Прибывшие направились к одной из палаток. Перед входом в нее стоял стол, за ним сидел мужчина и перелистывал списки. Увидев инженера, мужчина поднялся и почтительно поздоровался Джо Браун был начальником лагеря. Матотаупу и Харку мужчина отметил в списке, озаглавленном «Группа разведчиков Рэда Джима».
Джо хотел помочь находящемуся в беспамятстве мальчику. Он нашел двух санитаров, но тут же убедился, что они умеют лишь перевязывать раны, и стал продолжать поиски. Он увидел Рэда Джима. Этот верзила сидел с какими-то двумя субъектами и пил пиво.
Джо Браун произнес что-то вроде приветствия и спросил, не видели ли они Генри. У Джима не было желания отвлекаться от выпивки, но, заметив, что инженер очень озабочен, он на всякий случай спросил:
– Что случилось?
– Нужно найти кого-то, кто хоть что-нибудь понимает в болезнях, иначе Гарри умрет у нас на руках.
Джим вскочил, на миг задумался и сказал:
– Об индсмене лучше всего позаботятся индсмены. В
моей группе два пауни. Я с ними поговорю.
Джо был не в восторге от такого оборота дела, он не очень-то доверял искусству индейцев исцелять. Но Джим проявил такое усердие, что даже оставил пиво и побежал разыскивать пауни.
Джим привел двух пауни, и Браун вместе с ними пошел к большой палатке, возле которой сидел Матотаупа. Харка лежал на земле, завернутый в кожаное одеяло. У него резко обозначились скулы, красные пятна покрывали щеки и лоб.
– Ему нужен хороший уход, – решительно сказал
Джим. – Как далеко отсюда ваши женщины и ваши палатки? – повернулся он к пауни.
– Полдня пути.
– Берите его и несите туда, иначе он тут сдохнет. А
тебе, Матотаупа, я даю отпуск, ты сам доставишь мальчишку к пауни. Пока обойдемся без тебя.
Индеец бросил благодарный взгляд на Джима.
Еще до наступления ночи Матотаупа и оба пауни направились с больным в поселок.
Харка не понимал, что с ним происходит. Кровь стучала в жилах, сердце неистово колотилось. Перед глазами все плыло, а голова болела так, точно вот-вот расколется череп.
Он судорожно раскрывал рот и хватал холодный ночной воздух. Он все время делал попытки сбросить одеяло. Его все сердило, и страшно хотелось пить.
Приходилось только удивляться, что его живым довезли до палаток. Харку положили на мягкое ложе, раздели, однако нож, в рукоятку которого он вцепился в беспамятстве, у него так и не смогли отнять. Лоб и губы стали смачивать холодной водой. Когда он стал различать окружающие предметы, то увидел, что лежит в большой палатке. Много военных и охотничьих трофеев висело на жердях. Пол был покрыт одеялами и шкурами. В лихорадочном бреду Харке представилось, что находится в родной палатке, и он невольно вскрикнул.
Тотчас к нему подошла женщина и стала шептать что-то непонятное. У Харки снова потемнело в глазах. Его укутали в одеяло и вынесли из палатки. Там его раскрыли, чтобы холодный ночной воздух овевал тело. Харку затрясло, у него застучали зубы. И снова вернулось зрение.
Он видел над собой усыпанное звездами небо, а вокруг него танцевал человек, увешанный шкурами змей и черепами животных. Человек бил в барабан и подпрыгивал. Это был жрец. Он должен был изгнать из Харки злого духа –
болезнь. Оборвав танец, жрец набросился на Харку и принялся растирать тело; при этом он выкрикивал непонятные заклинания. Харке представилось, что это Хавандшита, жрец его рода, тот, кто оскорбил и изгнал отца –
Матотаупу.
Харка не хотел больше слышать барабана и заклинаний. Покоя, только покоя хотел он. Как и Харбстена, он хотел смерти и чтобы его в одежде подвесили над землей.
У мальчика уже не было больше сил. Он по-прежнему держался за рукоятку ножа и, когда жрец на миг отпрянул, вытащил неверной рукой нож и хотел убить себя. Не сумел!
Острие ножа вонзилось в левую руку.
Он почувствовал, как потекла кровь. И жар тоже словно потек из него. Постепенно прошла головная боль, медленнее стало биться сердце и какой-то необыкновенный покой охватил его. Он закрыл глаза. Почувствовал, как кто-то взял его, и словно уже не его, холодеющую руку.
Ему представилось, что и его уже раскачивает над землей ветер, как раскачивал когда-то тело матери, как раскачивал тело младшего брата Харбстены…
Когда он открыл глаза, над ним снова были кожаные полотнища палатки. Было светло. Харка повел глазами и увидел незнакомую женщину.
Женщина заметила, что он открыл глаза. Она сразу же принесла воды, а когда Харка жадно выпил, дала ему две ложки мозга бизона, который он с жадностью съел. Но он быстро устал и снова улегся.
На следующее утро Харка проснулся очень рано. Он поднялся, сам пошел к ручью, хотя чувствовал себя еще слабым, как следует помылся, вернулся в палатку и полностью оделся. Харка нашел все свое оружие. Во время завтрака он сел рядом с женщиной и поел так, как если бы был совершенно здоров. Он был тощ, как бизон в феврале.
Когда в палатку пришел отец, он улыбнулся Харке.
Харка сказал:
– Я не хочу здесь оставаться. Я хочу сейчас же ехать с тобой обратно к белому человеку Джо.
– Хорошо, хорошо. Завтра мы отправимся. В лагере неспокойно, мы, может быть, будем нужны Джиму и
Джо…
На следующий день, вечером Матотаупа и Харка подъехали к лагерю строителей с его двумя большими палатками и деревянными бараками. Харка сразу заметил, что отец слишком мягко выразился, будто в лагере неспокойно. В лагере все было в движении. Тут царила невероятная суматоха.
Харка с недоумением смотрел на возбужденных, собирающихся кучками людей. Мужчины громко разговаривали, пели. Кто-то забрался на бочку, и к нему стягивалось все больше и больше народу. В окружающем шуме
Харка не мог разобрать слов, и смысл речей остался ему непонятным.
Джо Браун, его помощник – молодой инженер Генри, Рэд Джим, два разведчика пауни и еще несколько вооруженных людей прошли через лагерь и исчезли за большим бараком. Матотаупа позвал Харку, и они направились туда же. Там вместе с Джо и Рэдом Джимом собралось не менее тридцати человек. У всех в кобурах револьверы, а в руках –
винтовки. Джо поднял руку, заговорил. Голос его был резок и отчетлив.
– Люди, – сказал инженер, – рабочие забастовали. Они не хотят строить дорогу, они хотят домой. Они говорят, что мало еды. Это верно. Не хватает воды. И тут они правы.
Вовремя не выплачивается жалованье… Я не могу их успокоить. А тут еще дакота ночью убили трех человек.
Это ваша забота, разведчики! Вы должны обеспечить спокойствие рабочих!
– О'кей! – громко ответил Джим. – Мы с Топом, моим лучшим разведчиком, это сделаем. Но одного спокойствия недостаточно.
– Согласен, что недостаточно, – кивнул Джо. – Прежде всего нужно наладить регулярный подвоз продовольствия.
Нужно вырыть еще несколько колодцев. Нельзя задерживать выплату денег. Этим займусь я. Но прежде всего –
работа! Нам нельзя терять ни одного часа!
Харка не мог понять: почему нельзя людям сначала дать хорошую еду и деньги и тогда приняться за работу?
Зачем так спешить с постройкой дороги? И раз уж рабочим нечего есть, так надо пойти на охоту, ведь Матотаупа и
Харка обеспечивают себя охотничьей добычей…
– А если они не приступят к работе, пока не получат денег и продовольствия? – крикнул долговязый Билл.
– Тогда будем стрелять!
– Ого! Но ведь и у них есть кое-какое оружие.
– Так нам надо стрелять первыми. Один залп в толпу может сотворить чудо.
– Когда? – деловито осведомился Джим.
– Утром. Если они вздумают отлынивать от работы.
Ночь разведчики и вооруженные сторонники Брауна решили провести вместе здесь же за бараком. Джим пошел потолкаться по лагерю, выведать настроения.
Харка очень устал, ему было холодно. Джима, обманывающего его отца, он презирал, а Джо Брауна не мог понять. Почему этот инженер, который совершенно справедливо говорил, что рабочие во многом правы, вдруг решил стрелять?
Харка завернулся в одеяло и попробовал заснуть.
Настоящего покоя не было, так как в лагере продолжался шум. Вернулся Джим и что-то шепнул Джо. Долговязый
Билл перед кем-то хвастался своим искусством бросать нож. В лагере где-то пели. Оратор на площадке между бараками все еще продолжал говорить. И Харка теперь даже понимал, что он говорит. Он обвинял белых, которые заставляют других белых голодать, заставляют их работать и подвергают их жизнь опасности. Он обвинял белых, которые живут в роскоши и довольстве и не заботятся, чтобы снабдить своих рабочих всем необходимым. Он называл таких белых кровопийцами, угнетателями, говорил, что они ничуть не лучше рабовладельцев. Харка был согласен, что такие белые люди – плохие люди. Но ведь все белые одинаково плохо относятся к краснокожим и готовы отобрать у них землю и еду!.. Да, трудно понять белых…
С наступлением рассвета Матотаупа разбудил сына. В
палатках и бараках было еще тихо. Фыркали лошади.
Джо Браун раскурил трубку.
– Генри, подойди ко мне, – позвал он молодого инженера. – Я с теми, кто порешительнее, пройду по лагерю и постараюсь сразу же после подъема направить людей на работу. Завтракают они пусть на месте. А если опять соберутся здесь и примутся за свои разговоры, то наше дело наполовину пропало. Ты, Джим, отвечаешь за то, что оружие будет применено только в случае необходимости.
Только в этом случае! Но тогда уж – решительно, до конца!
Джо и Генри обошли барак и исчезли. Матотаупа, Харка и другие разведчики и трапперы, которые по договору должны были охранять лагерь от нападений индейцев, сидели, прислонившись спинами к стенке барака.
Взошло солнце. Лагерь оживал. Но не было смеха, шуток, громких разговоров, торопливых шагов – всего того, чем обычно сопровождалось рабочее утро. Люди угрюмо выходили из бараков и собирались небольшими группами. Они держались на почтительном расстоянии от разведчиков и посматривали в их сторону. От палатки доносился решительный голос Джо: он объявлял, какие партии рабочих куда должны направиться. Но все больше и больше людей собиралось здесь, позади барака. У некоторых были ружья.