Глухое мощное мычание становилось между тем все слышней и слышней.
– Бизоны! – крикнул Джо Браун. – Бизоны начали двигаться!
Мужчины схватили бинокли. Топу, который находился среди них, не было надобности прибегать к этому средству.
Глаза отлично служили ему и на таком расстоянии.
– Дакота начали охоту, – сказал Матотаупа Брауну. –
Если бы на станцию не было совершено нападение, наши люди тоже могли бы поохотиться…
Подошел начальник поезда и спросил:
– Можно ехать дальше?
– Можно, но не сразу. Когда пройдет последний бизон, нам придется еще проверить путь: стадо бизонов может причинить немало вреда.
Начальник поезда приготовил необходимый инструмент. Кое-кто из вооруженных пассажиров также предложил свои услуги. Браун отправился в качестве руководителя группы и позвал с собой Матотаупу.
Они быстро прошли участок пути до бизоньей тропы.
Здесь, где на рельсах потопталось стадо, был необходим ремонт.
Матотаупа и Джо Браун поднялись на возвышенность, чтобы как следует осмотреть окружающую местность. Они не обнаружили ничего внушающего подозрение. Со стороны путей доносились удары молотков и голоса переговаривающихся людей. Ветер усиливался. Они решили проехать по окрестностям.
– Гарри великолепно сражался, – сказал инженер. – В
темноте он разыграл роль вождя, и они сами попали к нам в лапы. Это было, конечно, не так просто, но я уверен, что
Тачунка Витко сыт по горло.
– Тачунка Витко? – Это известие поразило Топа.
– Да, твой старый враг. Я думаю, ты бы теперь с удовольствием направился по его следам?
– Хау!
– Но нельзя, Топ, нельзя. Сегодня, во всяком случае, нельзя. Ты сам видишь, как обстоят дела. И так нам недостает здесь опытных людей. Ты наш разведчик и не имеешь права заниматься своими делами.
Матотаупа тяжело вздохнул, но не возражал.
Прошло около двух часов, когда Матотаупа и Браун возвратились к месту работ. Ремонт за это время был завершен, и поезду подали сигнал продолжать движение.
Осторожно, малым ходом двинулся паровоз, потащил за собой вагоны.
Машинист остановил поезд, чтобы посадить рабочих.
– Вы поедете с нами? – спросил начальник поезда
Брауна.
– Спасибо, я остаюсь.
Захлопали окна и двери. Был дан сигнал отправления.
Поршни задвигались, колеса начали поворачиваться, сначала медленно, потом быстрей и быстрей. Поезд поехал.
– Ну, а мы двинемся на станцию? – Браун вопросительно посмотрел на люден отряда, которых привел сюда.
– Сперва небольшой завтрак! Начальник поезда нам кое-что оставил за работу!
Инженер увидел бочку пива, виски и ящик с хлебом и ветчиной.
– Ну что ж, отметим победу! Не возражаю…
Пока отряд был в прерии, в лагере шла работа по восстановлению разрушенного.
Шум утихал. Раненых стаскивали в одну большую палатку. Художник распорядился, чтобы Генри, все еще не приходящего в сознание, перенесли к нему. Для убитых вырыли общую могилу. Начали сколачивать новый домик для начальника лагеря Тейлора-второго.
Стойка для вина и пива была устроена прямо под открытым небом из наспех сколоченных досок и бочек.
Дейзи первая прибежала помогать хозяину, и снова бойко пошла торговля. Даже сам кудрявый начальник принес фляжку, чтобы наполнить ее виски.
Поздно вечером кто-то тихонько постучался в дверь комнаты художника. Моррис откликнулся:
– Войдите.
Дверь открылась. Моррис вздрогнул. Перед ним было черное, покрытое рубцами лицо без носа, голова без ушей.
Моррис вспомнил о видении, которое промелькнуло перед ним ночью у раненых. Взяв себя в руки он сказал:
– Входите же.
Женщина в черной кожаной одежде плотно прикрыла за собой дверь. Черной краской покрывают себя индейцы в знак скорби, жертвенности, покаяния. В руках у нее было кожаное одеяло и какие-то вещи.
– Что вы хотите сказать? – спросил Моррис, заглянув в глаза вошедшей.
– Ты знаешь, что такое линчевание?
– Тебе угрожает линчевание? – ужаснулся Моррис.
– Нет, не мне, но они хотят линчевать индейца сиу. –
Индианка отчетливым шепотом произносила английские слова.
– Какого индейца? – Моррис говорил также очень тихо. – Неужели моего краснокожего брата Длинное Копье?
Индианка покачала головой.
– Нет, не Длинное Копье.
– Кого же?
– Харку.
– Гарри? – Художник ужаснулся. – Где же Джо Браун?
– Уехал к поезду. Еще не вернулся.
– Это ужасно. Кто вынес приговор линчевать?
– Кровавый Билл. А теперь и все так думают. Масса
Тейлор-второй сказал: линчевать – это правильно. Все пьют и все говорят: линчевать Гарри. Они кипятят бочку смолы. Они хотят вымазать его горячей смолой. Потом хотят обвалять его в перьях и гонять, пока он не умрет.
– Какое варварство! Надо предупредить Харку.
Кто-нибудь его видел?
– Нет. Но конь здесь. Дакота всегда придет к своему коню.
– Что же делать? Где Матотаупа?
– Не вернулся от поезда.
– Нельзя ли найти людей, которых Харка собрал защищать лагерь?
– Они тоже у поезда.
– Все нужные люди у поезда! Но надо действовать!
– Теперь вы знаете все, – тихо сказала женщина. – Я
оставлю у вас одеяло из бизоньей кожи – это одеяло Харки, я оставлю у вас лук – это лук Харки, я оставлю у вас перья –
это орлиные перья Харки, я оставлю у вас вампум10 – это вампум для Харки, это вампум из хижины вождя Оцеолы, которого белые люди предали и убили. Харка прочитает, что говорит вампум. Вампум – завещание Оцеолы. А теперь я оставлю вас.
Индианка повернулась, тихо прикрыла дверь и вышла.
Спустя некоторое время Длинное Копье сказал:
– Я посмотрю, что делается снаружи…
Когда шайен возвратился, он сел на край кровати, сложил руки на коленях и опустил голову.
– Ну что, Длинное Копье?
– Очень плохо, мой белый брат, Далеко Летающая
Птица, Умелая Рука, Волшебная Палочка. Все бегают с оружием и хотят линчевать Харку. Если он появится в лагере, он пропал. Его палатка уничтожена. Они хотели линчевать семинолку, но она приняла яд. Кто-то облил ее, уже мертвую, горячей смолой.
– Как бы нам предупредить Джо Брауна и Матотаупу?
Только они могут предотвратить несчастье, успокоить или во всяком случае обуздать этих пьяных тварей.
Длинное Копье кивнул и вышел.
Ночью кто-то опять постучал в дверь. Затем она приоткрылась. Появилась голова в шляпе с опущенными полями, прикрывающими лицо, затем – вся фигура в кожаной ковбойской одежде. В руках – ружье.
10 Вампум – бусы из раковин, у индейцев прерий употреблялись как украшения, как меновая единица, как средство своеобразного мнемонического (от греч. «мнемо» –
«память») письма. Условные сочетания различных по цвету и размерам раковин соответствовали определенным событиям и действиям, «напоминали» о них. Особенно интересны пояса или перевязи вампума, которые служили своего рода летописями, договорами, верительными грамотами.
Вошедший бесшумно закрыл дверь и тоже сел на край постели Генри. Ружье он поставил прикладом на пол. Голова его была опущена, но потом он поднял ее, и Моррис в свете лампы узнал его.
– Ха… – Моррис даже не произнес имени. – Ты?!
– Да. Где мой отец?
– Еще у поезда.
– Джо Браун?
– Тоже у поезда.
– Белые люди хотят линчевать меня.
– Может, ты где-нибудь спрячешься, пока не вернутся отец, Джо и остальные.
– Мог бы, но не хочу. Я ухожу. И если тебе где-нибудь, когда-нибудь случится говорить с моим отцом, то скажи, что я ушел к сиксикам, чтобы выдержать испытание и стать воином. Только после этого я вернусь и отыщу отца. Я как воин спрошу его еще раз, согласен ли он расстаться с Рэдом
Джимом.
– Да… стой, Харка, женщина принесла для тебя одеяло из шкуры бизона, лук и еще кое-что. Если хочешь посмотреть, все это там под кроватью.
Индеец нагнулся и увидел свое старое разрисованное одеяло, лук, орлиные перья и вампум. Вампум он сейчас же взял в руки и стал внимательно рассматривать.
– Это из палатки Оцеолы, – пояснил Моррис. – Так сказала женщина. Она была семинолка?
– Да, она была семинолка и никогда этого не забывала, – ответил Харка. – Вампум содержит передаваемое из поколения в поколение завещание. Где Длинное Копье?
– Он пошел встретить тебя и предупредить. Ты его не видел? Я думаю, он приготовил для тебя одежду.
– Не надо. Я снял одежду с человека, который надругался над трупом женщины. Он отошел от лагеря и оказался слишком близко от моего ножа.
Индеец произнес это совершенно безразличным тоном, и Моррис посмотрел на него с печалью.
– Харка, неужели убийство стало для тебя профессией?
– Хау. Это моя работа. Этому меня научили краснокожие люди и белые люди. Я убиваю белых людей и я убиваю красных людей точно так, как я убиваю бизонов.
– Кто же ты? – с ужасом спросил художник.
Это был тот же самый вопрос, который Матотаупа задал своему сыну год тому назад.
– Мое имя Гарри. Я разведчик, и я опасен для всех, кого научился ненавидеть и презирать.
Бледное лицо художника стало таким печальным, что индеец посмотрел на него с участием.
– Ты расстроен, Далеко Летающая Птица, Желтая Борода, Волшебная Палочка?
– Ты видишь, я уже больше не Желтая Борода, как ты меня называл будучи мальчиком, я уже седая борода. И я расстроен.
– Почему? Ты боишься меня? Или тебе не все равно, что получится из меня – краснокожего?
– Нет, Харка – Ночной Глаз, Твердый Как Камень, Убивший Волка, Охотник На Медведя, я тебя не боюсь. Но мне не все равно, на что ты израсходуешь свои огромные природные дарования.
– Не пугайся, если услышишь выстрел! – сказал индеец. – Я убью коня, который теперь для меня обуза: я не могу освободить его из рук белых людей. Я буду меток, и мой Серый даже не почувствует, что умирает.
Харка еще глубже надвинул шляпу и покинул комнату так же спокойно и неслышно, как и вошел.