– Где этот…
Наёмник молча дернул подбородком. Посыльный схватился за голову, взвыл и сунулся в дверь. Ею и получил по лбу. Назвавшийся Ларной уже покидал нарядную избу. Остановился на пороге, наблюдая с усмешкой первые признаки скорого синяка.
– Чего мечешься, как на пожаре? Тут ничего не горит… пока.
– Это… там ждут!
– Тобой, дураком, деревня оплатила десятину за глупость? – прикинул владелец вороного страфа. – Чего орёшь? На службе состоишь, так изволь подобающе излагать дело.
– Так ждут вас! – возмутился сторож, махая рукой в сторону особняка шаара.
Серые глаза презрительно сощурились. Тот, кто самочинно и громко поименовал себя Ларной, качнулся с носков на пятки и обратно, глянул поверх голов и задумчиво поцокал языком. Сторож извелся в нетерпении и сунулся ближе, снова повторить непутевому чужаку свое донесение. Напоролся на твёрдые, как железо, пальцы, бережно прихватившие кадык.
– Неужели дело так худо, что и тебе платят за подобную службу? Тебе, которого ещё бить да бить… и всё равно толку не прибудет, – вздохнул сероглазый, отпихнул сторожа, севшего мешком на вытоптанную землю. – Люпс косопузый тебе – брэми… А меня как следует величать? Ты ори, да не забывайся.
– Так, брэми, не велено величать прилюдно, – сипло отозвался сторож. – Никак не велено!
На пороге избы, которую только что покинул сероглазый, возник понурый, криво сгорбленный, служка. Натянуто улыбнулся деревенским, вгоняя их в ступор непривычной и незнакомой вежливостью, к тому же щербатой на два зуба.
– Проходите, милости прошу, – осторожно косясь на чужака, пригласил служка. Ещё раз старательно улыбнулся, поглаживая щеку, приметно румяную от удара. – Дело-то вырово, негоже мешкать. Сгружайте здесь, значит. Пергаменты уже готовы, проходите.
Дородный мужик, по виду судя – староста зажиточного села, осторожно обошёл чужака по широкой дуге и поднялся на крыльцо. Чуть не споткнулся, когда служка поклонился ему, пропуская в избу первым… Сероглазый задумчиво повёл плечами, глянул на сторожа, по-прежнему сидящего на земле.
– В чем твоё дело здесь, олух?
– Дак я…
– Твоё дело, первейшее и важнейшее, есть вырова служба, – назидательно сообщил чужак, протянул руку и помог встать. Немедленно ту же руку вывернул и погнал охающего от боли наёмника к амбару. – Дверку отвори да грузи мешки. Глядишь, года не пройдет, в ум войдёшь и научишься разбирать, кого величать следует, а кого не следует.
– Дак сами они, рыбий корм, и сгрузят… – хмыкнул сторож, указывая на деревенских.
Сероглазый тоскливо покачал головой и чуть повернул руку, удерживаемую в захвате. Сторож взвыл, резко нагнулся вперед, пытаясь унять боль. Обзавёлся второй шишкой на лбу. Чужак коротко добавил ребром ладони по спине, чуть выше пояса, вроде несильно, без замаха. Брезгливо смахнул с рук пыль и отвернулся от бессознательного тела. Второй наёмник уже волок мешок в амбар, бегом и вроде даже – охотно.
– Пригляди за лодырем, – ласково улыбнулся ему сероглазый. – Второй раз я могу и не проявить доброты.
Староста уже покинул избу, глаза его были так велики, что очередь взволновалась. В вытянутых руках мужик держал пергамент, каких не давали на этом дворе никогда – полный, с описью привезённого и оттиском печати. Очередная телега вкатилась в широко распахнутые ворота, и новый проситель осторожно постучал в заветную дверь.
– Прошу, – немедленно отозвался служка.
– Как иногда просто навести порядок, – негромко заметил сероглазый, отвязывая страфа.
В седло не сел, пошёл пешком через двор и далее по улице, угощая вороного подаваемой по кусочкам, на раскрытой ладони, плюшкой, скорее всего взятой в избе. Страф брал хлеб заинтересованно и на хозяина косился с тем же непониманием и подозрением, что и вся очередь деревенских.
Усадьба шаара северного удела Горнивы, уже много лет негласно удерживающего под рукой весь край и всех иных шааров, была подобна многим иным строениям того же назначения. Два яруса, большой парк и сад, цветники. Имелся и широкой двор, затененный навесом. Только приморские шаары строили и дом, и колоннаду из камня, а здешние предпочитали дерево – его вокруг куда как много. Узорчатый морёный дуб сероглазому понравился, чужак даже остановился, привязал к одной из колонн страфа и довольно долго изучал глубокую сложную резьбу, украшающую столб от самой земли и до верха.
– Эй, ты, что ли, на сборный двор неурочно явился? – окликнул от дверей очередной служка. – Дак не стой на виду, сюды топай.
– Безграмотные слуги, нагловатые и неряшливые, позорят дом хозяина и порочат имя его, – назидательно сообщил полноватому мужику сероглазый, шагая к дверям. – Гостей следует привечать, слово такое слышал? Гости – они ведь разные бывают.
Крепкая рука легла на плечо слуги и увлекла его за порог. В тёмном углу большого зала, где слуга оказался вопреки собственной воле и как-то даже внезапно, рука переместилась на затылок и оказалась очень, просто-таки пугающе, жёсткой. Гость склонился к самому уху и шепнул:
– Давай не забывать о вежливости. Кто хозяин дома? Шаар. Могу ли я войти и погрузиться в суету дел, не повидав его? И можешь ли ты не сообщить о госте славному брэми?
– Но вас ждет управляющий брэми Люпия, – так же шепотом отозвался слуга, не в силах шевельнуться.
– А мы быстро, нам бы только поздороваться, – подмигнул сероглазый.
– Но брэми Люпий… – хватка стала жёстче, и слуге почудилось, что позвонки уже хрустят. По крайней мере, остатки желания спорить явно сломались. – Я отведу к нему, извольте…
– Не к нему, олух, – резко толкнул к стене гость. – К шаару. Или батюшка Люпса уже не хозяин в своем доме? И только пикни, только шевельнись на волос, ты его слугой перестанешь быть, уж это я обеспечу. Вперед, не спотыкайся.
К шаару слуга повёл молча и без дальнейшего сопротивления. Через зал, узким боковым коридором, во внутренний двор, а оттуда – в погреб… Гость ничуть не удивился столь странному месту обитания хозяина дома. У двери, ведущей во двор, походя пнул в живот наёмника, вставшего было и собравшегося окликнуть слугу. Добавил по затылку склонившейся к коленям головы обухом топора, уже освобожденного из чехла. Стоило слуге сунуться в погреб, с лавок по сторонам от тяжелой обитой железом двери резво поднялись двое. Правому навстречу сероглазый толкнул слугу, в левого без предисловий, ещё с порога, метнул тяжёлый нож. Поймавший в охапку слугу и потому выживший сел на лавку, с которой начал было вставать. Выдохнул и мрачно усмехнулся, роняя клинок на пол.
– Я думал, ты на севере. – Нехотя сообщил он прибывшему. – Далеко.
– А я думал, ты поумнел и отошёл от дел, – в тон отозвался сероглазый. – Что, хорошо платят?
– Не оставляют выбора, так точнее, – пожаловался наёмник. – Для выров я мёртв. Оживать, чтобы меня отдали роду ар-Лим, нет ни малейшего желания. У тебя в деле какой интерес?
– Сколько теперь в усадьбе Ларн? И у кого ключи от погреба?
– Ключи вот, сейчас отопру. Усатых дураков, назвавшихся Ларнами, здесь двое. Третий ушёл на север, к самому лесу. – Наёмник склонился к замкам, последовательно отмыкая оба. – Мне тоже предлагали поработать Ларной. Но я сказал: лучше у ар-Лимов принять месть, чем у выродёра… Слушай, а тебе люди не нужны? Меня ты знаешь, рекомендации уж всяко не требуются. Да, время идёт и с топором я теперь не так хорош, но если в дозор или там – курьером…
Наёмник говорил, уже войдя в погреб. Миновал его, взвалил на плечо связанного по рукам и ногам пленника и пошёл обратно. Слуга, повинуясь руке гостя, нехотя пересёк порог и забился в угол, всхлипывая от ужаса и глядя, как сероглазый достает свой нож из тела и бросает труп туда же – в погреб. Толстая тяжёлая дверь закрылась, предоставив слуге возможность кричать в темноте сколько ему угодно.
Шаар, рыхлый пожилой мужчина, синий от холода и едва способный двигаться, теперь занимал скамейку. Пожилой наёмник придерживал его за ворот роскошного ночного халата южной выделки, с золотым узором незнакомых цветов и россыпью блестящих камней в тонких оправах. Шаар еле дышал, клацал зубами и охотно пил тёплое пиво из фляги, отстегнутой сероглазым от пояса.
– Собственно, брэми, у меня к вам всего один вопрос, – заметил гость. – Войну с ар-Бахта придумали вы или Люпс?
– Врать не стану, – напившись, хрипло отозвался шаар, которого пребывание в погребе сделало в несколько дней стариком. – Моя затея. Не в самом трезвом виде я был, когда её придумал. И зачем вслух высказал… – Он безнадёжно обмяк, опираясь о стену и с трудом поднимая голову, чтобы глянуть на собеседника. – Вот где у меня Горнива была, – слабая рука сжалась в кулак и упала на колени, плечи задрожали в мелком тихом смехе, похожем на озноб. – Выром, проверять меня поставленным, я крутил, как хотел, усвоил его привычки и страхи. Всеми прочими шаарами помыкал в своё удовольствие. А Люпс-то крутил мною… все мы умны, покуда кто половчее не найдется. Что ещё хочешь знать, Ларна, которого я же и додумался общим страхом сделать и опозорить? Ты ведь явился мстить.
– Ага, вот делать мне больше нечего, – разозлился гость. – Жизнь твоя не нужна мне, смерть – тем более. Я теперь вырам служу… как и прежде, впрочем. Наёмников распустить, кроме необходимого тебе числа для охраны и поддержания порядка. Воровство прекратить, хотя бы явное и наглое. Пригляд за тобой доверяю вот ему, – Ларна указал пальцем на наёмника. – Он мне отчёты будет составлять, да такие, что тебе не подделать. И плати ему исправно, все платят тем, кто их жизнь стережёт.
– Но – твой-то интерес? – удивился шаар.
– Люпсу твоему косопузому на свете не жить, – спокойно сказал Ларна.
– Так сам за то доплачу, брэми, – с мрачной усмешкой признал шаар. – Двоих я избрал себе в наследники… его да дуру-девку, которая поперёк моей воли в город явилась. Двоих из всей той кучи детворы, какую наплодил… Потому, эти умны и к делу годны. Я всё отдал бы ему, все! Зачем ещё и жилы рвать, если не ради наследной власти, законной и крепкой, прирастающей богатством. Так он и отца предал, и сестру погубил. – Старик сник, глядя в пол. – Красивая была девка. Жила бы тихо, замуж за кого указано