Вот тогда я с ним и познакомилась. Делая приседания, услышала за спиной мужской голос.
– Колени должны быть раздвинуты, – произнес он, критикуя меня.
Я бросила на пол двадцатифунтовую гантель, которую держала у груди, и повернулась на голос.
– Вы кто такой?
– Джесси. Здешний тренер.
– Мне не нужен тренер, – сердито бросила я.
– Я и не напрашиваюсь. – Наши взгляды встретились. Глаза у него были золотистые. Как у льва. – Просто не хочу, чтобы вы причинили себе вред.
Откуда ему было знать, что каждый день я подвергаюсь насилию – физическому, психологическому и эмоциональному? Или что его слова пробили брешь в моей броне и вызвали к нему доверие? Я позволила ему скорректировать мою позу. Он делал это профессионально, прикасаясь ко мне крайне аккуратно и деликатно. Но его прикосновения волновали.
Во время моего следующего визита в тренажерный зал он пригласил меня выпить кофе.
– Я замужем, – отказалась я.
– Я приглашаю только на кофе, – насмешливо улыбнулся он. – Заодно обсудим ваши занятия.
– Не могу.
Но между нами возникло взаимное влечение, которое невозможно было игнорировать, и вскоре я ему открылась. Сказала, что нахожусь под постоянным наблюдением. Что муж приставил ко мне охранника – якобы для моей безопасности, – и тот постоянно следует за мной по пятам. Джесси нашел выход. Его «Ауди» припарковано на стоянке для персонала за зданием фитнес-клуба. Мы выйдем через черный ход и уедем вместе. Пока мой «Мерседес» стоит на парковке перед залом, мне ничего не грозит.
Мы поехали в его квартиру, где обстановка была по-мужски спартанской, будто он жил там совсем недолго. Квартира располагалась на цокольном этаже, зарешеченные окна выходили в переулок. В сущности, это были трущобы, но мне казалось, что я попала в рай. Там я и объяснила Джесси характер и динамику наших супружеских отношений господина и рабыни. Мне было стыдно, неловко, я не знала куда девать глаза, но меня словно прорвало: рассказывая, я захлебывалась словами. Джесси слушал с состраданием и жалостью на лице. Потом коснулся моей щеки, и этот жест даровал мне утешение. А когда он поцеловал меня – с любовью, – я и вовсе растаяла, совершенно не чувствуя себя грешницей. Мне казалось, что так и должно быть.
Наш роман развивался стремительно. Я изголодалась по нежности, ласке, по нормальному старомодному сексу. Три-пять раз в неделю я приезжала в фитнес-клуб, выполняла несколько упражнений с отягощением, а потом мы покидали тренажерный зал через черный ход и садились в его «Ауди». Пока мчались к его дому, я сидела пригнувшись, пряча лицо за волосами, и улыбалась в предвкушении приятных мгновений. И мне было все равно, что наши отношения до невозможности банальны.
Едва переступив порог его квартиры и закрыв дверь, мы начинали срывать друг с друга одежду. Порой даже до кровати не добирались – совокуплялись прямо на паркете у входа. Казалось бы, такой исступленный, почти животный секс унижает человеческое достоинство, но я чувствовала себя чистой и прекрасной.
– Мне кажется, я тебя люблю, – призналась я ему как-то после особенно страстной близости. Я торопила события, у меня от страха сводило живот. Вдруг своим признанием я отпугну его? Он сочтет меня жалкой, сумасшедшей, сексуально озабоченной. Но Джесси привлек меня к себе и сказал:
– Я тоже тебя люблю.
Меня захлестнула волна облегчения.
– Как бы я хотела, чтобы мы были вместе. Чтобы мне не нужно было возвращаться к мужу.
– Так оставайся.
– Не могу. – Я подняла голову, глядя ему в лицо. – Он найдет меня. Найдет нас.
– И что? Что он сделает?
– Убьет меня. И тебя. Маму мою вышвырнет на улицу. Он – опасный человек.
Должно быть, Джесси услышал страх в моем голосе и понял, что я не преувеличиваю. Он не спросил, каким образом Бенджамин нас уничтожит. Поверил мне на слово.
– Ты должна исчезнуть, – тихо произнес он.
– Как ты себе это представляешь? – усмехнулась я. Но он не ответил. Тогда не ответил.
Где-то через месяц после начала нашего романа я не выдержала. В то утро Бенджамин был особенно жесток, и я была доведена до отчаяния, подавлена, с ужасом думала о возвращении домой. Мы лежали на двуспальной кровати Джесси, моя голова покоилась на его мускулистой груди, на которую стекали слезы.
– Не знаю, сколько еще смогу терпеть.
– Я думал об этом, – ровным голосом произнес он. – Может, тебе все-таки удастся уйти от него.
– Я же сказала: он меня убьет, – быстро возразила я.
– Не убьет, если ты уже будешь «мертва».
Его предложение шокировало, но не так сильно, как должно бы. Он подал идею, от которой отмахнуться я уже не могла.
– Я не могу бросить маму, – упиралась я.
– Так ведь Бенджамин все равно не позволяет тебе видеться с ней.
Муж запретил мне навещать маму, заявив, что это пустая трата времени. Его раздражало, что зачастую из лечебницы я возвращалась расстроенной и мрачной. Она живет в комфортных условиях, о ней хорошо заботятся, указывал он. Мое присутствие там бессмысленно: мама меня уже не узнает. Но я чувствовала, что в глубине души она знает, что я рядом. Что я ее дочь. Что я ее люблю.
– И он обязан содержать ее. Даже если ты умрешь, верно?
Я об этом позаботилась.
– Да. Если я умру, пока состою с ним в браке.
– Разве твоя мама не желала бы, чтобы ты не страдала? И была счастлива? – не унимался Джесси.
– И как ты это себе представляешь? – тихо, но с любопытством спросила я.
– Допустим, ты случайно «утонула». – Он приподнялся на локте. – Здесь на побережье люди постоянно исчезают. Волны. Обломки, о которые можно так разбиться, что места мокрого не останется. Акулы.
– Суицид, – заявила я. – Пусть Бенджамин думает, будто это он довел меня до самоубийства. Пусть ему будет стыдно.
– Конечно. – Золотистые глаза Джесси были непроницаемы. – Это осуществимо.
Слезы подступили к горлу от избытка чувств – благодарности, надежды, любви.
– Неужели я и впрямь смогу обрести свободу?
– Хейзел, я больше всего на свете хочу быть с тобой. – Джесси протянул ко мне руку, сильными пальцами обхватил мой подбородок. – Я все устрою.
Глава 27
Мы выбрали дату: вторник в первых числах апреля. Рано утром я, как обычно, выйду на пробежку. Миновав охрану, направлюсь в укромную бухту и войду в ледяную воду. Джесси возьмет яхту у какого-то своего друга, выловит меня, даст переодеться в сухую одежду, укроет одеялом и напоит горячим чаем. Мы поплывем на север, высадимся в Беллингхеме и оттуда поедем в аэропорт. Джесси купил для нас авиабилеты до Панама-Сити с пересадкой в Далласе. Там Бенджамин никогда меня не найдет.
– Я достану тебе фальшивый паспорт, – пообещал Джесси.
– Как?
– Через даркнет, – беспечно бросил он, словно был своим в том мрачном криминальном мире. – Мне только понадобится твое фото. – Джесси предусмотрел все. Он заботился обо мне. Последний раз обо мне так рачительно заботились, когда я была маленькой. Он попросил только об одном: – Можешь достать денег? У меня есть кое-какие сбережения, но дополнительная сумма нам бы не помешала.
Естественно, Бенджамин контролировал мои банковские счета и кредитные карты, но в доме имелись ценные предметы, которые можно было бы продать или заложить. А также сейф в кабинете мужа, куда, наверное, мне удалось бы залезть, если бы я задалась такой целью. Но я только желала быть с Джесси и быть свободной. Возможно, я была идеалисткой, излишне романтичной натурой, но мне не хотелось деньгами Бенджамина марать начало новой жизни. Слишком долго алчность предопределяла мои решения. Я категорично ответила: нет.
– Слишком рискованно. Не хочу, чтобы у Бенджамина возникли сомнения.
Лицо Джесси омрачилось, но лишь на секунду.
– Я найду работу в Панаме, – пообещала я. – А когда накоплю немного денег, открою пекарню. Всегда об этом мечтала.
– Конечно, – согласился он. – Мы справимся.
Я поцеловала его.
– Мы точно справимся.
Укрывшись в ванной (в одном из немногих помещений в доме, где не было камеры видеонаблюдения), я написала предсмертную записку.
Бенджамин,
Последние шесть лет моей жизни ты превратил в ад, и это еще мягко сказано. Жить так больше я не могу и другого выхода не вижу. Твои издевательства и жестокость довели меня до этого. Я больше ни дня не останусь твоей рабыней.
Прощай,
Хейзел
Муж придет в бешенство. Какое кощунственное предательство! Неслыханное унижение! Наглое попрание его власти.
Погода в то утро была ласковая, но меня, когда я выскользнула из постели и облачилась в спортивный костюм, била дрожь. Бенджамин спал глубоким сном. Он просыпался в семь. Муж не услышит, как я выхожу из дома, а если и услышит, ничего не заподозрит. Я просто, как обычно, отправилась на утреннюю пробежку. Но я не могла унять дрожь, кладя предсмертную записку в выдвижной ящик тикового буфета. Хотела, чтобы он нашел ее уже после того, как я уеду от него далеко.
Последние два утра мне на моем маршруте попадалась старенькая «Тойота», всегда на одном и том же месте. Я предположила, что машину кто-то бросил или, может, угнал. В салоне я никого не видела, не заметила, что у кресла спинка была откинута назад. Разумеется, в то утро на «Тойоту» я особого внимания не обратила. В голове звенело от нервного напряжения и волнения. Я предвкушала скорую свободу. Жизнь с человеком, которого люблю.
На берегу эмоции вдруг переполнили меня. Из груди вырвался судорожный всхлип, и я осознала, что плачу, ведь я навсегда расставалась с мамой. Хоть я и редко ее навещала, хоть она перестала меня узнавать, она по-прежнему была моей мамой. И где-то в глубине ее затуманенного тяжелой болезнью сознания по-прежнему жил человек, которого я любила.
– Прости, – громко произнесла я. И вошла в океан.
Вода оказалась еще холоднее, чем я ожидала, но я рассчитывала находиться в ней недолго. Мне нужно было дойти до конца отмели и проплыть несколько ярдов, чтобы Джесси мог меня подобрать. У меня возникла мысль оставить на берегу куртку, бросить в океан одну кроссовку перед тем, как Джесси посадит меня в свою машину и повезет в шлюпочную гавань. Но Джесси сказал, что это слишком рискованно. Нас могут увидеть. А из-за отмели подогнать яхту близко к берегу он не сможет. Поэтому мне придется войти в Тихий океан полностью одетой. Трагическая фигура. Должно выглядеть натурально.