— Значит, так, — заговори Дэл четким и не терпящим никаких возражений тоном, — С этого дня ты бросишь наркоту и не будешь спать с клиентами…
— Тогда Папа лишит меня Топлива, — вставил было Эр, но ликвидатор перебил его:
— Плевать на Папу! Я дам тебе Топлива. Первое время. А потом найду способ тебя вылечить от зависимости…
Эр горько, коротко расхохотался.
— Это невозможно!
— Возможно! — отчеканил Дэл, — Блисаргон сидел на Топливе восемь лет. Обычно умирают на шестом году. И ничего — как видишь, жив! Хоть и не вполне здоров. Зато место из-под удаленного легкого с успехом приспособил под магазин с разными типами боеприпасов к своей левой «руке». Не плохо устроился, правда?
— Это единичный случай… — начал было Эр. Но внутри тоскливо заныла, как старая рана, робкая надежда.
— Далеко не единичный! Я выясню, каким образом ему удалось избавиться от зависимости… И помогу тебе…
— Почему? — Эр смотрел на ликвидатора, пока тот не отвернулся.
— Потому что ты солдат. Как я.
Дэл замер. Ему показалось, что это звучит слишком сентиментально. Он совсем уж собрался отпустить какую-нибудь сальную шутку вдогонку, вроде «А еще потому, что ты классно трахаешься». Но промолчал. То, что сказано — есть суть. Они оба — солдаты. Что бы ни произошло в жизни Эра, он все тот же ликвидатор. Просто переживающий трудные времена.
Дэл вышел из комнаты, не улыбнувшись и не попрощавшись. Эр проводил его взглядом и медленно притянул к себе ворох своей прохладной виниловой одежды.
На следующий день стало известно о реформах относительно Топлива. И еще через пару дней Мертвая Голова угнал и спрятал в трущобах мегаполиса два грузовика с нелегальным Топливом, получив информацию о перевозке от пришедшего на помощь и поклявшегося молчать Диджа.
Этого должно хватить Эру на всю оставшуюся жизнь, даже если вылечить от зависимости его не удастся. Но Дэл не намерен был сдаваться.
5 глава
В просторных апартаментах Канцлера, аскетических с виду, но несущих отпечаток сдержанной стильной роскоши, почти никогда не бывало светло. Канцлер ненавидел яркий свет, с которым приходилось считаться на официальных приемах и деловых встречах, потому он предпочитал множество приглушенных бра на стенах, создававших в помещении золотистый полумрак. Иногда, в порыве приступа эстетического голода, он приказывал зажечь сотни свечей. Велиар это особенно любил.
Сейчас, лежа на спине в своей широкой постели и придерживая крепкими ладонями гибкую талию своего любовника, Канцлер чуть улыбался, глядя на него.
Отец, покойный Император преподнес своему сыну великолепный подарок, женившись много лет назад на матери Велиара. По закону они теперь считались братьями. Но сама природа отрицала этот факт: они были непохожи друг на друга, как небо и земля, как огонь и вода, как черное и белое. В сущности, они и правда были «черным» и «белым»: Канцлер — высокий сухопарый блондин с зелеными глазами, а Принц Велиар — миниатюрный брюнет с бархатистой смуглой кожей и темными глазами.
Они стали любовниками в день совершеннолетия Принца, и с тех пор почти не расставались. Велиар стал инициатором связи с «родным братом», соблазняя умело, грациозно и настойчиво, виртуозно создавая иллюзию того, что он тут вовсе ни при чем. Он пускал в себя, но при этом всегда оставался сверху, оседлав узкие бедра Канцлера и упираясь горячими мягкими ладонями в его плечи. Канцлер часто думал о том, что это прекрасное создание когда-нибудь может выхватить из-под простыни припасенный заранее нож и с легкостью перерезать ему горло в момент высшего наслаждения — не за что-то, а просто так. И Канцлер ловил себя на мысли, что не отказался бы от подобной смерти. Но Велиар, достигнув оргазма, во время которого замирал и хмурился, как от боли, всего лишь ложился рядом, сворачиваясь клубком под горячим жестким боком сводного брата, и, лениво поглаживая того по груди, постепенно засыпал.
Как и подобает главе государства, Канцлер был женат и даже имел нескольких сыновей. Чего и настоятельно советовал своему младшему «брату». Но Велиар упорно сохранял холостое положение, с кошачьей наглостью и непринужденностью нарушая принятые в обществе моральные нормы и подчас даже законы. Он любил только мужчин. Причем, питал особую слабость к тем из них, кто из-за большого количества электроники и сплавов в теле уже не мог считаться человеком в полной мере.
Для чего Принц спал с ним, Канцлер не мог понять — Велиар не слишком-то рвался к власти, скорее даже напротив, поэтому связь со старшим братом не использовал для «карьерного продвижения» и уж тем более не пытался узурпировать его положение.
А может быть, подобными «подачками» он пытался отвлечь Канцлера от того факта, что подобное поведение — постоянные интрижки с киборгами — не делает чести ни самому Принцу, ни всей семье.
Сегодня Велиар отдавался особенно страстно и самозабвенно. Он запрокидывал голову, и его длинные черные волосы рассыпались по плечам и спине, стонал в голос, хотя их могли услышать. Наверняка опять влюблен в какое-нибудь ведро с гайками, и сейчас представляет, что он с ним, с безвестным ликвидатором или даже простым рабочим киборгом.
Крепкие ладони Канцлера стискивали чуть дрожащие напряженные бедра, жесткие пальцы вдавливались в кожу. Велиар коротко вскрикивал, прогибая спину и царапая плечи брата. Когда его горячая белесая сперма плеснула на голый плоский живот Канцлера, он охнул, хотя редко когда позволял себе издавать звуки во время соития. Велиар плавно опустился рядом, все еще не открывая глаз, тяжело дыша и чуть заметно улыбаясь. Мягкие пальцы скользили по гладкой безволосой груди любовника. Канцлер некоторое время не нарушал золотистой натянутой тишины. Но потом спросил:
— А как его зовут?
— Кого? — Велиар приподнял голову, посмотрев на него немного мутными глазами. Канцлер повернулся к нему, погладив по щеке.
— Того, о ком ты думал. Я знаю тебя слишком хорошо. Даже лучше, чем тебе кажется…
— Это не имеет значения, — не моргнув глазом, сразу же ответил Велиар. Резанул по живому.
От ответа Велиара сжалось сердце. Черт побери, он мог бы и соврать, сказать, что никого, кроме брата, у него нет. Хотя, врать он умел очень плохо. И не считал нужным.
Канцлер знал, что Принц его никогда не любил. Иногда, впрочем, хотелось верить, что это все — лишь смутные догадки, и Велиар на самом деле любит его. Но когда наступало утро, и лихорадка горячей ночи растворялась в лучах солнца, Принц застегивал свой длинный черный френч на все пуговицы, поднимал воротник, словно отгораживаясь от всего мира, и вел себя так, будто общается с Канцлером исключительно на «Вы».
«Не имеет значения»…
Канцлер мягко отстранился от него, дотянувшись до упаковки салфеток и медленно стирая со своего тела его остывшее семя. Велиар приподнялся на локте, изогнувшись грациозно, как пантера, и смотрел на него исподлобья своими пронзительными темными глазами, не произнося ни слова.
— Знаешь, тебе нужно все-таки подумать над своим поведением, — произнес Канцлер ровным и прохладным тоном, — Все-таки, ты Принц.
— Ох, не начинай снова! — отмахнулся Велиар, улыбаясь своей изящной распутной улыбкой и укладываясь на спину, — Ты прекрасно знаешь, что я не имею значения ни для семьи, ни для государства. Я не должен заботиться о лице и о том, чтобы не упасть им в грязь. И могу делать, что хочу.
Он потянулся, бесстыже и колдовски улыбаясь. Потом протянул руку и прикоснулся к спине Канцлера, от чего по коже стрельнуло электричеством.
— Тем более… Тебе же это нравится, Эрц…
— Мне не нравится, что ты путаешься с чернью, — быстро произнес Канцлер, поднимаясь и сразу же принимая свою привычную прямую, как железный стержень, осанку. Он терялся, когда кто-либо называл его по имени. Особенно брат.
— Ты ревнуешь? — прошептал Велиар.
— Я не хочу, чтобы из-за твоих эм… связей и пристрастий семью и тем более государство перестали уважать, — отвечал деловым тоном Канцлер, порывисто одеваясь в жемчужно-серую, похожую на военную, одежду.
— А нас что, кто-то уважает? — Велиар прыснул со смеху, — нас боятся, не более. Потому что на всем континенте именно у нас сосредоточено самое мощное оружие, и именно у нас научились создавать химер. Но попомни мои слова, как только кому-то из наших милых соседей станут известны все эти тайны, они мигом бросятся на нас со всех сторон, позабыв о военном этикете и пактах о ненападении… Поэтому мне плевать на их собачье трусливое уважение.
— А на семью? — Канцлер повернул к нему голову. Высокий жесткий воротник френча немного мешал.
— А на семью — тем более, — спокойно ответил Велиар, зевнув.
— А на меня? — не меняя официального тона, спросил Канцлер, снова отвернувшись и рывками натягивая кожаные перчатки.
Велиар помолчал, опустив черные пушистые ресницы. Потом улыбнулся:
— Значит, все-таки ревность…
Приподнявшись на локте снова, он спросил:
— Разве тебе не понравилось сегодня?
— Понравилось, — ответил Канцлер, — Но ты был не со мной. Я научился различать, когда ты со мной или когда ты рядом с очередным… «железным человеком». И, если хочешь знать, мне это неприятно.
— Я знаю, — тихо отозвался Велиар ничуть не извиняющимся, но и не злорадным тоном.
Канцлер захотел немедленно выхватить один из старинных коллекционных клинков, висящих на стене, и пронзить холодное кошачье сердце брата.
— Эрц, — мягко произнес Велиар, вставая с постели, подходя к нему сзади и обвивая руками грудь, — Я не могу отказаться от него. Если бы мог, ты же знаешь, я бросил бы его немедленно… Но никто ничего не может изменить. Пожалуйста, прошу, смирись. Я же сплю с тобой. Тебе этого мало?
Канцлер повернулся к нему, осторожно снимая с себя его руки.
— Извините меня, Ваше Высочество. Я вынужден вас покинуть. Через пару часов назначена встреча с северными послами.
— Пара часов! Еще уйма времени… — Велиар улыбнулся, приникнув было к нему, но Канцлер отступил, галантно взяв его руку в свою и чуть притронувшись сухими прохладными губами к глянцевым ногтям.