– Шрон усами показал: прямо, более нет мелей, – это уже голос Кима, брат сидит на самом носу галеры.
– Сигнал, канаты на нос, по обоим бортам ровно подать… полный ход! – Ларна развеселился пуще прежнего. – С лентяев лично спущу шкуру! Кислорожих за борт, мы входим в порт, у нас знак ар-Бахта на корме, а вы будто нахлебались уксуса! Наддай! Меня шаар ждать не станет, а мне повидать его надобно.
Тингали выбралась на палубу и осторожно прошла к Киму. Крепко вцепилась в веревку и с интересом стала смотреть, какая несусветная суета творится на быстро приближающемся причале. Люди мечутся, кто-то пытается наспех подмести доски, кто-то уже тащит ковер, иные руками указывают и за головы держатся: малые лодки не успевают убрать… Два выра неловко перебирают лапами, не решив для себя: плыть к галере для досмотра или ждать на берегу?
– Сигнал, канаты на корму, табань… и проверим, хорошо ли я рассчитал наш ход, – приказал Ларна.
– По-моему, мы врежемся, – тихо шепнула Тингали брату.
– Девку за борт, если начнет пищать, – мстительно сообщил капитан за спиной.
Очутился рядом, щурясь и азартно скаля зубы в улыбке. Любимый топор уже под рукой. Подмигнул Киму. Указал на белые высокие стены большого особняка.
– Шаарово гнездышко. А тут, у самого причала, курьерские страфы… Поедешь со мной?
– Отчего не прокатиться, на людей не глянуть, – охотно отозвался Ким.
Ларна обернулся к Тингали, резко приказал: от Шрона ни на шаг! Поймал за плечи и придержал: галера заскребла бортом по причальным бревнам, канаты на корме жалобно застонали… и обвисли. Ларна прыгнул на причал, не ожидая сходней, зашипел, припадая на больную ногу. Без спора оперся на подставленное Кимом плечо – когда брат успел оказаться там, на суше, Тингали и не уследила…
– Страфов сюда, пока прошу добром! – прорычал Ларна, поспешая к невзрачному строению чуть в стороне от причала. – Эй, сонные! Жить надоело?
Не надоело: белый до синевы служка уже тащил за поводья пару вороных, опасливо вздрагивающих и приседающих от перекатов капитанского баса.
Ларна оглянулся, убеждаясь: девушка послушно отошла от борта, а Шрон уже выбрался из воды и спешит к ней. Можно не беспокоиться.
– Вон те две галеры – ар-Рафтов, – указал Ларна рукой направо, поясняя Киму. – Видишь, лучший причал, обычно выры только туда и швартуются. А я избрал пустой, чтобы с ходу да поскорее…
Он снова припал на больную ногу и неловко опустился в седло вороного. Рванул повод, торопя птицу. Курьерский, привычный к людской поспешности, сердито заклокотал, но не ослушался. Взял с места резвой побежью, не жалуясь на тяжесть седока, не тормозя на поворотах, где для таких, как он, имеются мощные столбы, врытые на две сажени в грунт: прихвати лапой да разворачивайся, не уродуя стен… За спиной в тесноте улицы метнулся, отражаясь от стен, запоздалый звук топота лап страфов и поодаль, еще у причалов, – шелест вырьих шагов: Шрон отослал за капитаном одного из стражей замка ар-Бахта.
Ещё один поворот, чуть не выбросивший Ларну из седла, – и вот они, в конце длинного подъема, ворота особняка, похожие высотой и острыми головками бронзовых заклепок на крепостные, оборонительные. Само собой – заперто…
– Дурачье, от страфа запирать деревянные ворота, – презрительно оскалился Ларна.
Усмешка сделалась злее, капитан концом повода хлестнул вороного по перьям, тот неловко запрыгал, переходя с побежи на непривычный ему скок. Ларна рявкнул во всю мощь голоса, Ким улыбнулся и добавил от себя пару тихих слов – попросил и разъяснил. Страфы подобрались, ещё наддали, вперед вырвался рослый, несущий более легкого Кима, прыгнул, впился клювом и выпущенными когтями в древесину. В два шага лап одолел без малого три сажени высоты ворот – и рухнул во двор, растопырив ничтожные свои крылья. Следом свалился и второй курьерский, припал на лапах низко, брюхом даже коснулся плит – но удержался от позорного падения на бок.
Ларна одобрительно погладил вороного по шее и расхохотался, наблюдая вполне закономерную картину бестолково организованного бегства, когда и кары дожидаться невозможно, и золото бросить – ума и решительности не хватает…
Галеру, само собой, приметили ещё в узостях скал. Сразу начали сборы – да так и не успели их завершить. Восемь верховых страфов у бревна привязаны кучно, люди в куртках со знаками городской стражи торопливо перегружают в седельные сумки самое ценное. Увидели гостей – выронили из рук бесполезный груз, начали нашаривать игломёты за спиной и неуверенно переглядываться. Рослый мужчина, с первого взгляда определённый Ларной к числу наказуемых наиболее жестоко, выругался и дал знак к атаке, ему-то всё происходящее, похоже, не в радость, надеется успеть ускользнуть…
Ларна сжал коленями бока птицы, вынуждая страфа выпустить иглы с крыльев. Хищно усмехнулся: оказывается, миролюбец Ким всё же позаимствовал у Марницы метательные ножи! И безошибочно пристроил обе пары, четверым злодеям отключая вооруженные руки… Ловок!
Страф взвился в прыжке, уходя из-под удара иглометов, и в два скачка донёс Ларну до самых дверей, делая стрельбу бесполезной – вот он враг, на расстоянии вытянутой руки… Капитан грузно рухнул из седла, обухом топора с маху опираясь на плечо того самого стража, в котором опознал опытным глазом начальственную выправку. Под ударом плечо подломилось, человек мешком сник на плиты двора. Пользуясь короткой тишиной, Ларна задал свой любимый вопрос:
– Ну, и кто я?
– Ларна, – сипло выдохнул последний обладатель игломета, не раненный, но торопливо ведущий оружие вниз. – Выров выродёр… то есть…
– Интересно определил, – зычно похвалил Ларна, щурясь и поигрывая топором. Вынул из пояса иглу, прошедшую близко к телу и застрявшую в коже ремней. С усмешкой бросил на плиты, тяжелым взглядом обвел двор. Он не сомневался: стража возражать не посмеет, тем более – по длинному подъему к воротам уже взметнулся звук дальнего пока цокота лап. Это выр спешит вверх от поворота улицы. Его слышат… и скоро увидят. – Я замку ар-Бахта друг. Лекарем при аре Шроме состою. Прибыл сюда излечивать шаара от гнилости. Вы наняты служить городу? Вот и не встревайте в то, что городу не к пользе. Кто не в дозоре, живо в казарму, рыбий вы корм! Глядишь, до ночи и не сгниете… А ну, оружие на плиты и резвее ногами, да раненых заберите с собой, недосуг мне ныне лечением заняться. Дозорные! Со двора никого не выпускать, слышали меня?
Ларна лязгнул топором по камням и побрел к двери. Крепкой, точеной из средней части цельного ствола, без швов, в одну сплошную пластину. Сверх того немалые деньги истрачены на усиление железными полосами. Бывший выродер примерился к запору и удивленно дернул вверх бровь: открыто. С сомнением оглянулся на страфов, гружёных шааровым добром. Хмыкнул и зашагал через большой зал, далее по лестнице, покосившись на стонущих от страха в ближней комнате первого этажа женщин, бессильно и безнадежно обнимающих детвору. Похоже по всему, что эти – жена да нянька. Грязное дело: затевая побег, шаар, получается, о семье и не подумал? То ли прознал уже, что Ларна детей не трогает, то ли хуже гнильца себя показывает – не ведает к родной крови приязни, то ли…
Следом двигался Ким, и это было приятно: капитан, слегка удивляясь самому себе, накрепко верил в невысокого и весьма тощего лесного жителя. Ощущал покой, не отвлекался, чтобы озираться и сберегать спину. Под руку удобно попался слуга, высунувшийся на лестницу с небольшим сундучком, бережно прижимаемым обеими руками к груди.
– Где хозяин? – ласково уточнил Ларна, взглядом превращая несчастного в камень.
Слуга молча уронил сундук на ногу, сжался от боли и сник, хватая ртом воздух, и сипло, без слов, хрипя на выдохе. Ларец ссыпался по ступеням, из-под треснувшей крышки брызнули во все стороны золотые перстеньки да цветные бусины…
Ларна усмехнулся, сгреб обмякшего слугу за шиворот и развернулся в одно движение. Зашагал вниз по лестнице. Ему слов не требуется. Каждый своё главное дело знает, и это дело – его, Ларны, нет сомнений. Он страх чует, словно запах тот страх имеет, цвет и форму. И страх – течет, сам помогает в нужную сторону шаг направить. В отчаянии бессловесного взгляда прочесть нужный ответ…
Слугу Ларна вышвырнул во двор, прицелив спиной на страфье привязное бревно. Да так, чтобы дух напрочь вышибить, а страх покрепче вселить. Указал Киму подбородком – мол, держи. Сам Ларна неторопливо полез в карман, достал тонкий кожаный жгут. Задумчиво рассмотрел, расправил, пока слуга переживал первый приступ нахлынувшего ужаса.
Ларна чуть помолчал и затем громко, для всех, кто хоронится за ставнями, пояснил:
– Если он убил шаара, то рубить надобно шею, дело ясное. Если он или кто иной, с кем он в сговоре, закрыл шаара в подвал да позарился на золото, рубить следует обе руки выше плеча, тут вот, а перетягивать жгутом – здесь. Ну, а, положим, он мелкий вор, главного мы упустили… Тогда рубим ниже локтя, только одну кисть. На землях рода ар-Бахта законы построены умно и тяжесть вины учитывают. – Ларна глянул на серого от страха мужика, уже не способного стоять на ногах и рявкнул: – Где шаар, гнилец? Пока хозяин в доме и силен, слуги не тянут ларцов из его комнат в свои сундуки!
– Ничуточки я не воровал! – голос сорвался на всхлип. – Вниз снести хотел…
– Ну да, мне подарить? – вполне мирно хмыкнул Ларна. Задумался на миг. – Дело-то ясное. А что голос прорезался – уже хорошо, говорливые у меня быстро отвыкают от лжи. Кто пригнал страфов?
– Глава городской стражи, – выдохнул слуга. – Приказ от славного нашего брэми шаара показал. Я все видел, и как золото из кладовой потащили – тоже. Ну, и не устоял, не казните, я же только перепрятать хотел, от греха, за хозяйское добро радея…
– Экий ты человек славный, – одобрил Ларна, усмехаясь в усы. – Радеешь… Оно и заметно, без доброты подобную ряху не отожрать. Бери игломёт, добродей, собирай слуг да стереги баб шааровых, детвору и добро этого дома. Не устережешь, вернусь и спрошу, как с убийцы. Понял ли?