– Так. – В голосе Рашель я слышу скептические нотки.
И тут на меня нисходит озарение, от которого сводит живот.
– Но ведь это он отдал эти записи, да? Значит, он сотрудничает с полицией. – Рассказал бы Картер о нашем сговоре, чтобы выгородить себя? Потопить меня за свой план? Разумеется, за ним не заржавеет.
Единожды солгав…
– Флешка доставлена неизвестным лицом. Ее просто оставили в одном из участков на юге Сиэтла. Дежурный даже не заметил, кто ее принес.
– Должно быть, он и принес. У кого еще могли бы оказаться копии этих записей?
– Ваш бойфренд сделал эти записи, чтобы прикрыть свою задницу. Если бы его поймали, он потащил бы за собой вашего мужа. За заказное убийство наказание гораздо мягче, чем за убийство первой степени.
Мысль о том, что двое мужчин, которые использовали, оскорбляли и планировали убить меня, будут привлечены к ответственности за преступный сговор, воспламеняют искру радости в душе. Но я знаю, что доказать их вину будет непросто.
– Картер либо принес флешку в участок и исчез, – продолжает Рашель, – либо оставил ее кому-то из друзей, чтобы те передали запись в полицию, если с ним что-то случится.
– А этого достаточно? – Я показываю на ноутбук с аудиофайлами. – Чтобы признать виновным моего мужа?
– Подлинность аудиозаписей трудно доказать. Полиция может провести фоноскопическую экспертизу голосов, но это не всегда приводит к бесспорным заключениям.
Расстроившись, я прижимаю ладонь ко рту. Нам нужны новые доказательства. Иначе Бенджамин и Картер уйдут от ответственности.
– Гибель первой жены была случайной, – начинает Рашель, не принимая в расчет этот факт, – но полиция нашла еще одного бывшего клиента господина Лаваля. Тот утверждает, что в прошлом году Бенджамин предлагал ему убить вас. За двадцать тысяч.
Боже. Мой муж что – искал убийцу подешевле?
– Но тот тип был осужден за наркоторговлю и угон машин. Его показаниям не поверят.
– Что еще у них есть? – визгливым срывающимся голосом спрашиваю я.
– Криминалисты изучают видеоматериалы с камер у вас дома. Но на них фигурируете только вы. Бенджамин вообще нигде не появляется.
– Он контролировал видеокамеры, – сердито бросаю я. – Не хотел, чтобы были записи, на которых видно, как он со мной обращается. – Или запись его встречи с Картером Самнером. Бенджамин знал, что нанятый им киллер пошел против него, что Картер намерен нанести ему удар. Он отключил видеокамеры и затаился. Но что же Ли? Она ведь была у меня дома в тот день. – На камерах был кто-то еще?
– Кто, например?
– Ну, не знаю. – Без необходимости я не стану впутывать в это Ли. – Вообще… кто-нибудь?
– Никого, кроме охранника – Нейта Маттиаса.
Словно Ли и не приходила. Видеокамеры наблюдения были отключены. Отпечатки ее пальцев в доме остались, но в полицейских базах данных их нет. А полицейские и не догадываются, что я никогда не принимала своих подруг у себя дома. Для них никакой Ли никогда не существовало. Она вне опасности.
– Полиция сейчас проверяет его банковские документы, – продолжает Рашель. – Надеется установить, что с карт или со счетов снимались наличные. Если наличные не снимали, значит, и передачи денег не было.
– Но мы же слышали на записи!
– Это доказательство защита разнесет в пух и прах, – обреченно вздыхает Рашель. – Нам необходимо найти Картера Самнера. Прокурор мог бы переквалифицировать обвинение из тайного сговора в подстрекательство к тяжкому убийству по найму, но для этого нужно найти наемного убийцу, иначе ничего не получится.
Наемный убийца. Господи, какая же я была дура.
Разве что… нас с Картером связывало настоящее чувство. Да, мой бойфренд согласился убить меня за пятьдесят тысяч долларов, но, может быть, после того как мы познакомились, у него рука не поднялась? Пусть он мною манипулировал, лгал и изменял мне, я все равно хочу верить, что была ему небезразлична. Что он передал флешку полиции, чтобы спасти меня. Но в глубине души я понимаю, что принимаю желаемое за действительное: Картер просто хотел спасти себя.
Рашель закрывает ноутбук.
– Через несколько дней состоится предварительное слушание. Тогда станет ясно, что именно планирует сторона защиты. Уверена, они будут настаивать на прекращении дела.
– Прекращении дела? – Мне дурно, кружится голова. – Но ведь есть запись, на которой четко слышно, как он замышляет меня убить!
– Прокурор сделает все, что в ее силах, чтобы надолго упрятать его за решетку. Но есть определенные юридические тонкости, которые нельзя не принимать в расчет. Правила получения и хранения вещественных доказательств. Законы о двустороннем согласии на запись разговоров.
Все эти формулировки мне не очень понятны, но я вижу, что адвокат озабочена.
– Как я уже сказала, суд неохотно принимает аудиозапись в качестве доказательства. Но у нас есть еще несколько дней на то, чтобы собрать новые улики. – Рашель сдержанно улыбается мне, но я вижу, что настрой у нее немного изменился. Теперь она сомневается во мне. Думает, что я лгу. Что-то скрываю. И она права. – Остается только держать кулаки и ждать, – добавляет адвокат.
На карту поставлена моя жизнь, а она предлагает держать кулаки и положиться на удачу? Но ведь Рашель знает, что я не властна над своей судьбой.
Так было всегда.
Глава 59
Следующие две ночи я не сплю. Ворочаюсь, не в силах найти удобное положение. Ощущение такое, что тело скручено в спираль, кожа усохла, сдавливает кости так, что внутренности постепенно плющатся, сминаются. Маму так и не нашли. Ее нет уже три дня. А я как представлю, что она где-то в заточении, одна, напугана, сразу начинаю плакать и реву часами. Меня бесит, что я не в силах помочь, что я не свободна. Мне запретили принимать участие в поисках матери. Добродушный полицейский Кэмпбелл, вероятно, получил нагоняй за снисходительность и теперь настаивает, чтобы я оставалась в четырех стенах за запертыми дверями. Я должна довериться профессионалам: они делают все возможное, чтобы найти мою мать, ищут ее с не меньшим усердием, чем искала бы я сама.
Я отправила в лечебницу список адресов: адрес стоматологического кабинета, где она когда-то работала, адрес дома ее лучшей подруги, адрес бассейна, который она посещала, когда я была маленькой. Сообщила о том, что у Бенджамина есть летний домик на острове Оркас и квартира в доме рядом с площадкой для гольфа в парке Семиаму (маму могли прятать по одному из этих двух адресов, но я о своих подозрениях умолчала – лишь сказала, что она бывала там). Грета Уильямс обещает, что сотрудники их службы безопасности будут регулярно ходить по этим адресам. Заверяет меня, что полицейские также туда наведаются, когда у них будет возможность. Но этого недостаточно. Я сама должна искать маму, прочесывая город. А я вынуждена сидеть дома. Как беспомощная пленница.
По местному телевидению дают объявление о пропаже человека.
– Пожилая женщина ушла из дома престарелых на северо-востоке Сиэтла, – с надлежащей озабоченностью в голосе сообщает ведущий выпуска новостей. – Мелани Синклер, 67 лет, страдает деменцией. – В правом верхнем углу экрана появляется недавняя фотография мамы. Она выглядит немощной и безучастной. Перед ней на столе – торт в честь дня рождения с зажженными свечками. Меня на том празднике не было. Муж не пустил. – Если встретите Мелани, не оставляйте ее одну и позвоните в дом престарелых «Земляничное дерево» или в полицию Сиэтла.
Если это Бенджамин – или, по его указке, Нейт, или кто-то еще из лакеев моего мужа – насильно увез мою мать из дома престарелых, он не сообщил мне, как ее вернуть. Что он хочет в обмен на освобождение мамы? Не в моей власти заставить прокурора прекратить дело против него, тем более что у стороны обвинения есть доказательства его преступных намерений. Согласно нашему брачному договору, в случае развода я и так не получу практически ничего; правда, в свете недавних событий мне, возможно, удалось бы оспорить его условия. Значит, Бенджамин похитил мою мать именно по этой причине? Или просто для того, чтобы причинить мне боль? Наказать меня? Чтобы я знала: он и из изолятора может создать мне проблемы.
Пребывая в вынужденном заточении, я тщательно обыскиваю весь дом – ищу хоть что-то, указывающее на то, где может находиться мама. Я роюсь в шкафах, заглядываю в самые темные уголки подвала, вытаскиваю из гаража какие-то коробки, методично перебираю их содержимое. На дне одного пыльного ящика я нахожу связку незнакомых ключей. На ней три разных по форме ключа, без бирок. Может, мама томится где-то взаперти? В каком-нибудь шкафу? В грязном чулане? От этих мыслей мне становится дурно.
Полицейские, нагрянув в дом с ордером на обыск, внимательно осмотрели кабинет Бенджамина, в том числе сейф. Перерыли все шкафы и выдвижные ящики, но договора о полном подчинении так и не нашли. Однако где-то же он есть. Если я его найду, это хотя бы подтвердит анормальность наших супружеских отношений. Скоро состоится предварительное судебное заседание по делу Бенджамина. Если к тому времени следователи не обнаружат следы незаконных платежей, не найдут более надежных свидетелей или не представят новых уличающих аудиозаписей, Бенджамина, возможно, освободят из-под стражи. Конечно, самая главная улика – это Картер Самнер. Но если его отыщут, если он расскажет все, что ему известно, мы все, все трое, окажемся за решеткой.
Наступил день, на который назначено первое судебное заседание. Договор так и не нашли. И мою маму тоже. С тех пор, как она исчезла, прошло уже несколько дней, и я с ума схожу от беспокойства. Сидя на кухне у барной стойки, я без аппетита грызу засохший тост и поглядываю на часы. По словам моего адвоката, предварительное судебное заседание может продлиться пару часов. Прокурор изложит обстоятельства дела, представит доказательства и свидетелей, в число которых меня не включили. Я умоляла не вызывать меня в суд, боялась, что адвокаты мужа разнесут мои показания в пух и прах, но теперь меня гложут сомнения. А вдруг мое присутствие на суде как-то повлияло бы на ход процесса? Я молюсь, чтобы судья и без моих показаний поверил, что Бенджамин Лаваль действительно замышлял убить меня.