Черная военная форма, Петроградский двор (воспринимаемый как расстрельный), Дом Радио и Византийские лекции, начала новой войны. Год, смыкается, все на точки свои. Ничего не изменилось, ветхость только везде. Ветхость.
Хорошо в стране нашей, – нет ни грязи, ни сырости,
До того, ребятушки, хорошо!
Дети-то какими крепкими выросли.
Ой и долог путь к человеку, люди,
Но страна вся в зелени – по колени травы.
Будет вам помилование, люди, будет,
Про меня ж, бедового, спойте вы…[105]
Антимиграционная повестка появляется, видимо, когда нет силы и (ума) созидать, а есть ментальная лень. Обругать мигрантов легко, разжечь легко, а попробуй их ассимилировать, либо завернуть в регион так, чтобы еще и Империю не потерять, и чтобы русофобии там не было, и чтобы у каждого свое естественное место…
Пожалуй, единственными доказательствами наличия тюркской крови во мне (сильно преувеличиваю – немного, совсем немного) можно считать: ночную волю к бастурме и оливкам, и желание кого-нибудь убить. Остальное все – славянское.
Переутомление, пусть даже небольшое, и регулярный прерывистый нервный сон – это:
пролить на себя кофе около ленты чемоданов,
вывалить из сумки наушники за ленту,
перепрыгнуть через ленту, чтобы их забрать,
задеть какую-то слабоприятную девушку ногой и не извиниться,
прыгнуть на ленту чемоданов – устоять,
вытереть кофе,
сесть в поезд,
производить геноцид вагона едким выражением,
проклясть всех сотовых операторов за некорректный сигнал связи,
написать справки,
забыть про них,
отправить координационные ссылки,
забыть про них,
достать Журавского (?),
забыть про него,
возненавидеть проводниц поезда,
обидеться на многих,
немного разобидеться на них, но все равно дуться,
вспомнить покойников,
забыть про них,
ехать с хорошим человеком и не забывать о нем,
возможно, встретиться с очень важным человеком,
а потом встретиться с тем человеком, которого очень ценю, люблю, но на которого обижаюсь,
а завтра встретиться с теми, на кого тоже обижаюсь (девушка-воин северных ветров),
потом забыть про всех,
а еще – эфир подготовить,
а еще – в пул войти,
и забыть про них всех вообще.
Год назад. Год назад и один месяц. Я писала об одном человеке[106] в руинах казарм Аракчеевских. В самом наполненным русским августе.
Сегодня я с ним познакомилась.
Все случается с люфтом в один год.
Я хожу 20 минут и теряюсь на Петроградке. Потому что в моей голове сломался навигатор. Последние слова поддержки я выдала экспромтом по дороге на Петроградку.
Лекции по эсхатологическому оптимизму[107] под ключ, и ленты путаются в волосах.
Поезд перекатывается и спит. Еще один поезд спит под деревьями, и еще один спит… А приближаясь к Москве, все поезда засыпают и становятся спокойными, чтобы застать осень.
Какой сезон определяю только по куртке и времени рассветов. Хорошо, когда они сбываются поздно. Люблю запираться во мглу, чтобы в нее – как в шарф, и даже холод иногда люблю… Холод рук, холод глаз, холод поверхностей – столов, например…
Утро перекатывается по шпалам линейного времени. Я еще в поезде и он нестремительно едет, но обратно ехать не может. В преддверии Москвы останавливается, значит, обгоняет свое время – ведь время поезда строго расписано. Он не обладает силой изменить прибытие, не обладает волей обогнать время, поэтому на одной станции он будет в 06:45, а на другой – раньше, но не по-другому. Это важно… Шаг, шаг, шаг…
La rottura del livello[108] случается тогда, когда поезд становится вертикальным водопадом, ведущим свой путь к небу. Помните, что есть водопад? Безусловно, он течет к небу – ниспадает, отталкивается от дна и снова вверх.
Ритуал!
«Спасибо, ваш голос учтен….».
Дазайн-терапия[109] от избирательных участков.
Приснилась квартира полная книг.
И одна из них, про масонство, выпала из окна. Внизу бегали кошечки и собачки.
Никого не убило.
Как бы ловко так научиться растягивать время, руками, как мазут, взять растянуть, поместить в один день три дня и вынырнуть. Раньше я жила к понедельнику, а теперь я живу каждым часом. В субботу проснулась, и в груди было ощущение свинца. Свинца – брони – осознания, что я стала пронизанной нечаевскими[110] текстами – изнутри была уверенность в том, что все есть правильный путь – я обрела полярную звезду – свою Бетельгейзе.
Свинец не от слова «свинки».
Сообщение в сети:
«Для своего возраста Путин находится в очень хорошей физической форме. Известно, что он плавает каждый день. Он также продолжает заниматься дзюдо и довольно часто играет в хоккей. Тем не менее, ему уже 68 лет, а коронавирусная инфекция, как выяснилось, совершенно непредсказуема и беспощадна».
Плавает! Каждый день!
Плавает! Каждый! День!
И я после этого что-то мямлю про то, что нет времени!!!
Знаете, что самое страшное в войне? То, что пока ты на подвале, ты весь яростный сильный и очень уверенный в победе. А когда ты на поле, ты начинаешь стрелять мимо, тратить патроны и дезориентироваться.
Вот и у меня так: начитываю, начитываю – выхожу на микроскопическую битву – и слова не точны, взгляды не выверены. А почему? Из-за отсутствия мудрости? А как? А вот так!
Просто сижу и не могу встать. Потому что холодает. И в абиссинских грезах затерянная…
От чего разные улыбаются? От письма, от публикации, от возможности, от зачисления, от разрешения конфликта, от доброго слова, от воскресения мертвых, от помилования.
Я стала понимать, кто те, кто стал эсхатологическим оптимистом. Это те, кто просто в силу переосознанности уже не может позволить себе камне-е-ем вниз… И ходит на работу, делает заботу, вырезает бабочек из деловых бумаг[111]…
В моей жизни есть две ветви метро: серая и красная. Над красной можно взять контроль. Над серой – нет. Сера-а-а-а-я моя жизнь и небоямая была когда-то, стремилась к закату, но…
Мне нужны тайники в днях недели. Такие, в которые можно запереться, спрятаться. Я люблю спать под тяжелыми одеялами. Всегда самые истинные сны были под тяжелыми одеялами. Никогда ничего хорошего не случалось, когда не было тяжелых одеял. Вагон метро не прерывистый. Длительность… Он ходит по горизонтали. Взлететь вертикально невозможно.
Закройте эти дни тяжелыми одеялами.
Я впервые смотрю полную версию интервью Петрова и Боширова – это outstanding[112].
Перестать. Сесть в корабль осени и смотреть в окна.
Да. Я записываю. Потом удаляю.
И еще с сообщениями так иногда делаю.
Итог дня:
два часа пробки,
10 минут вниз по лестнице,
продвижение на миллиметр в большом замысле,
двойные порции кофе в редакции,
две лекции по международным отношениям,
ищу иной взгляд на пейзаж.
Бегать в трех лосинах. По лужам. Под Исаака Сирина. В трех потому, что в двух прохладно. Видимо, Павловский полумарафон я побегу в штанах-дутиках и пуховике и, конечно, в тяжелом одеяле.
Завтра последний ранний подъем. И потом я просто беру и сплю. Два утра – субботы и воскресенья. Беру и сплю.
Вышла не на той станции. И стала куда-то идти. Забыв. Надо подобрать фотографии, для картинок. Нужно написать колонку, нужно сделать материалы. Нужно собрать ссылки. Нужно сделать mind map. Нужно найти платье. Почему так много боли от простого преодоления лени?
Не люблю те часы, что идут после 10. Без ранних подъемов было иначе, но хуже. Электрички, поезда, лестницы, ходьба… Может быть, просто приехать и хотя бы немного поспать… Есть кто спит меньше, и они еще живы. Есть у кого все эффективнее. Я не могу встроиться и войти в ритм. Все вокруг начинает ветшать. Одинокое. Острее. Режет. Старение. Здесь. Осень. Умирание. Дождь.
Вышибает. Но я держу темп. Нужно увеличивать объемы и силу. (Я не про бег). Кто говорит, что на 3 фронта нельзя вести бой? Кто сказал, что на 5 фронтов нельзя? Прочитав нечаевский манифест, и снова, снова, снова в беспроглядную мглу. Что произошло ныне? Простота взгляда. Начать. Я спасаюсь от усталости пробежкой и грезой о тяжелом одеяле.
Взрослый. И усталый. Это когда сел не пол у кровати под дарк-джаз, облокотился о шкаф, заснул, проснулся и дальше по делам…
Заснуть?! На полу?! У шкафа?! Сидя?!
И поставив будильник! На всякий случай, чтобы не проспать эфир. Не следует переутомлять.
Тем временем я пробежала десятку со средним темпом 06:10, что хорошо, без скрипящего сустава, с определенной легкостью и под лекцию о талассократии. Учу держать хороший темп. Тело – лишь изнанка души.
Хорошая новость: нашла платья.
Плохая новость: я – абьюзер.
Хорошая новость: заснула на 20 минут на закате…
Плохая новость: проснулась.
Хорошая новость: тяжесть одеял лучше тяжести чужих рук.