Духи способны сохранять в памяти даже расстояния, а еще сезоны. Помню, как мчимся по дороге в Сестрорецк, и я читаю в этой спортивной машине стихи Пауля Шеербарта[351]. Там строки про то, что «возможно, это лучшая моя весна». Та весна, конечно, была не лучшей, но я помню эти странные поездки на автомобиле, гранатовый чай, завершение поста. И после него, могла начаться странная и безумная жизнь, которая так и не началась, о чем я предполагала, выпивая темное вино (или шампанское) в Астории и думая, быть может, это – все, и ничто не пройдет в больший масштаб. По ночам ходить в Асторию пить вино – в этом была особая радость. Так было в июне, и помню белые ночи, и как мне не нравилась их настойчивость. А больше ничего не помню. Духи смогли рассказать об этом за одну малую долю секунды.
Прокрастинация: сидеть писать тысячи постов в телеграмм-канал про французскую политику вместо того, чтобы писать доклад по французской политике.
Почему-то дико холодно, дико тошнит и укачивает в поезде, и вообще, как-то сложно ехать.
Мир стал дышать. И каналы покрыты туманом, как гравюры эпохи Эдо. И ждет книга на улице Маяковского. И ходить по снегу у ограды, отделяющей цивилизацию Моря от Суши, вдруг стало снова созерцательно и спокойно.
День скользкий и наполненный. В кафе играют те песни, которые должны – книги в магазинах те, что должны быть, цветы мне дарят те, что нужно, почти не поскальзываюсь, и играет Жобим[352], еще осталось добить 105060 документов, но я спокойна и не встречаю тех, кто причиняет комариные укусики в пальцы ног, а это значит, что все так и суждено.
Я хочу стать источником мирового добра. Нет ничего страшнее этой мысли.
Странно смешаны ароматы пряностей с «Habit rouge» (красный галстук) Герлена одной парижской весны. Где май представал яркими утрами, с мостами и обедами с главой GRECE[353].
И Триполи у нас другой. Взрослый. И глубинный. И войны внутри другие.
Под гитару наши входят в Триполи! Так. Просто мы из другого измерения.
Вообще, история вся грустна своей безысходностью. Все время хочется найти какие-то уголки, соскользнуть, исчезнуть, подорваться, отойти. С главного маршрута нельзя отходить. Сегодня русский Новый год.
Ksenzova says[354] 13.01.2022:
До русского Нового года остаются считанные минуты, поэтому ловите пост, чтобы читать его до, после и во время курантов. У русских вообще много дат для празднования Нового года: есть 14 сентября (1 сентября по старому стилю, так Новый год праздновали до переноса праздника на 1 января, сейчас этой датой пользуется церковь – с нее отсчитывается церковное новолетие, и старообрядцы, у которых год начинается с этой даты), есть 14 января (1 января по старому стилю, его называют старый или русский Новый год, на эту дату празднование перенес Петр I, и есть 1 января (его празднуют с 1918 года, на эту дату празднование перенесли угадайте кто) – оно и заменило русским и настоящий Новый год, и Рождество, и мать родную…
PLATONOVA | Z 11.09.2020:
Асаду 55 лет. Я встречалась с ним в марте 2019 года в Дамаске. После множества эфиров, статей, казалось, что это такой совершенно стоический, закрытый, холодный солдат, без эмоций, воин без «человеческого». Выдержать такой удар по своей родине, народу… Постоянные нападки в СМИ, от западных политиков, санкции… Но я встретила доброго, открытого, очень искреннего человека, с серьезным созерцательным взглядом. Помню, как он даже поправлял переводчицу, прекрасно говорил на французском, принял с благодарностью, не напускной, мой подарок. Тогда мне пришла мысль, что это, возможно, именно такого типа человек, который у Платона мог бы править: у него не было той безумной, «гюбристической»[355] воли к власти, не было «черной метки», которую часто можно увидеть на лицах и в жестах политиков, не было одержимости капиталом, войной, насилием – нет, это не про него. Он мне показался воздушным, небесным. Это было большое открытие моей поездки. Таково мое впечатление об этом человеке. С днем рождения, президент великой и свободной страны! С днем рождения, господин Асад!
Монастырь в миру. Забыла молиться. Чайки! Над городом чайки! А я представила, каково, наверное, быть одному в огромном новом поселке какого-нибудь Джабраильского района – например, селе Джоджуг, что граничил в 2017 году с армянскими позициями, – и быть там одному в доме среди тысячи пустых, незаселенных новых домов! Крик! Чайки за окнами. И выбор сделан. Война – сила – общий фронт, а не слабость. Потонуть в слабоволии может каждый – стремятся все. Но выжигать, выжигать, выжигать.
Я нашла способ, что делать, если совсем грустно становится – начинаю писать в телеграмм, или сотню отчетов и копаться в социологии. Да, книги, и стихи еще. Карпов Пимен.
Бессонница надоедает. Пульс часа два после того, как ложусь, высокий и только потом утихает.
И говорили они, люди Годивы,
что лэди Годива
грядет, обнажив свою душу,
в сплошных тротуарах бесхозного неба,
в молитвенном даре, снова тосклива.
И мне говорили, что лэди Годива
вновь царствует в силах,
и улицы тихи,
и царствует знамя,
пусты тефелины,
и черствое знамя (на графа могилах).
В руках моих вьется,
на нем темным словом
«вдовствует лэди Годива»…
Пусты переулки, раскрошен весь город
на маленькие осколки.
(((Коня слышен топот)))
Создай воли новые толки.
И яхонтовые котомки.
В руках ее милых.
Царствуй, лэди Годива!
Только в тебе власть и сила!
Я стала вдовой в обмен на право взять штурмом царство Небесное.
Тфилин – пара коробочек, покрашенных черной краской, из кожи кошерных животных – отдельные заповеди Торы!
Январь 2021
И вдруг я поняла – что есть одиночество. Это когда ты не можешь запустить восстание, не можешь перевернуть и свергнуть режим. Когда ты в Капитолии, но это ничего не меняет.
Похмелья. Похмелье. Похмели. Пели похмели. Друзья. Похмели.
Удивительно, что в этом городе чайки! Зима, белый снег, даже немного тепло.
И чайки! В снегу – снеговинные чайки.
Надо перестать убегать, уезжать, уплывать, уезжать на велосипеде, такси и поезде от себя и столкновения с мыслью. Темные зимы проходят, я все еще люблю тьму, хотя уже начинаю понимать поздний закат и воздух, проявляющийся весной. Все болотно-мертвое в городе Н., и странно видеть мертвых людей и всего лишь нескольких живых. Я хочу снова сбегать. От себя, бесконечно пытаясь выстраивать что-то необычное.
Такое бывает, когда вдруг чувствуешь свою полную ничтожность, да и к тому же кто-то внезапно странный тоже ее подчеркивает. Был огонь, и шла я в метро – как будто с кизлярским ножом. И прекратился. Хочется зарыться и больше никогда не вылезать Либо просто начать работать и ничего не понимать и не замечать. Так и скоротать время.
Господи, дай мне сил просто быть и просто делать дела! Вот, смотри, просто же все. Плохо, плачешь почти, совсем разочарование, да и выступления экранные не топ. Берешь садишься, делаешь, психологически отстраняешься – и легче, но все равно камень на сердце. Но ничего, Настя обещает прогулки и весну, значит, она, наверное, и наступит – ведь Настя из “хороших”.
Если я – цивилизация, то у меня цивилизационный кризис. Иногда кажется, что донесение наивных, слабо выраженных, но хотя бы на четверть искренних, мыслей и импульсов – это как леди Годива на улицах. Чувствую полную наготу – и распущенные волосы вниз струями по непокрытому телу и свешенные ноги на левую сторону.
Тряхнула головой и, уронивши
Почти до пят волну волос тяжелых,
Одежду быстро сбросила, прокралась
Вниз по дубовым лестницам – и вышла,
Скользя, как луч, среди колонн, к воротам,
Где уж стоял ее любимый конь,
Весь в пурпуре, с червонными гербами…[356]
Во общем, опыт дня: забывать о том, что что-то надо делать, и не делать это потому, что забыл. Опыт дня – прокрастинировать в тг-канале, набивая посты на ближайшие дни.
Силы, силы! Где вы, где вы?
Мне приснилось, что я прилетела в Кабул.
Пробуждение – мой крестовый поход.
Вхождение в день – проход через Альпы.
Написание текста – возведение Эдесского графства[357].
Систематизация минут – неудачное взятие Дамаска.
Прохождение сквозь день к сумеркам – захват Иерусалима.
Сон – сошествие на берег сарацинско-тоскливой Сицилии 29 июля 1149 года короля Людовика[358], персонажа поэмы Ариосто, царя грядущей страны с названием «Того», вместе с Алиенорой, которая больше его не любила.
На холсте век – поэмы Ариосто.
Шорох простыни – назидания Мефодия Патарского[359]