Только не у меня во дворе…
Я паркуюсь напротив центра реабилитации, на другой стороне улицы. На вид обычный дом – большой, но безобидный, от соседних отличается лишь отсутствием индивидуальности. У соседей висят корзины с цветами, у кого-то на крыльце трехколесный велосипед, у кого-то – розовый фламинго на клумбе. Во дворе дома, где живет Шон Самнер, ничего подобного нет. Это перевалочный пункт на пути к новой жизни. Или обратно в тюрьму, если что-то не сложится.
Я заглушаю двигатель. Часы на приборной доске показывают 6:47 утра. Видно, что дом проснулся, его обитатели собираются на работу – на фабрики и в кухни, на доки и в гастрономы. Я допиваю кофе, не отрывая глаз от входной двери, – жду, когда он появится. Узнаю ли я Шона Самнера по тому единственному нечеткому фото? Похож ли он на Джесси по поведению и манерам? Почему-то я уверена, что узнаю его.
Первым из дома выходит афроамериканец. Вскоре следом появляется второй – мужчина европейской наружности, но невысокий и жилистый; вряд ли это Шон Самнер. На фото, что я видела в Интернете, Шон – рослый детина со сломанным носом и пронизывающими голубыми глазами. Вот выходит еще один. Этот вроде бы похож на брата Джесси, хотя точно сказать трудно. И лишь когда ледяной взгляд его голубых глаз скользнул по моей машине, сомнения отпадают. Не дожидаясь, когда сдадут нервы, я выбираюсь из автомобиля.
– Шон! – окликаю я, спеша к нему через дорогу. Он оборачивается, задерживает на мне холодный взгляд, но молчит. – Можно с вами поговорить? Я не отниму много времени.
– Мне надо на работу. – Он идет по улице.
– Это по поводу вашего брата! – кричу я вслед, надеясь, что он остановится, поговорит со мной, но он и не думает замедлять шаг. – Он умер, – добавляю я, понимая, что бессердечно вываливать на него печальную весть, что называется, походя. Но я что, зря сюда ехала?
Шон Самнер останавливается, испускает тяжелый вздох. Я вижу, как при этом вздымаются его плечи. Он медленно поворачивается и идет ко мне.
– Не может быть, – говорит он, останавливаясь в нескольких шагах от меня. – Мне бы сообщили.
– Я видела его труп собственными глазами. – Мой голос немного дрожит. – Картера убили.
На скулах Шона перекатываются желваки, и это единственный признак, что мои слова отложились в его сознании.
– Давайте я угощу вас кофе, – предлагаю я, хватаясь за представившуюся возможность. – И расскажу все, что мне известно.
Он бросает взгляд на дешевые наручные часы; на лице его отражается внутренняя борьба, которую он ведет сам с собой, разрываясь между чувством долга и любопытством, потребностью получить информацию о погибшем брате.
– Ладно, – бурчит Шон.
Любопытство возобладало. Как я и рассчитывала.
Глава 43
– У меня мало времени, – предупреждает Шон, когда в закусочной мы усаживаемся за столик. Перед нами – бумажные стаканчики с водянистым кофе. – Что с ним случилось?
Я не знаю, что больше интересует Шона: как или за что убили его брата?
– Его зарезали, – отвечаю я, стараясь быть краткой. – За что – не знаю.
– Он вечно злил серьезных людей. – Шон отпивает кофе. – Я пытался уберечь его от беды.
– Вы вдвоем вломились в чужой дом и избили пожилую чету, – саркастически напоминаю я.
– Выходит, не уберег, – пожимает он плечами.
Такое впечатление, что убийство брата совершенно его не трогает. Не печалит, не вызывает никаких эмоций, кроме любопытства. Должно быть, он ненавидит его. Но все равно равнодушие – не самая адекватная реакция. Аномальная. Аж в дрожь бросает. Должно быть, Шон Самнер – социопат. Либо Картер был настоящим чудовищем. Мне не по себе от его близости. Но я не отступаю.
– Расскажите о нем, – прошу я. – Каким был Картер?
Шон мрачно усмехается.
– Вы одна из его подружек, что ли?
От его снисходительного тона мое лицо пылает.
– Да, мы встречались.
– Дамы на него вешались пачками, – кивает Шон, – а Картеру все было мало. У него всегда одновременно были две, три, а то и четыре женщины.
– Тот Картер, которого я знала, был добрым человеком, – вступаюсь я за своего бывшего бойфренда. – Заботливым. Любил своих племянниц. Ваших племянниц.
– Наша сестра к своим дочерям нас никогда не подпускала, – фыркает Шон. – Говорила, что наше влияние пагубно.
Значит, Джесси не выдумал… тот концерт на флейтах, исполнение песенки «Горячие крестовые булочки».
– Он казался таким искренним, – тихо произношу я, словно самой себе, – таким… сердечным.
– А вот про сердечность Картера вы спросите того старика. – Лицо Шона суровеет, становится непроницаемым. – Мой брат избил его до полусмерти, ни за что. Он был старый и тщедушный, не представлял никакой угрозы. Мы могли бы спокойно уйти. Но Картер как с цепи сорвался. Упивался своей силой, своей властью.
– Но за решетку отправили вас. Джесси – Картера – не посадили.
– Брат все свалил на меня. – Шон теребит пакетик сахара, сдавливает его, напрягая пальцы. – Прикинулся невинным агнцем. Заявил, что это я подбил его на преступление. Что это я избил старика. Что это я, старший брат-бандит, вовлек его, наивного младшего братишку, в мир криминала.
– А вы его не вовлекали?
– Я совершал ошибки. Делал неверный выбор. Но бандитом я стал волею обстоятельств. Картер же сознательно выбрал этот путь. – Лицо Шона искажает безобразная гримаса. – В детстве нам приходилось несладко, но Картер от рождения был сволочью. Насквозь гнилой. С самого первого дня.
Помнится, я читала, что социопатов формируют среда и обстоятельства, а психопатами рождаются. Последние по натуре своей манипуляторы, не испытывают угрызений совести, получают удовольствие, причиняя боль другим, и все это заложено в них генетически, предопределено природой. Неужели я влюбилась в человека, которому чужды такие понятия, как любовь, доброта, сочувствие? Которому нравилось играть на моих чувствах? Неужели я и в самом деле была столь легковерной, изголодавшейся по любви и дружескому участию?
– Но прокурор поверил Картеру, позволил ему пойти на сделку со следствием. Он получил два года тюрьмы, а я двенадцать лет, хотя после подачи апелляции срок мне скостили до семи. – Откинувшись на спинку стула, он встречает мой взгляд. – Мой собственный братишка предал меня. И даже глазом не моргнул.
Я думаю о Терезе. Она до конца жизни будет злиться на меня.
– Должно быть, вы его ненавидите, – роняю я.
– Картер всегда был слабаком. Поддался на манипуляции своего адвоката. Тот убедил его, что он должен сдать меня, если хочет спасти свою шкуру. Вот кого я действительно ненавижу, так это Бенджамина Лаваля.
Я чуть не опрокидываю стаканчик с кофе. От изумления открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. В мозгу словно замкнуло от непомерной значимости этой информации.
– Адвокатом вашего брата был Бенджамин Лаваль? – наконец шепотом выдавливаю я из себя.
– Да, вы правы, он большой человек. Да сих пор не пойму, на какие шиши Картер его нанял. Впрочем, у моего брата имелись связи. Темные личности при деньгах.
Шон Самнер думает, меня потрясло то, что Картер заручился поддержкой столь влиятельного адвоката. Он продолжает говорить, но его слова доносятся до меня будто издалека, словно я нахожусь на дне колодца, а он стоит наверху, у самого его края.
– В тюрьму я больше не хочу, – добавляет Шон, не замечая моей рассеянности. – Но если бы мне представилась возможность пристрелить эту тварь, я рискнул бы не раздумывая. – Он подносит ко рту стаканчик с кофе. – Но кто-нибудь когда-нибудь его пришьет. Лаваль – мразь каких мало. Многих кинул, многим насолил. И все это были серьезные люди. Он окружает себя охраной, но кто-нибудь все равно до него доберется.
– Тело вашего брата я нашла в доме Бенджамина Лаваля, – сообщаю я, глядя в холодные голубые глаза собеседника.
Он искренне удивлен, бледнеет, но принимает небрежную позу.
– Должно быть, Картер сильно разозлил Лаваля.
– Да, наверное.
– Значит, Лаваль убил его. Скорее, не сам – чужими руками. – Шон снова издает невеселый смешок. – Впрочем, ему это легко сойдет с рук. Он хитер. Безжалостен. Его не привлекут к ответственности за то, что он избавил мир от такого низкопробного дерьма, как Картер.
Мы на время умолкаем, осмысливая то, что узнали друг от друга. Голубые глаза Шона Самнера снова метнулись к наручным часам на запястье. Он внезапно выпрямляется.
– Я пойду. Мне нельзя опаздывать на работу.
Мы оба встаем и торопливо выходим на улицу.
– Спасибо за кофе.
И все. Это все, что он бросает мне на прощанье, быстро удаляясь к центру города. Я стою, глядя ему вслед. Мне еще о многом хочется его расспросить, многое выяснить, но теперь уже поздно.
Я ехала в Беллингхем, чтобы найти ответы, а уезжаю с кучей новых вопросов.
Глава 44
Не нужно быть великим следователем, чтобы сообразить что к чему. После незаконного проникновения в чужой дом Джесси – Картер – нанял Бенджамина Лаваля представлять его интересы в суде. Вероятно, тогда он и познакомился с Хейзел, и между ними пробежала искра: красивый мужчина, красивая женщина, оба с исковерканными душами, запретное влечение. Бенджамин убедил Джесси предать брата в обмен на мягкий приговор. Когда Джесси вышел из тюрьмы, у них с Хейзел завязались серьезные отношения. Но Бенджамин Лаваль узнал об этом и убил Джесси – либо сам, либо руками кого-то из своих прихвостней.
Действительно ли Бенджамин – жестокий извращенец, каким описывала его Хейзел? Или она придумала свою жалостливую историю, чтобы я помогла ей убежать с любовником? Могла ли Хейзел лгать столь убедительно? Я ведь видела следы побоев – иссиня-черная поясница, подбитый глаз. Конечно, такое можно и нарисовать, но тогда ее синяки показались мне настоящими. Я и теперь так считаю.
А вот моя роль во всей этой истории непонятна. Зачем Джесси нашел и соблазнил меня? Какую цель он преследовал? Мы занимались с ним сексом, и иногда он обращался со мной с щемящей нежностью, а иногда его исступленная страсть была на грани грубости. Зачем он спал со мной, если любил Хейзел, строил планы на их совместную жизнь? И если Хейзел была уже на пути в аэропорт, зачем Джесси явился к ней домой?