Можно поступить иначе: посетить каждый замок и долго беседовать с хранителем, его семьей. Он, Шрон, умеет убеждать. Сколько потребуется времени? Вся зима – самое меньшее… Что за эту зиму натворит кланд, сходящий с ума от угрозы утраты власти и просто гибели? Подумать страшно.
Именно потому Шрон с самого начала обдумывал план: войти в столицу тайно, водным путем от срединных пустошей, явиться на большой сбор незваными. И там все решить. Но настрой хранителей понятен и вряд ли он изменится, что в целом – объяснимо. Выры в недоумении. Шром и Шрон утверждают: кланд плох! Он осаждает замки, ядом пропитывает воду и угрожает самому существованию северных родов. Он воспитывает и содержит выродёров… Каждое обвинение верно. Но семьи юга думают и об ином: чем лучше вы, выскочки—северяне? На словах вы обещаете перемены, а на деле приняли самого опасного из выродеров в семью и скрываете его от законной кары!
– Я пытался объяснить, – грустно вздохнул Шром, двигаясь от стены. – Но они снова и снова повторяли список имён, и это звучало тягостно. Ар-Нашра достойные выры, их уважает юг. Увы, именно они потеряли двоих полнопанцирных. Ар-Лимы никого в последнее время не потеряли, но заявили, что примут сторону ар-Нашра. Ар-Раги боевиты, от них был молодой Ронга и он, согласно возрасту, хотел лишь драться и веселиться. Как вы понимаете, при таком распределении мнений речь не идёт даже о слове ар-Зарра и ар-Шархов, они малы и слабы, им не прожить, если соседи перекроют южный пролив и блокируют порты.
– Но вы ведь не можете его отдать, – ужаснулась Тингали.
– Нет, конечно! – сразу согласился Шром. – Кланд это знает. Мы – ар-Бахта, изжившие в своей семье гниль. Мы никогда не отказываемся от братьев. Ларна наш брат. Значит, будем пробиваться к кланду трудно и долго. Я постараюсь никого из толковых полнопанцирников не убить при этом… Очень постараюсь, да.
– Понятно, что Ларне в столицу дороги нет, – негромко сказал Юта. – Я выслушал Шрома вчера утром, едва он прекратил бушевать, вернувшись из моря. Вот мое предложение. Ларне ничего не говорить, хватит с нас одного упрямца – Шрома. Сорг уже подготовил хорошую, надежную историю: мы отправим Ларну на пустынный остров, искать его любимую третью силу, якобы проявившую себя. Это далеко, в стороне от торговых путей. Ближние к острову земли – ар-Бахта и ар-Нан, наши родные острова, там врага нет. В столицу выступаем, как только Ларна отплывёт. И да помогут нам глубины.
На том и порешили. Ким ушёл сразу, не оглянувшись ни на кого: его внимание целиком принадлежало Холу, новому вышивальщику, желающему немедленно освоить могучее и полезное искусство. Тингали пришлось бегом догонять брата и вытаскивать из-под его куртки сверток с поясом, слушая излагаемые для нового ученика знакомые слова про нитки и душу, про главный закон – шить только своими и никогда не браться за дело, если душа к нему холодна…
Вернувшись в зал, девушка обнаружила: Шрон уже распорядился развести в переносной жаровне огонь. Теперь он обстоятельно излагал братьям историю вышивки пояса, похваливая её, сестру – умницу, названую внучку самого Сомры и, ясное дело, ещё одну гордость замка ар-Бахта… Великое дело исполнившую! Теперь Шрому есть дорога вниз, вопреки всем желтым смертям и паразитам, и пусть синеет от злости спрут, невидимый и могучий враг, натравленный на род земноводных злыми и глупыми вышивальщиками людей давно – да так и не обретший покоя.
Шром слушал, звонко топотал лапами по камню и топорщил усы, едва не прыгая на месте. Юта его всеми руками удерживал за жаровней, как велел Шром. Тингали подошла, развернула ткань и бережно уложила пояс на ладони. Тёмный, тяжёлый и, вроде, чуть влажный на ощупь.
– Шром, я должна предупредить, – виновато выговорила она. – Я ощущаю, что ты не вернешься назад такой, каким мы тебя знаем. И что воспользуешься моим шитьем, оплатив свою мечту очень дорого. Если…
Все шесть рук азартно вцепились в пояс, метнувшись над огнем и выхватив драгоценность. Зачем слушать длинные бесполезные речи? Куда интереснее в четыре глаза изучить чернь пояса, разгладить его и восхищенно засвистеть, забулькать, затопать лапами с новой силой.
– Я бы прямо теперь и нырнул, да, – затосковал Шром, крепко сжимая вышивку. – Не нужна мне столица. И кланд не интересен, и всё его коварство. Только если я уйду в глубину, кто подставит под удар панцирь? Ты права, вышивальщица: велика цена твоей работы, и мне неизбежно придется её оплатить, да. Отказом от своей мечты, пусть и временным. Тягостно ждать. Душа моя там, в глубинах, давно там. Спасибо тебе.
Шром перебрал руками, смещая пояс из верхних в нижние, поклонился всей головогрудью – он недавно отработал это удобное и понятное людям движение вежливой признательности. И пошёл к себе в новый нижний грот, а следом увязался Юта, неотрывно изучая пояс и вздыхая с самой настоящей завистью. Тингали смущенно пожала плечами. Оглянулась на Шрона.
– Подумать не могла, что Ким настолько прав… Он спуститься вниз хочет так сильно, что едва помнит себя.
– Именно, – отозвался старик. – Твой брат умён. Он точно сказал: мы – не люди. У нас иной закон жизни. Иди, отдыхай. Я стану думать. Морем нам не пройти в столицу, не допустят, там дозоры крепки и все галеры обыскивают, обязательно. Сушей же следует идти через Горниву, что ещё хуже. Марница вернётся завтра, и она подскажет, как точнее избрать дорогу. Ох-хо, плохо, не можем мы уйти, покуда Ларна не вернулся. За нами бросится, он буйный…
Ларна явился через два дня. Весёлый, довольный собой, верхом на вороном страфе и с полным мешком подарков. Он заехал в город на тракте, первый город на землях ар-Бахта возле самой южной границы с владениями ар-Капра. Осень ещё только думала над узором листвы, а в городе уже шумела ранняя и пока немноголюдная торговля. Откуда деньги? Ларна презрительно шевельнул бровью, выслушав такой нелепый вопрос Тингали. Знакомые отдали, по доброте душевной, – пояснил он. В Горниве так много склонных к благодеяниям людей…
– Ты разбойник! – ужаснулась Тингали, но ниток из рук не выпустила – дорогих, тонких, с удивительными и переменчивыми цветами, лоснящихся солнечным блеском. – Ты кого-то обокрал? Ох, хуже…
– Нет, от меня кое-кто удачно откупился и живой ходит, мирным делом теперь на хлеб зарабатывает, он поклялся, – прищурился Ларна. – Тинка, ты мне пояс подарила? Вот я и стараюсь во всю. Котят к мискам, клубки в лукошко, неустанно. Пряник держи. Сладкий.
– Спасибо. Только всё одно: нельзя силой отбирать.
– Слово даю: даже не расчехлял топора, – Ларна приложил руку к груди, и серые глаза блеснули озорством. – Пойду. Мне ещё Марнице метательные ножи надо продать за полуарх, их не дарят. Потом Киму шапку всучить, Шрому – подвески на усы, Шрону чернила и новые перья. У меня много подарков. Новостей и того поболее, все неплохи.
Сероглазый удалился, напевая и поводя плечами. В большом зале, куда привычно сошлись на совет, Ларна изложил свои договоренности с шааром Горнивы. Уверенной рукой вычертил на карте путь в столицу, наиболее удобный для выров и теперь вполне безопасный. Нахмурился, слушая про неспокойные подводные кипуны, дымы над пустынным островом и подозрения Шрона: остров и есть тот самый, где люди «нечто запечатали ещё в последнюю войну». Вроде бы оживился, найдя нежданную поддержку своим давним идеям о колдуне со стороны Шрона, мудреца и хранителя. Пообещал в путь собраться споро – но никак не ранее утра. Посетовал, что выры с ним не идут, хотя это и понятно: раз кипуны шумят и гонят желтую ядовитую муть, море вблизи мертво, для панцирных это опасно.
– Жаль, время впустую тратим, – отметил Ларна, завершая разговор. – Но если вы в том находите великую срочность, я спорить не стану. Хол, даже ты не со мной?
– Мне следует шить, – гордо сообщил лоцман, рассматривая недавно добытую для него Кимом иглу – осколок солнечного луча. Задвигал руками, выискивая в воздухе нитку. – Я учусь. Пока вот – простое делаю, этому залу внимательность и покой пробую вышить.
– Внимательность… – усмехнулся в усы Ларна. – По-моему, ты превосходно справляешься.
Северянин вышел, его уверенные быстрые шаги простучали по коридору – и дробным спорым бегом удалились по лестницам. Братья ар-Бахта переглянулись и сошлись в невысказанном мнении: всё удалось.
Тингали на новый совет не пошла. Зачем ей это? Дел и без него многовато. Надо учиться шить море. Смотреть на него и душой впитывать красоту, широту, ветер порывистый или ровный. Мягкие складки слабых длинных волн, сбегающие морщинками к песку берега. Неуловимую и восхитительную игру оттенков цвета. Девушка по-прежнему жила в старом гроте Шрома, высоко и удобно. Отсюда замечательный открывался вид. Сиди себе у окна и шей, и смотри, и дыши солью теплой, солнечной… Перебирай нитки, доставленные Ларной, и выкладывай из них просто так, для себя, вечер – как он накатывается и растёт, как цвет уплотняется, тени бегут по воде и ломаются на каждой мелкой волне, как на них наплывают узкие лодочки бликов… Золото тонет потихоньку, вглубь уходит, темнеет. Донная чернь обретает силу и с ночью сговаривается, чтобы себе весь мир хоть на время заполучить и хоть так вырам напомнить про глубины.
Вопреки красоте моря, его тишине и ласковости, на душе покоя не наблюдалось. Она уже и Киму сказала: нельзя ложью да обманом человеку благо нести! Брат промолчал сперва, потом вздохнул и признал, что ему затея выров не по сердцу. Однако же, иного пока не видится. По всем законам Ларне полагается в столице смерть, и смерть мучительная. Тингали не унялась и пошла к Шрону. Старик развел руками. Да, она права, обманывать братьев нельзя, и Ларна вырам замка – брат. Но ведь и отдавать на расправу нельзя, и вынуждать невесть что придумывать негоже: а ведь Ларна придумает!
Убедившись, что никто её слышать не желает, Тингали закрыла дверь грота и на ужин не вышла. Зачем? Натянуто улыбаться и желать северянину успеха в поиске того, чего и нет на свете? Сидеть, в миску глядеть и губу кусать? Все нехорошо. Лучше нитки перебирать да вечер рассматривать.