Щиты надвигались.
Тенька вскинул руки.
– Послушайте! – сказал он сквозь жестяные удары и шум в ушах. – Ну, вы же, наверно, все-таки люди! Послушайте! Зачем вы на других людей…
И в тот же миг он раз и навсегда понял: они не люди.
Щиты врезались в шеренгу студентов, замелькали дубинки, взлетели крики над сумятицей шлемов и волосатых студенческих голов. Тенька увидел, как на блестящий шлем опустилась трость Дед-Сергея, как два робота выкручивают руки рыжему Артуру. Потом Дед-Сергея сбили с ног, он исчез в гуще тел. Тенька услышал над собой вскрик Шурика и бросился в схватку.
…Нет, он даже не бросился, а сначала взмыл над головами и, раскинув руки, стал планировать вниз, целясь на край щита, которым был сбит Дед-Сергей. Планировал неторопливо и в тишине – так ему казалось. И наконец ухватился за край щита. Рванул. А подошвами ударил в круглый стеклянно-металлический шлем. Тут же крепкий удар выбросил его из свалки, чем-то острым ободрало ногу. Следом вылетел Шурик, он держался за окровавленный локоть. Шурик сразу вскочил, кинулся назад, туда, где оставался его дед. Тенька бросился за ним, запнулся, упал, на миг увидел над собой Кабула… Ударили выстрелы. Один, второй…
И замерло все. Даже дубинки застыли в воздухе…
Нет, стреляли не попзоповцы, не роботы. В стороне от схватки, вскочив на дощатый ящик, стоял со вскинутой рукой подпоручик внутренней службы Куликов. Над рукой подпоручика вился синий дымок. Тенька не сразу сообразил, что в кулаке Михаила Аркадьевича – пистолет. К участковому подскочил встрепанный командир-попзоповец. Его нарукавная нашивка была полуоторвана.
– Вы кто?! Почему стрельба?!
– Уведи своих костоломов, – ровным голосом велел Куликов. В тишине это было слышно отчетливо.
– Кто вы такой?!
– Я участковый уполномоченный этих кварталов. Здесь частная территория. Она куплена Обществом «Эксперимент» Института НФТ. Лишь их представители имеют право здесь распоряжаться. И рубить деревья…
– Какой к чертям НФТ?
– Вот такой. Вадим Вадимыч, покажите этому… вояке документы.
Неизвестно откуда возник низенький человек в белом костюме. Протянул листы.
– Вот свидетельства и договор. Уже целые сутки, как это владения института. А то, что совершили вы, называется рейдерство и бандитизм.
– Фильтруй базар-то, доцент, – неуверенно сказал попзоповский командир. – У нас был приказ.
– Точно так же говорили пленные эсэсовцы, когда отправлялись на виселицу, – разъяснил Михаил Аркадьевич. Спрятал в кобуру пистолет и шагнул с яшика. – За пострадавших ответите сполна.
– Это ты ответишь за стрельбу!
– Не тыкай, когда говоришь со старшим по званию!..
Роботы, пятясь, отходили к фургону. Куликов проводил их глазами. И пообещал:
– А за ребятишек с вас спросится вдвое…
– Их кто просил соваться?! – завопил «однозвездный» командир.
Но участковый уже не смотрел на него. Спросил у кого-то:
– «Скорая» пришла?
Оказалось, что пришла. Длинная машина с красными крестами стояла за фургоном «лесорубов». Два санитара понесли к ней на носилках Дед-Сергея. Шурик бросился следом. Тенька за ним. И увидел, что сбоку плывут еще одни носилки, и на них… Кабул! С запрокинутой головой, с белым лицом и закрытыми глазами. Носилки с Кабулом вдвинули в машину первыми. Потом – с дедом. Шурик рванулся за ними. Высокий черноусый дядька в белом халате ухватил его за плечо:
– А ты куда?
– Это мой дедушка!
– А! Ну, поехали…
Рванулся и Тенька:
– Я тоже с ними!
Усатый медик быстро пригляделся:
– Можешь и сам по себе. Вон как изукрасил конечность…
По Тенькиной левой ноге сбоку тянулась широкая кровавая полоса. С нее капало. Висели кусочки кожи. «А почему-то не больно…»
Мамино сердце
Пока ехали, девушка в халате наскоро забинтовала Теньке ногу. А Шурику – локоть. А Тенька все смотрел то на Дед-Сергея, то на Кабула. У обоих были закрыты глаза. Но дед недовольно сводил брови и шевелил губами, а Кабул выглядел неживым…
Путь оказался недолгим. В километре от Карпухинского и Макарьевского дворов сохранилось еще одно старинное место: укрытый в саду белый особняк с колоннами. Там располагался Госпиталь ветеранов войны и труда. Усатый врач на «Скорой» решил, что раз пострадавший старик – ветеран труда, в этот госпиталь ему и дорога. А мальчишек – туда же заодно. Не возить же их по разным больницам. Поколесили по переулкам и въехали в решетчатые ворота сада. Подкатили к самому крыльцу. Носилки сразу понесли по длинному коридору. А ребят не пустили.
– Но как мы узнаем, что с ними?! – дернулся Шурик.
– Узнаете, когда надо, – пообещала строгая дежурная медсестра. – Ну-ка, пошли со мной, герои…
Она привела их в пахнувший йодом кабинет. Там уже другая медсестра, молодая и жизнерадостная, заново и капитально перебинтовала Теньке ногу, получилась обмотка от «выше колена» до косточки. А Шурику снова обработала локоть. Затем она вздернула на Теньке и без того куцую штанину и воткнула ему укол против столбняка. И Шурику.
– Посидите здесь, на кушетке, надо посмотреть, не будет ли какой-нибудь реакции на прививку.
Они сели рядышком. Шприцы и сыворотка их ничуть не испугали, последствий укола они тоже не опасались. Отчаянно тревожило другое: что там с дедом и Кабулом.
– Нету никакой реакции! Можно мы пойдем? – не выдержал Тенька.
– Ну, гуляйте, гладиаторы…
Они выскочили в коридор и – вот удача-то! – увидели Виталю! Когда рядом Виталя, многие трудности становятся пустяками. Надо же – все узнал и успел куда следует!
Рядом с Виталей стояла обширная медноволосая дама с толстым носом и пушком на подбородке. В белом халате, конечно.
– А, вот они! Кто здесь внук профессора Черепанова?
– Я! Он живой?
– Вполне. Полежит у нас денька три. У него несколько ушибов и небольшая аритмия… Пройдет…
– А Кабул? – сказал Тенька. – То есть Владик Переметов?
Женщина посмотрела на мальчишек, потом на Виталю.
– Владик, Владик… Я вот уже объясняла вашему другу… Дело не в потасовке, куда он угодил. Он и без того мог оказаться в больнице в любой момент. Чудовищное нервное истощение. Как он вообще держался на ногах… Следовало бы его в детский стационар, но… учитывая то, что рассказал Виталий, я оставлю мальчика у нас.
– А он пришел в себя? – выговорил Тенька.
– Пришел. Но пока очень слаб…
– Повидаться нельзя? – без надежды спросил Тенька.
– Пока нельзя. Может быть, через несколько дней. Узнавайте в справочном… И марш домой. Вам надо залечивать собственные раны. Виталий, попросите их родителей, чтобы выдрали добрых молодцев за излишнее геройство…
– Обязательно.
Когда вышли на крыльцо, Виталий объяснил:
– Это Эсфирь Львовна Голубец, заведующая отделением. Боевая тетка. Ее боятся все чиновники в мэрии и сам Блондаренко. И даже начальник госпиталя. Никакие менты и ювенальщики Владьку у нее не получат, не бойтесь…
– Был бы жив… – сумрачно отозвался Тенька.
У Витали на поясе затренькал мобильник. Виталя послушал, оглянулся на Теньку.
– У тебя что, не работает телефон?
– Я… не знаю… – Тенька выдернул мобильник из кармашка на бедре. Тот был раздавлен. – Ой… вот…
– Ясно… Мать разыскивает тебя по всему свету. Что-то у нее с сердцем…
– Что?! Это она звонила?
– Какой-то мужчина…Оборвалась связь… Шурик, доберешься пешком. А я отвезу Теньку.
У ворот стоял обшарпанный, известный всем ребятам Виталин «мотозавр». Коляска была забита каким-то барахлом.
– Садись сзади…
Тенька вскочил на седло, вцепился в кожаное кольцо. Рванулись, понеслись. Ветер ударил по ногам, откинул волосы.
«Скорее, скорее, скорее! Ну, скорее же!!»
Вот подъезд! Лифт, конечно, отключен… Кто придумал это громадное количество ступеней? Слава богу, дверь не заперта…
Мама полулежала, откинувшись на подушки. А у постели сидел… кто?
Отец…
Что это? Значит, в самом деле так плохо, если он примчался?
– Мамочка, что с тобой?!
Она слабо улыбнулась навстречу.
– Да все уже прошло… Где тебя носило, непутевая голова? Я чуть с ума не сошла…
– Это ты из-за меня?
– Из-за всего понемножку… Господи, что у тебя с ногой?
– С которой? А!.. Ободрал маленько…
– Это называется «маленько»… И рубашка будто с мусорной кучи… Надеюсь, это не там, где тополя? Соседи прибежали с новостями…
– Конечно, не там!
Мама стала прежней мамой. Приподнялась.
– Степан! Не ври…
– Ну… маленько «там». Чуть-чуть… Ничего же не случилось, только царапина…
– Я надеюсь, что ты возьмешься за него всерьез, – сказала мама отцу.
– Обязательно, – ответил отец. Так же, как недавно Виталя.
Тенька смотрел и… чувствовал, что нет у него ни обиды на отца, ни досады, ни горечи. Наоборот. Чувство, похожее на то, какое было во время давнего путешествия на озеро…
– Па-а… А ты нарочно приехал? Из-за мамы?
– Глупыш ты, Тень, – устало сказал папа и потер виски. – Как бы я успел, если приступ случился час назад… Нечаянно получилось. Приехал по делам, решил навестить вас… А тут такая история. Ну, вызвал неотложку, они сказали: ничего серьезного… Поволновалась, пока пыталась вызвонить тебя…
– Гад я… – искренне сказал Тенька.
– Не смей так выражаться!.. – привычно возмутилась мама. – Сходи на кухню, принеси из холодильника минералку.
– А что?! Тебе опять плохо?
Мама засмеялась:
– Ох и паникер. Просто хочется пить…
Тенька, сверкая забинтованной ногой, ускакал, сунулся по плечи в холодильник, отыскал откупоренную бутылку, глотнул из нее и вернулся. Встал на пороге. Мама опять полулежала на подушках, а отец пальцем гладил на ее щеке ветвистый коричневатый шрам.
Оба посмотрели на Теньку.
Тогда он, скрутив неловкость, стукнул холодной бутылкой по колену, глянул исподлобья.
– Па… А ты к нам просто так, мимоходом, или… теперь будешь приходить почаще?