В вонючей воде бассейна, обильно цветущей зеленью, герба рассмотреть не удалось бы точно. Но хвост достаточно крупного выра был выгнут дугой и в средней части торчал из воды. Старая пластина дала две трещины, обросла мхом, но всё же при должном внимании даже теперь удалось различить нужные знаки. Которые Малька озадачили. Выр происходил из рода, не имеющего замка. Но служил он самому ар-Сарне и имел высокое звание капитана боевой галеры. То есть никак не должен был находиться в подобной гнилой дыре и умирать здесь, за заклиненной наглухо дверью, в одиночестве и забвении…
– Ты выродёр? – хрипло выдохнул умирающий, заставив Малька вздрогнуть. – Такое ничтожество они прислали, чтобы добить меня? Я, пожалуй, твой первый выр, малыш… Что ж, все с кого-то и с чего-то начинают. Я уже сгнил, ты еще молод и только-только портишься.
– Почему вы говорите со мной, ар? – оглянувшись на дверь, тихо уточнил Малёк.
Прошел к трубе водостока, повернул скрипучее колесо и спустил гнилую мутную грязь из бассейна. Отметил: в этом гроте есть жилец, потому замки не запирают проушины воротков. Можно набрать воду, впуская её через верхний водовод. Не надо ходить на двор лишний раз. Выр вздохнул и шевельнулся, радуясь прохладной чистой воде, заполняющей бассейн. Окунулся целиком, едва это стало возможно. И замер, выставив над водой оба глаза. Которые совсем не со старческим живым интересом следили за Мальком, торопливо оттирающим зелень со стен, выгребающим гниль с пола в большое корыто. Когда вода встала вровень с краями бассейна, Малёк перекрыл водовод и утащил корыто во двор. Вернувшись, он застал выра всплывшим и снова желающим беседовать.
– Ты сильно обиделся на выродёра? – забеспокоился старик. – Я, верно, выжил из ума и ошибся… прости. Я видел мало занятных людей. Всё больше кукол. Они ужасные. Полная боевая галера тантовых кукол, не с кем словом перемолвиться. Мне так хотелось в старости вернуться в море, я полагал, за это можно уплатить любую цену… Но я ошибся, подписав договор с ар-Сарной и скрепив его ожогом лапы в сургуче. Пять лет галера стояла в порту столицы, пять лет я плавал только от мола до причала, выкрикивая команды живым тантовым мертвецам и чувствуя себя одним из них. А потом мы вышли в поход. Тогда я понял, что и море бывает не в радость.
Малёк сел на край бассейна, чувствуя, что делает глупость – и не имея сил отказать во внимании старику. Тот подвинулся ближе, тронул усом руку и оживился.
– Тебе лучше уйти. Меня опасно слушать. Я тут жду приговора кланда. Нарушил договор. Сошёл на берег во время боевого похода на север. Само собой, я сообщил хранителю ар-Капра, хозяев этих земель. Сказал: я боевой капитан, а не выродёр, я не готов бездумно травить и губить своих же братьев… Он выслал курьера в столицу. Скоро кланд отправит ко мне выродёра. И меня накажут за непослушание.
– Вы так легко это говорите, – ужаснулся Малёк.
– У меня нет выбора, – отозвался старик. – Денег нет. Я сижу здесь, и мне не на что купить даже гнилую селёдку. Хранитель ар-Капра сказал: жди казни так. Не стоит тратить на тебя жирную рыбу, ты уже труп. Меня отвели сюда и выломали лапы. И я жду. Противно пить грязную воду.
Старик поник и виновато шевельнул усами. Малёк сердито почесал затылок, пытаясь как-то помочь сбившимся в ком мыслям, рассортировать их и привести в относительный порядок. Ему казалось, что выры живут не в рабстве, что людям при кланде приходится хуже, что случай со Шромом – все же исключение из правил, вызванное гнилостью и завистливостью хранителя Борга… Но этому старику ещё хуже!
– Почему вы пришли к хранителю и сказали о своем отказе от участия в походе? Вы могли уйти на отмели.
– Мой род вымирает, наши гнезда хранятся в замке ар-Сарна. Плохо хранятся, за сорок лет не вылупился ни один жизнеспособный малёк. Но я всё же смею надеяться, что я не стану последним в роду. Для этого надо принять приговор и умереть. Тогда ар-Сарна вынуждены будут дать право на жизнь ещё одному гнезду братьев. Может статься, им повезет больше. Хотя бы не сгниют в гнезде, личинками, так и не увидев солнца и моря. Очень страшно гнить. Теперь я это особенно точно понимаю. Спасибо, что выслушал меня. Теперь иди, если тебя тут застанут, то накажут. Или вовсе убьют. Иди, ты и так сделал много.
– Ваши лапы…
– Чтобы я не передумал и не сбежал, – устало вздохнул старик. – Мне выломали их все. А руки оставили. У меня не очень сильные руки, особенно нижняя пара. Я не смогу сбежать, опираясь только на них. Хвост мне проткнули, я и плыть не смогу. Такова жизнь выров, человек. Ничем не лучше и не хуже вашей. Мы никому не нужны и одиноки, мы болеем и гниём… Особенно в старости. Иди же, не рискуй.
– Когда вы отказались идти на север, вы знали, чем это кончится?
– Я стар, но не глуп. Знал. Ты задаёшь странные вопросы – и я ещё раз прошу, уходи. С тобой интересно, я могу увлечься болтовней. И тогда выродёр займется нами обоими.
– Мне кажется, кланду пока что не до вас, – усмехнулся Малёк. – Даже если в столицу вообще пускают хоть каких-то курьеров. И ещё я думаю: сюда никто не войдёт, трактирщица понимает, что вы в немилости у хранителя. Скажите, а если предположить, что в каналах города есть выр… просто предположить. Он услышит меня, начни я стучать по этому водоводу?
– Даже по сухому, – отозвался старик. – Мы хорошо различаем толчки и стуки. Но в каналах нет выров. И водовод для нас слишком мал. Даже самая ничтожная личинка застрянет, потому что панцирь…
Малёк отмахнулся и подошел к водоводу. Примерился и застучал тихо, осторожно и неторопливо. Подумал, чуть подождал, повторил ритм быстрее. Изменил его слегка и снова отбил пальцами по трубе. Старик слушал и не задавал новых вопросов. Хотя было видно: ему очень интересно. Понадеявшись, что сделанного довольно для начала, Малёк выбрался во двор, быстро наполнил новые две бадейки и поморщился, изображая рвотные позывы, когда трактирщица выглянула из кухни очередной раз.
– Там во втором гроте дверь заклинена, брэми, – пожаловался Малек. – Уж я и так дергал, и сяк…
– А ты не лезь, куда не просят, и излишне не усердствуй. Заклинена – значит, иди дальше, – строго велела женщина. – Про скатерти не забудь! Хотя нет, завтра вечером займёшься. Ты так вонюч, что и взяться за них никак не должен. Вот твоя бляха на проход в город. Деньги пока я придержу. А ну, как ты обманщик? Рыбу не принесёшь или сдашь её невесть кому.
– А лодки у вас нет? – осторожно уточнил Малек. – Я бы поболее рыбы приволок, у знакомых взаймы собрал улов, ну, сколько можно в руках-то донести?
– Лодка есть, – нехотя буркнула трактирщица. – Только она дороже тебя стоит. Но я рискну. Далече не уплывёшь, если ты вор. Меня тут все знают, и мне окажут помощь, стражей выров, и то поднимут на лапы, понял? Я главе охраны города родная тётка, так-то… Думаешь, без того держала бы трактир с гротами для выров? Только начни воровать, живо отучу.
– Как можно, я в жизни не воровал!
– Все когда-то начинают, и тебе давно пора, – хмыкнула трактирщица не без веселости. – Просто помни про вспоротое брюхо и соль, я это сказала всерьез. И ещё помни, что за улов я плачу честно… по мере сил. При условии, что будет две «монеты», никак не менее. Иди, чисть гроты. На твое счастье, племянник завтракать пожаловал. Будет тебе бляха на лодку и груз рыбы. И пусть в «Золотом весле» лопнут от злости, разорятся и сгниют на корню! Завтра весь город вздрогнет, я одна и получу свежий улов. Так вот! Учти: я добро помню, может, и лодку тебе потом подарю, почти что даром.
Трактирщица закончила свою речь сладким и вкрадчивым тоном, оскалила гниловатые зубы в хищной улыбке, показав даже дальние и щель от трех недостающих. Малёк пал на колени и истово поклялся никогда не воровать и заслужить лодку. Руки от усталости дрожали, и он очень надеялся, что хорошо изображает жадность. По крайней мере, женщина осталась довольна. Ушла в кухню, и Малёк быстро вернулся в грот к старом выру. Тот лежал, само собой, в бассейне. Стучал усами по трубе, довольно точно повторяя ритм. Сердито дернул вверх бровные отростки.
– Не знаю, зачем ты это делал. Тем более не могу пояснить, зачем повторил глупость я… Но так хотя бы не скучно.
– Никто не отзывался? Тогда стучите дальше, я пока вымою третий грот.
На сей раз Малёк исполнил работу так дурно, как и следует наёмному рыбаку. Зато быстро. Он вернулся к выру и стал ждать, уже не надеясь на лучшее. Если бы Хол слышал, он бы приплыл сразу. Писк за задвижкой заставил вздрогнуть старого выра. Вода в бассейне всколыхнулась. Малёк быстро повернул вороток – и Хол стёк в бассейн, плюхнулся, мягкий и смятый в тесной трубе.
– Ты выродёр! – немедленно возмутился малыш. – Я там весь скрутился, я дышать не мог, а ты всё ждал чего-то… не открывал, да!
Хол выбрался на край бассейна и вежливо шевельнул крошечными своими клешнями, особенно жалкими теперь, без панциря. Старик изучил малыша с растущим интересом.
– Это Хол ар-Ютр, выр славный и уважаемый, пусть пока и некрупный. Он мой воспитанник, – гордо сообщил Малёк. – Хол, это капитан, полагаю, единственный выживший из всего северного похода кланда. Он отказался осаждать наш замок. И теперь мы просто обязаны его отсюда вытащить. Знать бы еще, как…
– Так вы из замка ар-Бахта? – быстро догадался старик. – Ох, как интересно! И верно, что Шром снова дома и вполне даже живой?
– Шром лучше всех! – привычно сообщил Хол. Присмотрелся к капитану и доверительно сообщил: – Ты похож на моего любимого старшего брата. Он погиб, оберегая наш замок. Хол стал сиротой… Нет старых, нет совсем. Грот пустой. – Малыш задумался ненадолго и добавил: – Людям хорошо, они могут плакать. Мы не умеем. Лап много. Клешни есть. Плакать не умеем. Недосмотр глубин, да.
Старик смутился, взволновался, цепляясь руками за край бассейна и двигаясь ближе к Холу. Малёк снова удивился той трепетной внимательности, с которой пожилые выры относятся к младшим. Лучшие из них, само собой. Даже Шром, хоть он и не стар – но уже вырос из возраста боевого задора и становится иным.