Скоро темнота загустела так, что и оконного переплёта сделалось не видно: только блики от далеких факелов у пристани порой обозначали тусклую бронзу. Окна тяжёлые, раздвижные, с цветными мелкими стеклышками разных оттенков. Даже теперь она наизусть помнит: в правой створке солнышко красное над лесом восходит. Можно все цвета подобрать, только руки не хотят, нет в пальцах спорости и охоты до дела. Шить нет мочи. Враньё мешает, путает и гнетёт…
– И не темно тебе нитки разбирать? – поинтересовался голос Ларны.
– Ох!
Тингали подскочила на стуле и схватилась за косу от неожиданности. Откуда бы взяться выродёру в комнате? Дверь закрыта, да и шагов не было слышно… Хотя: скрипнула оконная створка. Теперь ясно видать, сел он тенью и там сидит.
– Ты что тут…
– Тинка, пора привыкать, – развеселился Ларна, пошире раздвигая створки. – Тебе сколько лет? Самое время вечерами или окна закрывать, или уж как Марница: игломёт на стол выкладывать и пару ножей рядом. Ореховые глаза – они очень даже могут невесть кого на глупости сподобить.
– Так в замке я, в гроте Шрома, – возмутилась Тингали. – Тут внизу, под окном, саженей десять голой каменной стены! И тебя мои глаза ни на что не сподобят. Ты обещал охранять меня.
– Так что ж ты охаешь? – Ларна принялся снова насмешничать. – Давай дальше: тьфу на меня.
Тингали обиженно промолчала, на ощупь пробралась до большого сундука, нашла масляный светильник и принялась его разжигать. Неудачно, само собой. Ларна и эту её бестолковость обсудил, подражая Кимкиному тону. Прыгнул в комнату, отобрал светильник, прошёл к двери, открыл, выглянул – да и запалил по-простому, от ближнего факела. Вернулся, сел к столу и хитро прищурился.
– Пирог принёс. Ты ужинать отказалась.
– Тоже мне, заботливый.
– Нет, я не таков, я изрядный злодей, – вздохнул сероглазый, и взгляд его стал холоднее. – Я с ножом к горлу, иначе не умею. Сперва хотел допросить Хола. Только его проще на кусочки порезать. Он от слова Шрома и на волос не отступит. Потом я про Марницу вспомнил… Она днем приехала.
– И что?
– Игломёт и два ножа, я ведь объяснил, – тихо рассмеялся Ларна. – Ругалась – заслушаться можно! Хорошо хоть, шёпотом. Ничего она не знает. Поздно приехала, все вы до неё тут засекретили. Ну, к Киму я не полез, он так ловко сказок наплетёт, что даже сам в них поверит, да и я заодно… Малёк меня предал, молчит. Днем ещё пробовал с ним повидаться. Он на рыбалку сбежал. Тинка, тебя пытать по всем правилам, или ты сразу всё мне расскажешь?
– По всем правилам, – рассердилась Тингали, хотя на душе стало легче и светлее.
Ларна рассмеялся, выложил на стол обещанный пирог и строго свел брови, рассматривая пищу. Достал нож, отрезал ломоть себе. Сел и принялся жевать его, негромко описывая с набитым ртом, как вкусно и что за начинка. Порылся в карманах, добавил копчёные колбаски, два куска сыра, сушёную икру, которой обычно пиво заедают в трактирах. Зелень из-под куртки вынул, сверху рассыпал. Флягу отстегнул, набулькал себе полкубка, пояснив: взвар ягодный.
Тингали проглотила комок голода – и отвернулась. Лучше не стало: пыточных дел мастер чавкал, хрустел и облизывался очень ловко.
– Безжалостный ты.
– Какой есть… Я слез с крыши. На конце веревки ещё и рыбка копчёная имеется. Целый мешок снеди привязан. Что припасено там? Пирожки с брусникой, это раз. Булочки с сиропом кленовым.
– Меня тошнит, – честно пожаловалась Тингали.
– Тогда сдавайся, – посоветовал Ларна. – Тинка, пойми: безвыходное положение. Допросить мне больше некого. Не может быть, чтобы я перестал верить в злобную третью силу, тебя обнаружив и защиту пообещав. А Шрон, умнейший выр, вдруг рассмотрел колдуна на диком острове – и устрашился. Я что подумал? Шром плавал в Сингу. Стражи проговорились мне, я умею спрашивать, выведал окольно. В Синге теперь что? Осенние бои на отмелях, лучшее время для вырьих разговоров. Он разговоры и вёл. Вернулся и сразу меня – к колдуну. Понятно, я могу просто выйти в море и своим умом избрать курс. Дался мне этот остров? Столица куда как интереснее.
– Что ж ты на совете молчал?
– Я здесь с вырами воевать не намерен, – усмехнулся Ларна, наливая взвар во второй кубок и двигая к Тингали поближе уже разделанную копчёную рыбку и мелко наструганную соленую икру. – Что я, не знаю Шромовой доброты? Обнимет по-братски, придушит, запрёт в подвале. Без топора. Тогда выбраться станет сложно, тем более – никого не поранив.
– Ох, и самоуверенный ты! – ругаться, поедая рыбу и облизывая жир с пальцев, стало гораздо веселее, чем на голодный желудок.
– Ничуть. Тинка! Я кормлю тебя, и ты голодом не мори меня. Кто собрался мстить мне из вырьих хранителей? По всему получается – ар-Нашра, им я насолил хуже прочих.
– Если всё знаешь, зачем по веревке лезть?
– Так интереснее, – улыбнулся Ларна. – Может, я хотел с тобой поужинать, второй раз за вечер, потому что оголодал за дорогу. Торопился, страфа гнал. Давай, говори толком: что знаешь?
Тингали доела рыбу, допила взвар и вытерла руки. Сыто вздохнула. Хорошо, что больше не приходится врать и умалчивать. Она рассказала всё, что знала – и ощутила, что теперь может снова – шить. Оказывается, для её работы настроение важнее вдохновения? Или одно без другого и не случается?
Было необычно сидеть рядом с Ларной и смотреть на него без страха. Удивляться: этого человека она полагала ужасным! В жизни никого не боялась столь сильно по первому взгляду, по первой оценке, влёт… Может, пояс с котятами работает, и он переменился? Глаза потеплее глядят, без прежней стальной остроты. Впрочем, тогда он был после боя, а теперь вон – пирог кушает и улыбается.
– Ларна, скажи: а меня в столицу возьмут?
– Что скрыто в уме Шрона, мне не рассмотреть, глубоко там и темно, – усмехнулся в усы бывший выродёр. – Но… попробую! Я сплавал на галеру ар-Рафтов после ужина. Так, ничего особенного – познакомиться, поговорить. Заодно выяснил: у семьи есть особняк близ Ожвы. Оттуда до столицы один неполный день страфьей побежи. Дом более похож на крепость, и рядом второй имеется, ар-Нанов. Туда и отправитесь, поплывёте с хранителем ар-Нан, я думаю. Ким учит Хола, вам наверняка надо в паре работать и привыкать друг к дружке. Ким здесь не останется, но и вам с Холом от моря уходить теперь нельзя. Так я посчитал, Тинка.
– Ох, и ловок ты учёт вести!
– Одним топором себе дорогу прорубая, до моих лет дожить мудрено, при таких-то врагах и такой славе, – вздохнул Ларна. – Не хихикай! Тебе шестнадцать, мне вдвое против того… Немного, а только как раз вторую жизнь, если в твоём счете, я всю провёл нескучно. Не умел бы думать, до двадцати бы дотянул, вот и всё. Первый выр становится последним для трёх выродёров из четырёх. Полнопанцирных в заказ берут сейчас всего два выродёра, как мне известно, поскольку я – третий – не в счет. А может, и один, – Ларна усмехнулся. – У второго был, как мне помнится, вороной страф, дурноезжий… пожалуй, именно его Хол отослал к Пряхе! Я, Тинка, много думаю. Такая жизнь у меня пошла: чем больше думаю, тем более делам своим не рад.
Ларна надолго замолчал, стал собирать еду со стола. Упаковал в мешок, достал оттуда взамен несколько листков тросна, перо и чернильницу.
– К острову не поплыву, – негромко и совсем другим тоном, серьёзным и деловым, сказал Ларна. – К отмелям прижмёмся, сторонясь Синги, и пойдём… На юг мне надо попасть. Когда мы выберем себе тихий уголок на острове ар-Фанга, выры еще будут гостить у шаара Горнивы. И хорошо: я займусь своими делами. Не приплывут галеры кландовых хвостотеров в столицу, убить не убью, есть и иные способы… Шрому и Шрону отсюда до столицы по моим замыслам идти дней двенадцать-пятнадцать. Это запомнила? К тому времени и готовься Шрома вниз, на дно, провожать. Всё сложится, как должно. Планы свои я изложу на тросне. Его передай Киму через две недели. Самое раннее – через двенадцать дней. Обещаешь?
– Да.
– И сама тогда прочтёшь. Не ранее! Иначе братец в твоих глазищах всё до последней буковки разберёт в единый миг. Тингали, не подводи меня. Я доверяю тебе очень важное дело.
– Не подведу. Но знать бы, в чем…
В дверь негромко постучали. Ларна, очень довольный посторонним вмешательством, усмехнулся в усы, запечатал сложенный тросн заранее разогретым сургучом. Подхватил мешок, в два шага оказался у окна – и покинул комнату. Выглянул из-за створки, прищурился и шепнул напоследок:
– Ты про игломёт подумай, видишь, что вечером творится: осаждают твой грот! Я хоть с пользой – накормил, другие могут пустыми разговорами занять или начать цветы дарить…
– Тьфу на тебя, – мстительно припомнила Тингали свое жалкое детское, единственное, в общем-то, злобное ругательство.
И пошла открывать дверь. Прислонилась к косяку. Ошалело глядя на… Юту, торжественного, со здоровенным букетом ядовитых для выра кувшинок, очень красивых, плавающих в огромной плоской вазе, похожей на таз. Более нелепое зрелище представить невозможно, – подумала девушка. пятясь в сторону и пропуская серо-узорчатого выра. Тот деловито втащил подарок и установил в углу. Поправил кувшинки и всем телом развернулся к столу.
– Красивые?
– Очень. Спасибо. Только что это значит?
– Шрон мне пояснил: девушки людей становятся добрыми и мягкими, если им дарить цветы. Много цветов, красивых. Всё точно?
– В целом… – окончательно запуталась Тингали.
– Ты теперь добрая, довольная, – обрадовался выр. – Очень прошу: займись делом. Сшей мне пояс! Я младше Шрома на пятнадцать лет. Но я уже вполне взрослый выр и начинаю всё сильнее ощущать зов глубин. Год я ещё продержусь, два года от силы… Это серьезно, это трагично даже! Знаешь, кто заказал выродеру Ларне лучшего бойца рода ар-Карса и почему его братья не готовы мстить?
– Нет…
– Потому что он сам и выбрал путь смерти, – тихо и грустно выдохнул Юта. – Пергамент с пояснениями дома оставил, уходя. Мучительно умирать он не хотел, но желал выследить того, кто погубил его друга ар-Капра. И себя так мало ценил, что выставил приманкой. Ларна оказался ловок, месть ар-Карсы провалилась. Но выродёр дал ему быструю смерть, что хорошо. Род ар-Карса счёл произошедшее равным бою на отмелях.