ность:
– Ухо на лбу ящера, это не совсем ухо, а центр управления для Вортов.
Сам по себе, ящер не опасен, несмотря на огромный рост и вес, рептилия травоядна и не злобна. Ворты живут за Синим морем, они полная противоположность ящерам – мелкие, трусливые и злобные, создающие межгосударственные проблемы своими пакостями. И сюда, на ярмарку, Ворт прибыл с одной целью, чтобы устроить пакость. У себя дома они хвастаются друг перед другом своим геройством, у них ценится причинение вреда соседям. – Ну, а дальше что будет? Робот промолчал, он понял, что я спрашивал о судьбе арестованного Ворта.
–А дальше?
Его депортируют, или поменяют на кого-то из наших. Робот не сказал, что перед депортацией, арестованный пройдёт все круги ада – и ГБ, и секретную лабораторию института конфедерации. Фактически, нарушитель отдавался в руки соплеменников раздавленным овощем, не помышлявшим более о причинении вреда соседям. Особо злобно ориентированным особям учёные могли внедрить генетический подарок, и от его рода шарахались все земляки. Учёным нравилось работать с пакостниками. Я спросил:
– А почему вы не закроете границу с недружелюбными Вортами?
Робот удивился:
– Как закрыть границу? Можно запечатать портал, но границу закрыть нельзя. Кроме Вортов, там за морем, много других, дружественных нам народов, с которыми у нас постоянный обмен товарами. Ворты очень трусливы, а им хочется быть значимыми, поэтому они и придумывают свою историю, своих мифически уродливых героев, обманывая себя и всех. Мы, итак, стараемся их выловить на границе и вернуть на родину, но они всё равно, настырно просачиваются, и делают всевозможные демонстрации.
Мы дождались, пока рауши выведут рептилию за пределы ярмарки. Карим нашёл рис. Ой, что было! Он долго объяснял роботу, что такое морковка, лук и плов. Робот быстро для всего нашёл замену. С мясом было сложней, но на этой ярмарке было всё. Мы уже направлялись на остановку трамваев, когда Карим увидел жёлтые полосатые арбузы. Он выбрал самый большой арбуз, проверив его на созревание своими восточными методами. Всё! Ярмарка устала от нас, а мы от неё. Впереди шёл Карим со своим огромным арбузом, сзади него я с корзинами, робот нёс пакет с лепёшками и специями. До института мы добрались без проблем, проблемы начались потом, когда меня забраковали для приготовления пищи и отправили в комнату отдыха, а два великих мастера не смогли поделить стол на кухне. Я прибежал на шум. Робот с Каримом сцепились на полу, обмениваясь тумаками и репликами на разных языках, в это время на печке что-то подгорало, распространяя неимоверный болотный запах. Пришёл ревлей, помог растащить скандалистов. Кухня представляла из себя ужасное зрелище. Рис оказался ракушками зелёного моря, от варки они становились только крепче. Замороженное мясо, в виде стейка, брошенное на сковородку, уползло сразу же, после размораживания, и забилось в углу комнаты. Редкий гость в наших краях, оказался красным осьминогом, до него так и не дошло, куда он попал. Ревлей вызвал уборщика. Осьминог ещё больше покраснел, когда эта смесь бульдога с носорогом приблизилась к нему. Осьминог выплеснул на нас всю накопившуюся злость, обдав всех чёрным вонючим дымом. Не знаю, кому больше досталось, я выскочил первым из комнаты в коридор, навстречу мне бежали перепуганные соседи, сработали датчики химзащиты.
– Что случилось? – спрашивала толпа.
Из нашей комнаты валил чёрный дым, рауши вытащили, потерявшего сознание ревлея и Карима. Робот вышел сам, шатаясь, как слепой. Ко мне пристали институтские:
– Что там у вас произошло?
– Не знаю! Готовили плов.
Без панцирная улитка в защитном костюме брезгительно ковырялась в сковороде:
– Это что? Плов?
–Нет, это морковка с луком.
– А, а, а! Замычала улитка.
Ей было всё понятно с этими землянами.
– А это что?
В углу сиротливо лежал арбуз. Система вентиляции справилась с химической атакой поваров-кулинаров, улитка только слегка коснулась желтого полосатика, он хрустнул и раскололся пополам. В нём не было семечек, сплошная мякоть с запахом сгнившей на корню капусты, канализации и грязных носков. Не знаю, какой он на вкус, этот местный дуриан, но вся толпа ринулась на улицу. Второй химической атаки не выдержал никто. Дезинфекторам пришлось хорошо потрудиться в этот день. Нашего робота признали неадекватным и забрали на ремонт. Карима выпустили, он счастливо отделался и вышел с честью из этой передряги, с парой царапин и синяком. Меня наказали за пассивность, топтун не должен был допустить подобного развития событий. Меня отправили вместе с уборщиком на поверхность, чтобы выкинуть гадость, купленную нами на ярмарке. Подальше от института.
***
Ури вырос, инструкторы из него сделали настоящего война. Скоро закончится их тренировка и каждый получит назначение. Ури не помнил то место, где родился, он только помнил горы, ноги отца и путь. А ещё он помнил этого горного клопа, который его кормил жуками вонючками. Как его ненавидел птенец. У Ури выбрался редкий свободный вечер, чтобы побродить в одиночестве по берегу моря. Вдруг он увидел двух существ, одно из них точно было землянином. У птицы Ури вновь глаза стали наливаться кровью. Ури ненавидел всех землян, и принял атакующую стойку, согнув шею, открыв широко клюв и расправив крылья. Ури приготовился к разбегу, этот раз ему никто помешать не мог, землянин не видел птицу Ури. Ури остановило только непонятные действия другого существа, оно пыталось посадить в Глупое море красный цветок. Любопытство пересилило агрессивность птицы. Ури только хотел посмотреть, нагнулся поближе к кромке воды, как цветок взорвался, выбросив на птицу струю чёрного вонючего дыма. Ури от удивления раскрыл клюв, он совсем не ожидал подобной реакции от цветка, а уборщик, это был именно он, никогда не видел столь огромной птицы, он, от растерянности высыпал весь мусор ей в рот, вместе с дурианом и горелым луком с морковью. Это было похуже жуков-вонючек. Ури бежал в свою стаю, без оглядки, закаявшись когда-либо воевать с человеком. Ури, наверное, был единственным существом этого мира, попробовавшим настоящий узбекский плов, приготовленный по рецепту страны зелёного тумана. А Кариму разонравилось ходить в магазины, он даже вместо хлеба мог притащить такое, что было хуже живого корня: то ругается, то песни поёт:
– Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл…
А, потом, в местных новостях читаешь, что из реквизита подземного государственного театра убежал Колобок, нашедшего просьба вернуть за вознаграждение. Знаю я эти их вознаграждения, они, любыми способами стараются народ в театр загнать. Без робота было скучно, ревлей со скунсом в гости больше не заходили, соседи перестали здороваться с землянами, и мимо нашей комнаты пробегали, закрыв носы. Мне право было неловко, что получилось так. Одному Кариму было всё равно. Он грозился:
– Вернёмся на Землю, я тебя ещё накормлю настоящим узбекским пловом!
Я уже не знал, куда бежать от этого кухонного маньяка. Он был хуже бригады медиков принудительного кормления. Карим перечислял, что кроме плова, есть ещё бешбармак, шурпа, лагман, манта, самса … Бедная птица Ури, ей повезло, что она ничего не слышала про эти кулинарные шедевры, которыми хотел накормить меня малолетний садист. У птиц Ури закончился выпуск, совет стаи готовил направления, рассматривая отдельно успехи каждого ученика. Вакантных мест было много, во всех странах мира зелёного тумана водились дикие черви, даже здесь на краю пустыни, сквозь толщу песка были слышны их передвижения. В пустыне черви редко выходят на поверхность и более уравновешены, чем в местах с повышенной влажностью, в руках комиссии остался всего один список с плохо успевающими, с нарушителями учебной дисциплины, и прочими птенцами, не вошедшими в стаю уже выпущенных и получивших направление, счастливчиков. Каждая кандидатура рассматривалась индивидуально и все вопросы ставились на голосование. Комиссия отсеяла лентяев, оставив их на второй срок обучения. Спроси у любого птенца Ури, что такое каторга? И он ответит – полигон на берегу Глупого моря. К нарушителям дисциплины была применена своя особая методика воспитания, после которой они всю оставшуюся жизнь проводили без отклонений от устава. К каждому нарушителю цеплялась электронная клипса на ухо, достаточно было одной. Пульт от её управления находился в руках инструктора, малейшее отклонение от условий учебной программы каралось жестоко. Птица получала такой акустический удар, что на продолжительное время оставалась глухой. Слух – это самое больное место птиц Ури. Наконец дошла очередь и до нашего знакомого. По успеваемости к нему претензий не было, и с дисциплиной у него всё горазд. Но его, всё же, отнесли к нарушителям. У комиссии, естественно возник вопрос к инструкторам:
– Чем вас не устраивает этот птенец?
Ответ перед комиссией держал самый старый и уважаемый инструктор из птиц Ури. Он сказал, что его подопечный имеет лидерские наклонности, но излишняя озлобленность и отсутствие гибкости мышления, приводят к неутешительным результатам его действий. Инструктор напомнил, как все птенцы Ури попали в ловушку, устроенную имитатором дикого червя. Члены комиссии внимательно слушали, аргументы инструктора были слабы и не убедительны, у каждого члена комиссии были свои ошибки в молодости. Тогда инструктор перестал убеждать:
– Вы спросите его, почему его сверстники называют «Болтыш», спросите у него, что он такое ест, что от него стоит за километры вонь изо рта? С ним никто из учащихся не хочет общаться. Не верите? Позовите «Болтыша» в комиссию, сами убедитесь, что я прав.
Блин! Птицы Ури отправили птенца на болота, признав, что неудачник должен питаться лягушками, а не дикими червями. «Болтыш» ушёл с полигона, а запах дуримана и горелого лука с морковью долго ещё витал в воздухе.
***
Через пару дней наше безделье закончилось и нас опять вызвали в подготовительный центр. Здесь кроме, уже знакомой пары топтунов, был представитель института. Я даже близко не мог угадать, из какого он народа, его защитный костюм скрывал всё: вместо рук были перчатки, вместо головы затемнённый скафандр, из которого, время от времени раздавался высокий женский голос. Мне показалось, что учёный не ходил, а летал. Перед нами опять засветился экран с порталом. На выходе, подняв лапки вверх, грелись на солнышке тритоны. Звезда была тусклая и давала немного тепла, но животные были довольны и тому. В редкой траве можно было заметить жуков и ящериц. Всё было так, как в первый раз, только съёмка велась более расширенно, панорамно, что ли? Мы, потихоньку, вместе с операторами, стали приближаться к лесу, начиналось нагорье. Вот тут начиналось самое интересное, чего мы не смогли увидеть в первый раз. Камеры вновь показали тени на верхушках деревьев. Тени передвигались быстро и слаженно, как стая обезьян. Камеры проследили их движение. Тени исчезли в горной пещере, расположенной на монолитной скале. Рауши нашли и туда путь, они смогли установить две камеры, вне досягаемости этих загадочных теней. Для нас был шок – это было первобытное племя, похожее на людей, которые были вполне материальны, но умели становиться невидимыми в момент охоты. Посреди пещеры горел костёр, на котором жарилось, что-то похожее на кабаргу с крыльями. Возле костра коптились рыбы или