Староста торопливо поклонился гостю и побежал без оглядки к избе: новый хозяин деревни уже обнаружил чужаков на своей земле и спешил разобраться в столь вопиющем безобразии. Мчался по самой середине пыльной улицы высоким прыжками, враждебно растопырив крылья, клокоча и шипя. Вороной под седлом тоже не стоял молча, гнул шею и зло отвечал противнику.
Ларна потряс головой, удивляясь нелепости происходящего. Диких птиц не бывает! Любая породистая, тем более таких роста и стати, молодая – а это сразу видно по движению и повадке – стоит не менее четырех сотен кархонов. Будь страф хоть самым дурноезжим и упрямым, за такими деньгами охотник найдется.
– Тихо, не шипи, – одернул своего страфа Ларна. – Он не на тебя охоту ведет, а на меня… вот дурачок! Лапа, глянь, попорчена… и правое крыло он не может сложить. Тихо, тихо, осади!
Ларна достал из сумки сыр и угостил своего вороного, кинув ему кусочек. Второй бросил подбежавшему «дикому». Тот поймал и подпрыгнул на месте, шипя, угрожая – но не нападая. Ларна бросил второй кусок сыра, приглядываясь к сплетённому из травы шнурку, обвивающему шею страфа и удерживающему небольшой кусок пергамента. После третьего куска сыра «дикий» страф попритих, задумчиво глянул на чужаков и поник шеей. Шагнул ближе, снова предостерегающе шипя… и вытянул вперед больную лапу. Лиловый глаз сморгнул, обозначая уже не угрозу – просьбу о помощи. Ларна сел в траву, стараясь двигаться мягко и неторопливо. Осмотрел лапу. Осторожно, очень медленным движением, достал нож. И стал расчищать канал среднего когтя, попорченный двумя свежими и достаточно крупными нагноениями.
– Что, с хозяином не повезло? – посочувствовал он вороному. – Это случается. Он без доброты, а ты с норовом, он кнутом, а ты клювом. Не шипи, дальше тоже знаю. Для воспитания шею в тиски зажимают, голодом морят, чешую на коленях взламывают… у тебя ломали, и не раз. Я вижу, новая всегда бывает на тон светлее. Уродовать проще, чем приручать. Привычнее для людей. Только не всякого страфа можно переломить, особенно из северной породы. Я дважды видел, как вас забивали на мясо. Самое дорогое блюдо в любом городе: вырезка из бедра дурноезжего вороного.
Страф склонил голову, вслушиваясь в ровный говор и присматривая за тем, как лечат его лапу. Потом повернулся боком, подставляя для осмотра крыло. Покосился на старосту, крадущегося от избы, но оставил его движение без внимания, даже глаза прикрыл, переступая на лапах и убеждаясь: не болят нагноения, как прежде – резко и мучительно.
– Так он не дикий? – заинтересовался мужик, выговаривая вопрос по-прежнему шепотом.
– Сейчас узнаем, – отозвался Ларна, легко поглаживая перья и смещая ладонь всё ближе к пергаменту на шее птицы. Повернул листок, удивленно изогнул бровь. – Вот так дела… Тут написано: «Я, Хол ар-Ютр, выр замка ар-Бахта, безвозмездно передаю своего личного страфа тому, кого он сам изберёт хозяином без всякого принуждения. Для выдачи необходимых пергаментов на владение птицей следует привести страфа либо в главный питомник, либо к замку, и оповестить о том меня или ар-клари рода выров Ласмы. Законность владения будет определена по поведению птицы».
– Ничей? – поразился староста, с новым интересом изучая вороного – а точнее, сразу и четыре сотни золотом, воплощённые в двулапом облике, и живую надежду на избавление от крыс. – Как есть ничей… То есть – ваш, брэми.
Староста ещё раз покосился на топор у седла и стал присматриваться внимательнее к лицу гостя, запоздало припоминая, где он слышал про такие приметы – порванное ухо, шрамы под глазом и на шее. Да еще и серые глаза. Видимо, на плохую память мужик не жаловался, побледнел сильнее и стал отступать к избе.
– Я спешу, – улыбнулся в усы Ларна. – Зачем мне хромой страф? К тому же он выбрал хозяйку. Идемте, брэми. Надо отвести его в стойло и подробно пояснить девочке, какие команды знают страфы, как их кормить. Хорошо, что её отец знает сапожное дело. Нагноения лап лечатся долго и сложно, требуется выкроить нечто вроде сандалии, под неё постоянно подкладывать на рану сухой серый мох, густо пропитанный особой мазью. Ещё требуется подтачивать когти, подпиливать клюв, смазывать жиром и чистить мягкой тканью чешую. Много мороки. На полночи разговоров одних… Ну, да ладно, я завтра в седле отосплюсь.
– И крыс ловить начнёт? – воспрянул духом староста.
– Если кошка у хозяйки есть и за ловлю крыс поощряется, он взревнует, – заверил Ларна, прищурился. – Или кошку погубит, или за крыс примется… может, он уже ловит их. От стойла его запах идет какой?
– Мерзостный, брэми, – признал староста.
– Значит, мясо он кушает, а не зерно с вашего поля. – Ларна улыбнулся снова. – Сказочная штука – случай! Марница у вас остановилась проездом, случайно. Я сюда приехал уже не вполне случайно: от неё про вашу деревню узнал. Решил попутно про сапоги уточнить, уж так Ким свои хвалит… Страф к вам вовсе прямиком направлен был, если такое возможно. Не знаю, как и кому посильно что-либо объяснить птице про путь к новому дому? Но ар Хол на всякое способен, а уж в тропках и дорогах он разбирается, как никто иной.
– И его знаете, владельца птицы, выра? – поразился староста.
– Славный выр, – кивнул Ларна, шагая по дороге и чуть подталкивая «дикого» страфа вперед. – Считайте, этот вороной – от Марницы подарок всей вашей деревне. Берегите его. Пока держите тихо, без огласки. По весне ведите к замку ар-Бахта, чтобы пергаменты получить. Порода в нём видна, таких питомник берёт на учёт. Ещё и деньги получите, если его выберут для производства потомства. Смотр в питомнике тоже по весне.
– Велика ли ваша доля в деле? – осторожно уточнил староста.
Ларна окончательно развеселился, посмеиваясь, довел страфа до избранного им самостоятельно стойла и погладил, оставляя там. Прищурился, оглянувшись на старосту.
– А разве некий Ларна хоть раз бывал в вашей тихой деревне и вы его опознавали по описанию… И желали сообщить о том здешнему шаару?
– Зачем нам такая напасть? – вполне искренне ужаснулся староста, хитро усмехнулся, оживляясь и обретая уверенность. – Так вы, брэми, просто по поводу сапог к нам, проездом и случайно… Славный мастер в этой избе живёт, верно вы приехали. Подберём. И совсем уж незнакомому человеку нельзя отказать в такой просьбе. Поспособствую сам, всеми силами.
Девочка, избранная страфом в хозяйки, выглянула из избы и вежливо поклонилась гостям. В северянине она ничего опасного не рассмотрела, доверчиво улыбнулась ему и охотно пошла к стойлу, слушать про уборку, чистку и кормёжку своего нового питомца. Староста, косясь на обоих страфов попеременно, не отставал и крался следом, то и дело вставляя в разговор пару слов. Мол, надо, в первую очередь, учить птицу крыс ловить. И двигаться по полям нырком, а не скоком – так ещё достойная брэми Марница советовала делать…
Когда солнце румяным пирогом закатилось за лес, в деревне стало шумно и людно. Староста сам оббежал все дворы, и каждого жителя привел к стойлу, чтобы хозяйка указала на него рукой и сказала страфу «свой». После этого простого слова, имеющего поистине колдовскую силу, вороной терял интерес к человеку, не шипел и не угрожал – пусть тот хоть цепом машет, хоть вилами орудует. Признанный новым деревенским «хозяином» житель немедленно попадал в лапы старосты и загружался неотложной работой: ловкий мужик уже обдумал всю пользу общего владения вороным – несметным для деревни сокровищем, если его научиться использовать. А раз общее, надо и стойло чистить каждому в очередь, и корм задавать. Иначе, – хитро стращал староста, – страф забудет, кто «свой», узнавать перестанет и возьмется заново гонять нерадивого по всей деревне. И кто на покосе будет последним, того тоже не пожалеет, и кто на молотьбу не явится – тому пятки все как есть поклюет! Пьяных же страф вовсе на дух не переносит и головы им отрывает! Ларна только улыбался в усы, выслушивая новую деревенскую страшилку, избавляющую поселение от лентяев надёжнее, надо полагать, всяких иных средств.
Утром Ларна покинул деревню до рассвета, провожаемый уважительно, с поклонами и приглашениями возвращаться и снова гостить.
– Ох, жаль, имени гостя не вызнали, – значительно и со смыслом повторял неглупый староста. – Ну, по сапогам опознаем, ежели что… Вы уж всем знакомым нашего мастера советуйте, видно, хорошие у вас знакомые, достойный брэми.
Ларна поклонился, принимая тяжёлый мешок с припасами в дорогу. Подтянул добротные почти новые сапоги, точно по размеру подошедшие – староста раздобыл-таки нужные, перевернув за ночь все сундуки. «Дикий» вороной, получивший кличку Коготь, выглянул из своего стойла, прощально заклокотал – и умчался в туман, на охоту…
Заседланный его соплеменник принял всадника. Встал в полный рост, сам повернулся к тракту и пошел неторопливой побежью, оставляя позади деревню. Ларна разобрал, как его шепотом обсуждают: мол, странный выродёр! Вовсе и не злой, нраву мирного, вежливый да обходительный. Может, никакой это и не Ларна, тот отменно зол, хуже всякого дикого страфа! Но если бы и он: шаару и его людям сообщать – дело последнее, денег так и так не получишь, а вот Когтя отберут вмиг, полного-то пергамента нет на него… Да и кто в своем уме наёмников со сборного двора вызовет? Они всяко обирают люд похуже выродёра. Сапогами дарёными не отделаешься, вон – год назад в соседнем селении погуляли, тяжбу разбирая, так три избы дотла сожгли.
Деревня скрылась, перелесок накрыл тёмной, ночной еще, тенью ветвей. Ларна усмехнулся и погладил шею своего вороного.
– Ох, и чудные они – подарки вышивальщицы, правда? – буркнул он едва слышно. – Марницу я пристроил, дом ей восстановят. Страфа пристроил, стойло у него то самое, какое он себе избрал. Получается, пояс не мои беды разбирает, а моими руками решает чужие? Это что, пока всех котят к мискам не определю, сам не обрету дома?
Ларна вытянул из кармана вышитый пояс и задумчиво пропустил через пальцы, считая котят. По всему выходило: если верна новая догадка, заниматься ему чужими бедами ещё не один год. Сероглазый сердито покачал головой, зевнул и завязал пояс. Пообещал себе: как только доберётс