Ларна нахмурился и снова потянул вышитый поясок. Котята, миски и клубки легко и безразлично скользнули в пальцах. А вот нелепый хвост застрял – бурый, длинный и совсем случайный в узоре, пойди, пойми, каков кот, успевший сбежать из рисунка! Может, он и есть самый главный? Бывший выродер вздохнул, без слов ругая себя за нелепую и до смешного детскую доверчивость, колыхнувшуюся в душе. Вышивание! Колдовское и могучее… Верить в подобное едва посильно. Да и сама Тинка на великую спасительницу мира не похожа. Она ведь силы своей не знает и не понимает, нет в ней ни упоения даром, ни готовности вершить судьбы и распоряжаться от имени высших сил – да от той же Пряхи… или загадочного Сомры, одно имя которого приводит в оцепенение выров. Ничего в ней нет возвышенного. Одна сплошная беззащитность… Она, бедолага, и понятия не имеет, чем обернётся для неё поход в столицу и победа Шрома. О поражении думать не следует, с этим всё как раз очень ясно и определенно. Но – победа не лучше!
Выры захотят менять мир и его законы. Люди пожелают того же. И каждый будет тянуть на себя и требовать, и каждый найдёт важные доводы в свою пользу. А вышивальщица совсем одна, разве – Ким рядом… И средства у обоих для помощи таковы, что понять их обычному человеку и принять – едва ли посильно. «Дай мне хороший урожай», – скажет житель деревни. Не пояс вышитый, не сказку и не совет попросит – а именно урожай с гарантией! Или лучше того, готовых пряников и полные амбары зерна, даром. Люди ведь как думают? Что колдовство заменяет работу и снимает с них ответственность. Не получив желаемого, ту же Тинку и обвинят. Впрочем, и это не самое худшее. Пока рядом с вышивальщицей Ким, ей живётся легко. В нем правда гибкая и легкая, от чужих наветов не ломающаяся. Пока рядом Шрон, и его спокойная мудрость не во вред. А ну, как иные люди у плеча встанут да начнут в ухо шептать? Не все ведь в древности шили узор одной чёрной злостью! Как лучше в большинстве своем хотели. Вопрос лишь в том, как – лучше? Люди умеют так запутать, что всякий выбор сделается ложным. И каждый будет – между одним злом и иным, ещё большим. Насквозь фальшивый и ложный выбор, западня, ловчий силок для наивной Тинки, которая верит людям. И станут они из неё нитки души тянуть, пока все не вырвут. Пока не загубят окончательно. Как от такого оберегать? Топором? Так чем он сам, Ларна-выродёр, лучше иных советчиков? Он ведь не знает до сих пор, каков его собственный путь и к какому порогу ведет.
От своих мыслей Ларна мрачнел, по сторонам смотрел реже и отдыхать останавливался лишь по мере необходимости. Без приключений добрался до трактира, где не так уж давно люди Люпса поджидали выродёра, получившего заказ погубить Марницу. Ничего разбойного и опасного в заведении Ларна не заметил. Встретили с поклоном, накормили сытно, поселили в лучшей комнате и проводили поутру душевно. Впрочем, каков гость – таково и обращение. По всему видать: узнали. Приметный он, обладатель топора темной стали и глаз почти того же цвета. У такого не воруют, от него от самого ждут худшего и заранее опасливо сторонятся.
Страф, накормленный и изрядно обнаглевший от полученной при новом хозяине самостоятельности, бежал резво, выбирал дорогу сам, то изучая обочину и сминая кусты, вспугивая мелкую дичь и немедленно её отлавливая – а что ему, ноги длинны, чешуя прочна, провисший повод не мешает охотиться. Иногда птица нахально выбиралась на середину дороги, пританцовывая и сердито щелкая клювом – пугала редких путников и намекала рыжим зрамским недомеркам, как убога их порода, годная лишь тянуть возки и получать кнутом по ногам. И от кого? От деревенских олухов! Ларна посмеивался проснувшейся в вороном лихости, находя её забавной. Птицу он присмотрел на северном подворье наёмников, куда добрался в первый же день, проводив за пролив выров, Кима и Тингали. Прежнего хозяина вороного расспросил о делах Горнивы неторопливо и подробно… а после тому уже не требовался страф: к Пряхе и без него дорогу находят. Жалеть наёмника или выбирать иные способы добычи сведений Ларне и в голову не пришло. Слишком хорошо он знал этот сорт людишек – оторвавшихся уже от деревни, откуда почти все они родом, упивающихся собственной новоявленной властью над недавними соседями…
Близ границы земель ар-Сарна и ар-Капра, где стояла застава и у путников обычно спрашивали пергаменты, Ларна покинул тракт. Его прежде удивляла вера выров и даже шааров в надёжность учёта перемещений людей и грузов этим способом – проверкой на заставах… Обойти любую нетрудно. Впрочем, выров понять можно: они прекрасно знают, что вся торговля тяготеет к морю, а того точнее – к западному побережью обжитых земель. К тому же жизнь и покой людей для выров – вернее, для большинства хранителей бассейнов – почти ничего не значат. Куда важнее товар, а его прятать по лесам и доставлять малыми тропами невозможно. Если так, стоит ли выру переживать по поводу наличия разбойного люда, опасного сухопутным? Наоборот, с точки зрения кланда, именно разбойники и сгоняют добропорядочных деревенских жителей и купцов на тракты, более-менее безопасные, имеющие заставы и обеспечивающие хоть относительную, но защиту. Те же ар-Сарна втайне радуются, получая слезные прошения от людишек: грабят, убивают, со свету сживают!
Мы вымираем, – думают подобные кланду выры, – так зачем вам, людишкам, жить хорошо и спокойно? Зачем вам плодиться, знать сытость, дающую время для размышлений и сторонних дел? Стоит ли вам забывать страх и лишний раз покидать свои насиженные места? Проще приручить разбойный люд, обложить его посильной данью и поставить над шайками своих же учеников – бывших выродёров, не прошедших полного обучения или по иным причинам не годных. И шаарам головная боль, и честному люду устрашение… Впрочем, в Горниве уже много лет такие разбойнички – под рукой того же шаара, о чем вырам знать и не следует. В землях ар-Бахта дороги теперь спокойны на удивление: он, Ларна, позаботился об этом. И тоже подошёл к делу без лишней прямоты и грубости. Откуда взялись наёмники, верные теперь замку ар-Бахта? На треть – из тех же бывших лихих людей, успевших вовремя рассмотреть перемены и перебежать на сторону сильного, приняв его правила игры. Нанимая таких, Ларна прекрасно видел, что это за люди. Внимательно отбирал из грязного, едва годного в переработку людского сырья, то, что ещё можно пустить в новое дело. Идеальных людей не бывает, – полагал он. Куда важнее выстроить правила поведения и найти для себя надёжные способы проверки исполнения этих правил. Чем, собственно, теперь и занимается ар-клари Марница.
Покидая тракт, Ларна принял чуть южнее, не желая двигаться по самой границе земель ар-Бахта: там он полагал возможным встретить лазутчиков кланда. Тратить время на них – выслеживая или уклоняясь от встречи – теперь, когда он спешит, едва ли оправданно. По крайней мере, до первого значимого разветвления дорог. Того самого, знаменитого ночной охотой Клыка на крыс, живо и подробно описанной и Марницей, и Тингали… Правда, первая во время рассказа чуть хвастливо гордилась своим страфом, а вторая за него до слез переживала: объелся и два дня двигался тяжело, хоть с седла слезай и давай ему отдых.
До деревни Ларна добрался удачно: вечером, когда самое время отдохнуть. Ещё от опушки леса высмотрел описанную Тингали избу на отшибе – дом матери надорвавшегося в порту сапожника. Неторопливо поехал, сделав небольшой крюк, по главной и единственной улице, приглядываясь ко дворам, удивляясь тишине и безлюдью и, интереса ради, считая пёстрых кошек. По всему выходило: примета для поиска будущей спокойной жизни – ненадёжная. Стараясь хоть как-то приманить счастье в дом, чуть не каждая хозяйка прикармливала именно такую, счастливую кошку, хотя бы в два цвета, а лучше – в три…
– Достойный брэми! – окликнули опасливым полушёпотом с порога добротной избы.
Ларна обернулся, страф сам догадался остановиться, на всякий случай шипением и клокотанием горла обозначив перед возможным врагом свой норов. И тут же смущенно переступил лапами: да какой же это враг? Так, невооружённый мужик, деревенщина. Ларна спрыгнул из седла, опознав по опрятной одежде, дородности и манере достаточно уверенно вести себя вероятного старосту – пусть и напуганного в данный момент чем-то.
– Слушаю вас, – вежливо кивнул Ларна, подходя вплотную к жердям изгороди и облокачиваясь на них поудобнее, мирно и вполне дружелюбно.
Староста глянул вправо-влево вдоль улицы и резво пробежал через двор. Поклонился, опасливо покосился на страфа и чуть помрачнел, рассмотрев укреплённый возле седла топор в чехле. Но – отступать уже некуда, сам позвал гостя мимохожего.
– Я тут старостой в деревне, вот и отважился вас о помощи попросить, вдруг да пособите. Беда у нас, – доверительно сообщил мужик. – Деньгами не шибко богаты, но если чем иным отдарить…
– Сапоги ваши Киму очень понравились, – улыбнулся Ларна.
– Знаете гостей наших недавних, вот удача-то, – приободрился староста. – Ведь какое дело вышло дивное: присоветовала мне боевитая девица, хозяйка породного страфа, супротив крыс птицу завести. К весне мы и наметили, значит: прикупить, – староста поник, мрачно глянул в сторону избы сапожника. – Рыжего, знамо дело, тяговитого, мелкого да мирного. А только два дня назад вороной сам сюда явился. Дикий, ловит ли крыс, мы без понятия… Потому все как есть по избам сидим, спуску он никому не дает. Урожай хорош, погода чудо какая стоит, сухо да солнечно, но ведь собрать зерно толком не можем, обмолотить – и думать не приходится, едва махнёшь чем резко, он несётся, клювом клацает. Выходит что? Он теперь у нас и выр, и шаар, и староста, и разбойник!
Староста вымученно улыбнулся своей шутке и снова тревожно глянул на крайнюю избу.
– Там поселился? – заинтересовался Ларна.
– Изволил, – пуще прежнего помрачнел староста. – Всё сено с сеновала выгреб, дверь выломал, стойло себе, получается, учинил, как ему нравится. С дочкой сапожника дружит, – староста безнадежно поник, – детей он не обижает всех, чего уж там… Мужикам злее всего достается. Особливо на вас похожим, северного склада. Вы уж или страфа своего обратно к лесу поверните, от беды сторонясь, или нам пособите. Заберите его от греха, без страфов жили и далее без них обойдемся. Ох…