В девять они покинули кафе и отправились на Арбат.
Когда подъехали, было еще достаточно светло, все-таки май, не пройдет недели, и уже июнь — короткие светлые ночи.
Из машины, стоявшей напротив, вышел Щербак и пересел в салон к Турецкому. Александр познакомил его с девушкой. Щербак отнесся к ее несколько вызывающим прелестям равнодушно, чем, кажется, немного задел ее самолюбие. А может, и не задел, кто знает. Турецкий ее успокоил, шепнув, что Коля— парень скромный, но талантов у него просто немерено. И Оксана стала как бы присматриваться к Николаю, чем невольно вызвала даже легкую ревность у Турецкого.
Стемнело только к половине одиннадцатого. Густые тени от деревьев протянулись к нужному подъезду, и там стало совсем ничего не видно. Николай вышел, захватив свою сумку, и, посмотрев на часы, сказал, что через пятнадцать минут они должны уже стоять справа от открытой двери и, когда консьержка выскочит на улицу, незаметно проскользнуть в дверь. А чтоб Оксана не сверкала своими белыми ногами, велел ей натянуть легкие тренировочные брюки, а на голову — черную косынку-бандану, под которую убрать волосы. И не возражать, поскольку иначе сорвется важнейшая операция.
Сам Турецкий был в темном костюме, и ему никакой камуфляж не требовался.
Прохожих на улице почти не было, так, изредка — один, двое, да и те проходили быстро. Никакой сияющей неоном рекламы тут, в переулке, не было, а фонари на столбах — словно по заказу — светили жидким, сиротским светом, едва пробивая листву деревьев. Лампы включили недавно, и они, видно, еще не набрали полную силу.
— Пора, — сказал Турецкий, выходя из машины и запирая ее. Он взял Оксану под руку и повел за собой по тротуару, почти касаясь плечом стены дома.
Внезапно что-то вспыхнуло в урне, стоявшей в непосредственной близости от входной двери. Турецкий прижал девушку к стене. В дверь, уже заботливо открытую и придерживаемую кирпичиком или еще чем-то, пробежал Николай. Потом из подъезда выскочил он же, а за ним консьержка с графином воды. В урне что-то громко хлопнуло, зашипело, и оттуда повалил густой дым, заволакивающий видимое пространство.
— Бегом! — тихо скомандовал Турецкий, и они с девушкой кинулись в подъезд.
Оксана схватилась было за ручку лифта, но Турецкий сказал:
— Только по лестнице, никаких лифтов. Не торопись, спокойно, за нами никто не гонится.
— А он? — спросила Оксана, сбрасывая с головы косынку и встряхивая своей шикарной прической «а-ля Пугачева».
— А он будет там, где ему нужно быть.
Они поднялись уже на пятый этаж, когда их, также по лестнице, догнал Щербак. Он приложил палец к губам, чтобы предупредить вопросы, и протянул ладонь к Турецкому. Александр молча выложил ключи.
Николай посмотрел, повертел их перед глазами, затем осветил фонариком замочные скважины, осмотрелся, понюхал что-то, пощупал и, наконец, произнес приговор:
— Они. Как его фамилия? — Он подкинул ключи на ладони.
— Хакель-Силич, — сказал Турецкий. — Зовут Эдгар Амвросиевич. Пароль ты помнишь.
— Стойте, я еще посмотрю. — И Щербак снова стал освещать дверь фонариком, словно опасаясь каких-нибудь подвохов со стороны тех, кто сюда приходит. — Ага, вот и мы, — довольным тоном заметил Щербак, снимая с почти незаметного крючка, на дверном косяке петельку нитки, прикрепленную к двери. — Ишь, мудрецы! Начитались детективов, «секретку» себе придумали, паршивцы!.. Ну, а теперь можно. Значит, пока я не закончу разговор, вы молчите.
Николай отпер дверь замысловатым ключом, а затем сунул второй ключ в английский замок и тихо потянул дверь на себя. Она неслышно открылась.
Ночные гости шагнули в прихожую. Оксана открыла уже рот, но Николай, осветив ее фонариком, погрозил ей пальцем. Закрыл за собой дверь и включил свет. Оглянулся в поисках телефонного аппарата и обнаружил его на низеньком столике, в простенке между двумя другими дверьми.
Поднял трубку, нагнулся зачем-то и, усмехнувшись, поманил Турецкого пальцем, и когда тот подошел и тоже наклонился, показал ему на стеклянную крышку столика. Под стеклом был прикреплен листок бумаги, и на нем написан телефонный, номер, вероятно, отделения милиции, и одно слово: «Кочерыжка».
— Дежурная отдела охраны слушает! — донесся четкий женский голос.
— Кочерыжка, это я дома, — ответил Щербак.
— Принято, — коротко ответила дежурная, ничем более не поинтересовавшись.
— Ну вот и все, — засмеялся Щербак. — Сан Борисович, приступай. Свет сейчас везде зажжем, и будь как дома…
— Так, теперь слушайте меня, — сказал Турецкий, увидев, что девушка отправилась в другую комнату. Это тебя касается, Оксана. Руками ничего не трогать, ни к чему не прикасаться, и, вообще, вести себя как в музее, где можно только смотреть. Еще лучше будет, если ты посидишь у телевизора, пока мы с Николаем будем заниматься делами. Коля, включи ей.
Просто сидеть на диване и смотреть на экран, кажется, совсем не входило в планы девушки. Она была недовольна тем, что ею распоряжаются. Острота приключений уступала место «скукоте», а это было не в ее вкусе. Но пришлось подчиниться, потому что она увидела, как Турецкий и Щербак натянули на руки светлые нитяные перчатки, и Николай, взяв пульт от телевизора, включил его.
Шла передача «Фабрика звезд», и он счел, что это самое то, что может хоть на какое-то время заинтересовать и отвлечь девицу.
Недолгий, но качественный обыск ничего не дал. Пишущую машинку, за которой охотились, они так нигде и не обнаружили. Перерыли в буквальном смысле даже старые вещи в кладовке и на антресолях. Подняли тучу пыли, но — пусто. Не в том смысле, что вообще не обнаружили ничего любопытного, а в том, что необходимого не нашли. Странным им показалось и то, что в квартире писателя, каковым несомненно считался Лев Липский, не нашли ни рукописей, ни блокнотов с заметками, которых обычно бывает много у творческих людей — чтобы записать неожиданно пришедшую удачную мысль для памяти, на будущее. Ничего такого. Не было у него и компьютера — ни какого-нибудь громоздкого, купленного в Москве лет пять — семь назад, ни новейшего ноутбука. Впрочем, ноутбук обычно носят с собой, как атташе-кейс.
На чем же, интересно, работают дружки и приятели Льва Зиновьевича, которые появляются здесь иногда по вечерам? С собой, что ли, приносят и уносят? Или их тут совершенно иные проблемы волнуют?
Турецкий и не заметил, что последнюю мысль высказал вслух. Щербак с иронией посмотрел на него и усмехнулся:
— Ты еще ничего не понял, Сан Борисыч? Странно, а ведь на вид вполне разумный человек!
— Чего ты хочешь этим сказать? — вовсе и не обиделся Турецкий.
— Ну, если еще сам не сообразил, девицу свою спроси, чем они должны тут, по крайней мере, заниматься. Намек-то ведь уже был, а ты просто не обратил внимания, потому что думаешь о другом.
— И о чем же я думаю? Оксана, загляни сюда, пожалуйста! — крикнул он. И когда девушка вошла в кабинет, спросил: — Слушай, чем они все тут, вообще-то, занимаются? Вот мы внимательно все вокруг осмотрели, и никаких следов писательской деятельности не нашли.
— А вы чего ищете-то? — почти с издевкой спросила, в свою очередь, она. — Какие следы? И от чего? Или от кого?
«А что, — подумал Турецкий, — ей не откажешь ни в наблюдательности, ни в остроумии!»
— Ну, пишущей машинки… ноутбука… Ты, когда здесь была, не видела у Левы компьютера или чего-то в том же роде? Ведь он не отдыхать сюда приезжает, да? А работать. Так на чем же? Или он от руки пишет, по старинке?
— Машинка, вообще-то, у него вот здесь стояла. На этом столе, в футляре. Старенькая такая, я на них сто лет назад печатала. Только не наша, не советского производства, и не «Ятрань» какая-нибудь, а такая вот, — показала Оксана руками размер, поменьше компьютерной клавиатуры. — Электрическая. Из Штатов. Я, помню, тогда удивилась: как это у большого писателя и вдруг — машинка? А он все смеялся и говорил, что современную электронику просто на дух не переносит, потому что боится ее.
— А чего конкретно он боится, не говорил? — поощрительно улыбнулся девушке Щербак.
— Он-то — нет, а мы у себя на, факультете как-то эту проблему обсуждали. Сейчас же «мировая паутина» опутала весь мир, тайны сохранить очень трудно. И если ты не «запаролил» свой комп, в него может влезть любой, кто хоть чуточку сечет в этом деле. Да и взломать самый сложный пароль кое для кого тоже сегодня не проблема. Поэтому журналисты так озабочены не столько тем, как написать, сколько тем, как сохранить свою информацию и источники в тайне. Обычное дело.
— А он что, машинку эту всегда с собой возит? — поинтересовался Турецкий, который уже понял, в чем дело.
Он и сам настолько привык по молодости к пишущей машинке фирмы «Москва», все детали которой были железными и надежными — не пластмасса какая-нибудь, не бьется, не ломается, что, когда вошли в моду, да и в огромное делопроизводство, первые компьютеры, долго не мог переучиться, хотя, в общем, и клавиатура та же, и работать много легче, но вот внутреннее какое-то предубеждение побороть в себе длительное время никак не мог. Кажется, нажмешь не ту клавишу и — все у тебя слетело, исчезло к чертовой матери. И важная работа — коту под хвост. Но — втянулся, да и как иначе! А этот, значит, так и не сумел перебороть себя…
— И привозит, и увозит, — убежденно ответила Оксана. — Правда, как сейчас, я не знаю, но вот года два назад, когда я здесь бывала на- вечеринках, видела машинку.
— Точно, электрическую? — переспросил Турецкий, вспомнив объяснения Моисеева.
— Ну что ж я, отличить, что ли, не могу простую от этой? — обиделась девушка.
— Нам важно подтверждение каждой детали, — заметил Турецкий. — И происхождение у нее американское, не ошибаешься?
— Ну, я же сказала! «Ай-Би-Эм», вот!
— Молодец, Семен Семенович!
— А это кто? — с любопытством спросила Оксана.
— Прокурор-криминалист от бога, вот кто, дорогая. Нам бы его глаза! Скажи, а Лева ни у кого из своих дружков не может ее оставлять здесь, когда уезжает?