесённого на атомы, и двигательного модуля монитора. Крейсер и второй фрегат тоже дышали на ладан. Авианосец пострадал меньше, но и его участь не оставляла сомнений. Туша в два с половиной километра длиной покрылась многочисленными язвами накрытий и теперь заваливалась на левый бок, фонтанируя во все стороны газовыми выхлопами. Не было никакого длительного противостояния и трагической кульминации сражения, эскадру элементарно задавили силой. Съевший не одну собаку на линейных сражениях, опытный пандорский адмирал не подставил ни одного своего корабля под гарантированное поражение, навязав противнику бой на предельных дистанциях, где у него было подавляющее преимущество. Пилот в ложементе вёл себя спокойно, меланхолично разглядывая потолок, а Богдан с каждой минутой слабел, едва удерживаясь на ногах. Адреналин схлынул, накатила слабость. Держа дверь и пробитую дыру на прицеле, он чуть не всадил болт в штурмовой «Хорс», показавшийся в оплавленном проёме. Прибыли, наконец. Встроенные в скафандры компьютеры и БИУСы обменялись пакетами данных, но майор Тихомиров, ввалившийся в рубку во главе целого отделения бравых парней, настроился на волну Северова и представился по всем правилам, на что Богдан отрешённо кивнул, лениво взмахивая рукой:
– Тоннельщик Северов, вон, гляди, дырок сколько наделал, и во мне наделали, черти окаянные.
Прочитав данные биометрии тоннельщика, поступившие по каналу обмена информацией, Тихомиров сначала тихо присвистнул, потом ошалело вчитался в показания дозиметра и рявкнул подчинённым:
– Смирнов, Елисеев, хватайте майора за руки-ноги и мухой тащите на бот, а потом быстро-быстро чешите до хаты. Там сдадите его в госпиталь. Исполнять!
– Есть!
Две расплывающиеся массивные фигуры мутными тенями накатили на Богдана и подхватили его под руки. Дорогу до штурмового бота он помнил урывками, как и полёт, а прикрытый силовой плёнкой ангар авианосца «Адмирал Нахимов» и госпиталь в голове уже не отложились.
Его солнце – Регинушка, не пострадала, а остальное не существенно. Люди на станции выжили. Теперь можно расслабиться и поспать.
Эпилог
– Ой, она щекочется!
Восторженно взвизгнув, русоволосая девушка лет семнадцати сдула с носа бархатную кружавницу – ирийскую родню земных бабочек, и смешно подпрыгивая, погналась за порхающим у самого лица насекомым.
– А-а-а! – донёсся со стороны озера радостный возглас. Девушка с разгона плюхнулась в прогретую солнцем воду.
– Пусть, – прислушиваясь к бултыхающейся на мели непоседе, сказал Богдан и потёрся щекой о бархатное бедро жены. – Никогда не думал, что наша электронная стервоза окажется такой непосредственной егозой.
– Пусть, – согласилась Регина, проведя ладонью по абсолютно лысой, как коленка, голове мужа, – она заново открывает мир. Знаешь, я ей даже завидую черной завистью. Мы давно разучились радоваться мелочам, мир потерял краски.
– Подожди, – Богдан нежно прикоснулся губами к начавшему округляться животику, – вот появятся наши карапузики на свет, посмотрю я, что ты тогда запоёшь. Красок они тебе намажут от души.
– С чего бы, вдруг они будут примерными лапочками и не станут пить из родителей кровь и соки.
– О-о, солнце моё, поверь моей интуиции и отягощённой наследственности, это будет чёрт в штанах и ведьма в юбке.
– Хватит, не сгущай краски раньше времени, Нострадамус.
– Да-да, настрадаюсь я с вами.
– Чего ты? – выгнула бровь Регина. – Я не поняла.
– Люблю я вас, говорю. И страдаю, что ещё пять месяцев ждать. А точно девочка и мальчик будут?
– Точно, Фома неверующий, – обмакнув в сметану ягоду лесной духовицы и скормив её супругу, ответила Регина.
– Обалдеть!
– Осторожно, тарелки не опрокинь.
– Ой! – тарелку с ягодой и миску со сметаной Богдан не опрокинул, но в последнюю сослепу влетел пятерней. Ухмыльнувшись во все тридцать два, он принялся смачно облизывать измазанные лакомством пальцы.
– А-а! – переполненные восторга крики и визги неслись со стороны озера. – А ну стойте!
– Я тебе ноги не отдавил? – очищенные кошачьим способом руки сомкнулись на пояснице жены. – Ты такая тёплая. Мягонькая…
– Вся твоя, – уткнувшись затылком в ствол синежильного дуба и лопатками ощущая все извилины и шероховатости тёплой коры дерева, улыбнулась Регина.
– Она там не утонет? – встрепенулся муж, прислушиваясь к всплескам.
– Успокойся, папашка, там курице по щиколотку. Машка на мели водных журчальников гоняет.
– Я спокоен, и тебе бы не мешало, мать моих детей, жена моя. Кончай реветь.
– Не реву я, – отмахнулась Регина, смахивая предательскую слезу, – чего привязался?
– Ага, я, может, и не вижу, зато нюхаю и слышу хорошо. Кого ты пытаешься обмануть? Полковник, быстро подобрали сопли, это приказ!
– Нос не дорос мне приказывать.
– Цыц, женщина, да убоись гнева мужа своего. Завтра у меня будут новые глаза – чистые и шелковистые. Сергей Семёнович надысь вырастил в пробирке. На выбор, говорит, хочешь карие, хочешь голубые, хоть серо-буро-малиновые. Натурпродукт, никакой кибернетической гадости и синтетики. Бает, что зрение станет как у орла, и ночью буду видеть не хуже кошки. Брешет, наверное. С понедельника отменяют генорегенерационный курс и нанокоррекцию с арадиотином. Печень вырастили, прижилась лучше, чем родная. Да кому я рассказываю, ты лучше меня всё знаешь. А волосы, – после небольшой паузы невпопад сказал Богдан, – волосы отрастут. А не отрастут, так на расчёсках сэкономлю.
– Идёт, – шевельнув ухом, сказал Богдан. – Пустота милосердная, как мне обрыдли процедуры.
Регина не переставала удивляться мужу, как это ему удаётся?! А правда ли он ослеп? Медсестра с гравикреслом только показалась на тропинке у поворота к озеру, а Северов каким-то непостижимым образом уже срисовал её. Гоня перед собой волну незамутнённого позитива, с озера прибежала Марья. Держа ладони лодочкой, она сунула их под нос Регине.
– Дай угадаю, поймала журчальника? – улыбнулся Богдан.
– Ага! Серебристого! – не стала делать тайны Марья. – Я сейчас.
Наградив всех свежим дождём с мокрых волос, Марья умчалась выпускать на волю земноводную ящерку, занимающую на Ирии нишу лягушек.
– Ну-ка, доедай, – Регина быстро скормила мужу остатки ягод. – Выздоравливающему организму требуются витамины.
Подошедшая медсестра в категоричной форме отмела все попытки больного пройтись до госпиталя пешком. Пригрозив жалобой лечащему врачу, она насильно усадила Северова в кресло.
– Маша, собери, пожалуйста, плед и посуду в корзинку, а я до главного врача прогуляюсь да прослежу, чтобы этот боевик от клизмы не сбежал, – обернулась Регина к андроиду. Бывшая ИИ кивнула в ответ. Ей не трудно.