Скоро Шрон и стражи появились рядом. Мрачно переглянулись, сполна чувствуя себя гнильцами. Запаху соответствовал и унылый вид окрестностей – грязные полуразрушенные временем стены домов, серость этой худшей из окраин – помойки. Лоцман нырнул в канал первым, за его панцирь усом зацепился Шром, остальные двинулись следом. Глубина не позволяла погрузиться целиком, местами давно не приводившиеся в порядок каналы обмелели до ничтожного уровня, но тишину не нарушал никакой посторонний звук. Видимо, дозоры эту окраину обходили стороной, как и предположил шаар, одобривший план продвижения по городу сразу и уверенно.
Ночь казалась душной и мерзостной, столица вызывала всё большее отвращение. Кланд, который довёл её до нынешнего состояния, казался тем более гадким. Шрон, проживший в мире дольше иных выров замка, помнил город иным. Гораздо более многолюдным. И теперь с болью и тоской всматривался в пустые провалы окон: всё сгнило, всё погибло. Люди покинули дома и ушли. Или умерли – и никто не занял их жилье. Выры этого и не заметили, они никогда не имели привычки появляться в той части города, которую отвели сухопутным, обслуживающим нужды особняков и ведущим свою непонятную жизнь, исправно пополняющую казну столицы. Хотя теперь очевидно: казна не может быть очень уж богата при столь запущенном состоянии столицы. Почему хозяева земель но возражают и не принимают мер? Шрон сердито шевельнул усами: это тоже объяснимо. Род ар-Багга, владеющий здешними землями, дано утратил настоящее влияние. Ходили в разное время смутные слухи, что хранителя их бассейна выбирает сам кланд из числа удобных себе выров-хвостотёров…
Когда мёртвые дома остались позади, и в окошках, мелких и кривоватых, появились хоть слабые отблески лучинного света, выры вздохнули с облегчением. Да, здесь их могут куда скорее заметить. Но всё же лучше так, чем идти по макушку в гнили через чёрный город, словно ты – последний живой в целом мире…
По узким каналам человеческого города продвигаться, тем более скрытно, оказалось почти невозможно, слишком тесны и мелки, слишком грязны и ненадежно сработаны. Этого выры не ожидали: они привыкли к иной части столицы. Впрочем, шаар, выслушав план похода и проследив его по карте города, постарался по возможности уточнить детали, дать указания по направлению, приметы. Даже описал невзрачный домик и посоветовал туда заглянуть – к самому наглому и жадному посреднику столицы, известному всем наёмникам и выродёрам. Да, к верному слуге кланда, как иначе? Но если дать много золота и упомянуть Ларну, человек, скорее всего, сперва проведёт до главного течения реки, и только потом, чуть погодя, сообщит о гостях хозяину… если вообще сделает это. Зачем двуногому лезть в вырьи игры, рискуя головой?
Дом по описанию нашёлся довольно быстро, человек оказался на месте. Мрачно оглядел выров, не выказывая удивления. Выслушал про золото, поморщился.
– Собственно, давно пора на покой, – негромко буркнул он, взвешивая в руке тяжёлый мешок со слитками, принятый от одного из стражей. – Самое время мне на покой. Вас ждут. Пройти у вас нет никакой возможности, мне так думается. Но до главного русла я вас дотащу, мимо своих же людишек, это не сложно. Плата солидная, даже очень. Потому скажу чуть больше, чем просите. В закрытую часть города, вырью, все каналы глухо перекрыты. Но вы так привыкли к воде, что только о них и думаете! Кланд не лучше. Растворимых ядов закупил много, мне ли не знать, сам добывал. Не суйтесь в воду. Укажу на том берегу заброшенный более века особняк бывшего шаара, впавшего в немилость и, по слухам, казнённого. Дом примыкает к стене замка. С вашими клешнями – стены там, по сути, и нет. И воды нет! Выждали бы до утра да прямым ходом, шумно, через главную площадь – к вашему «бассейну». Ждут-то вас с обратной стороны, от каналов. И мои людишки на набережных, и дозоры городские. И выры-стражи… да все!
– Полезные слова, если они не ловушка, – отметил Шрон.
– Если вас раздавят теперь же, мне из города не выбраться, – усмехнулся посредник. – Мне уходить надо тихо. До рассвета как раз управлюсь.
Через главный рукав реки выры перебрались в такой же окраинный мертвый город. На набережных выше по течению, подтверждая слова посредника, горели факелы, тени людей на воде мелькали и перемещались. Свистели выры, перекликались человечьи дозоры. Рассмотреть закрытый город с низин, от человечьих окраин, толком не удалось: двигались спешно. Шрон лишь отметил, что крепость имеет высокие стены, что с двух сторон огибают и обнимают её рукава реки, что под стенами стоят плотным строем малые галеры и лодки, а вода вся рыжая от факельного света.
Незваные гости столицы миновали несколько грязных улочек, следуя советам посредника. Перевалили через щербатую каменную стену старого, полуразрушенного, особняка. И оказались как будто в тени замка – вода и правее и левее, далеко, а здесь – сухо, темно и тихо, ни врагов – ни переполоха. Выры затаились в одичавшем саду. Шром изучил стену закрытого города и счёл слова принявшего золото правдивыми: можно вырубить ступени в несколько ударов клешнями.
– Много стражей у кланда? – который раз уточнил он у брата.
– До шести десятков, полнопанцирников два десятка, – привычно отозвался Шрон. – Ох-хо, мельчаем мы, и заговоры ссыхаются, и оборона столицы тоже. В годы моей юности тут одной людской охраны было до полутора тысяч. И тантовых кукол столько же. Теперь – вполовину стало поменее. Ущербных выров в стражу не брали, и думать нечего! Я служил в крепости десять лет. При кланде ар-Лиме. Тогда последний раз сменился род, управляющий нами.
– Почему ты не взошёл на помост? – тоскливо вздохнул Шром, затевая много раз повторенный разговор, известный до последнего слова, но так и не унявший досады.
– Потому что мудрость ценил выше суеты и столицу недолюбливал, – покаянно признал Шрон. – Старого ар-Сарну, ныне покойного, я уважал. Он дважды мне панцирь на мелководье портил, я ему – четырежды, и клешню напоследок вырвал. Зарха был силён… Обещал, как в кланды собрался идти, закон пересмотреть и северу послабление дать. Частично исполнил слово, мы живём, как нам нравится. И торговые пути держим, и золото ар-Рафтов мимо нас не проходит. Тогда мне казалось – это то, что важно родному бассейну. Молод я был, Шром. Ум нажил, мудрость ещё только копил. Упустил лучшее время. Отдал место хранителя Боргу, всех нас подвёл.
– Теперь мое лучшее время, – весело шевельнул усами Шром. – Я никому не отдам его без боя. Утро шпарит горизонт кипятком, брат. Вон как край панциря неба порозовел. Скоро…
Шрон изучил первые признаки рассвета и промолчал. Он и сам знал: скоро.
Сейчас галеры хранителей уже вышли от личных причалов близ особняков прибрежья и двигаются двумя главными каналами к пристани закрытого города. Значит, вырам-стражам придётся снять часть дозоров и встать на берегах, соблюдая традиции: приветствуя славных аров в столице от имени кланда, склоняя клешни и постукивая в такт хвостами. Обычно звук получается громкий, разносится далеко.
Знакомый шум донесся едва слышно, слабо – для приветствия сняли лишь малую часть дозоров.
– Пора, – в голосе Шрома зазвучал знакомый каждому молодому полнопанцирнику боевой азарт.
Выр резким движением развёл клешни, вырубая в старом слоистом камне две первые ступени. Поднялся в рост и сделал ещё две борозды. Попятился, разбежался – и взобрался на верх стены единым махом. Стражи тоскливо глянули на своего ара: хорош, им так никогда не взлететь по отвесному камню: полных семь саженей, скользко, и ступени лишь внизу. Каков должен быть разбег и каков толчок хвостом? Шром уже вбил в вершину стены два крюка и сбросил веревки. Шрон ещё раз глянул на небо – красное, неспокойное, обещающее ветер и шторм… И пополз на стену.
– Нас ждут, – негромко буркнул Шром. – Я вижу их, брат. Они там, в нишах у дверей. Люди с игломётами и дальше выры. Ты укажи ещё разок: какой коридор верно ведет к залу собрания?
Шрон встал на стене, глядя на малую площадь в кольце камня, с мраморным бассейном, цветниками и широким навесом от солнца. Знакомое место, тут он не раз гулял с прежним кландом, когда был желанным гостем в столице. Потом приглашать перестали, а он и не заметил перемен – сам стал иным, утратил интерес к суете суши. Оказывается – напрасно.
– Есть два надёжных пути. Нам, полагаю, требуется правый боковой коридор, – осторожно предположил Шрон, указывая усом. – Он огибает большой закрытый бассейн с гротами и галереями, обиталище гостей и семьи кланда. Он широк, вымощен камнем и синей узорной плиткой. Её примечай, чтобы не сойти в боковые ответвления и не потеряться, если бой отвлечёт и запутает. За третьим поворотом бери левее, там расходятся два рукава, равных по ширине. В конце левого – вход в главный зал. И не ввязывайся в бой намеренно. Сейчас вперёд пойдут стражи. Они сами вызвались в поход, их семейная честь тоже требует уважения.
Шром нехотя переступил по стене в сторонку. Коснулся усами панцирей стражей, виновато вздохнул. Умирать на площади никто не хочет. Искать боя и славы ценой жизни, тем не менее, готовы все… Молодость сильного выра не понимает и не хранит в памяти страха гибели.
– До зала я дойду, – упрямо пообещал Шром.
Три стража дружно качнули клешнями и прыгнули со стены, придерживая веревки. Встали на все лапы, спружинили – и метнулись вперед, чуть пританцовывая, затрудняя выцеливание стыков, уязвимых для отравленных игл. Тантовые куклы стреляли ровно и не особенно метко. Выры за их спинами ждали своего времени, перебирая в нетерпении лапами: они тоже были молоды и тоже видели в бою упоение, а не смерть…
Бегущий слева страж достиг ступней и чуть покачнулся: три иглы он всё же поймал на стыки панциря, пересекая двор. Яд уже начинал действовать, замедляя движения. Выры охраны засвистели, отменяя обстрел. Качнулись вперед, вышли на ступени. Шром повел хвостом, выцеливая жертву. Далековато! Шром побежал по стене вправо, выбирая удобный уступ ближе к ступеням.