– Если хотите жить, делайте, что я говорю!
– Поубиваешь нас, что ли? – проскрипела бабушка – божий одуванчик. – Я немцев не боялась, а тебя тем более не боюсь.
Толпа презрительно засмеялась.
– Идиоты! На станции авария! Это не обычный пожар! Сейчас в воздухе столько радиации, сколько вы не получили бы за всю свою жизнь! Чувствуете этот вкус у себя во рту? А как зубы? Сомкните их и поймете, что они словно чем-то покрыты! То-то же! Быстро по домам!
Люди зашумели. Часть селян направились к своим жилищам. Остальные, менее сознательные, продолжали стоять на дороге. Раскрыв рты, они рассматривали мерцающее зарево.
– Хрен с вами. Хотите сдохнуть – пожалуйста. Я пас, – бросил Петрович, взбегая по лестнице.
В доме было шумно. С кухни доносились голоса Антибиотика и Кузьмича. Повышенный тон их разговора не был похож на светскую беседу.
– Почему ты меня здесь держишь? Я к вам со всей душой, а вы, оказывается, бандиты! Вон из моего дома!
– Старик, да ты совсем сбрендил, что ли? Говорю же тебе – на улицу сейчас нельзя. Опасно там. Пойми, наконец, я не желаю тебе зла!
Пройдя по коридору, Крепыш остановился у входа на кухню. Дальнейший путь преграждал Антибиотик. Напарник вцепился в проем, не выпуская Кузьмича.
– Что здесь происходит? – спросил Петрович.
От неожиданности Антибиотик вздрогнул, развернулся. Бледное лицо, широко распахнутые глаза и побелевшие губы говорили о том, что парень жуть как испугался. Увидев Крепыша, он облегченно выдохнул и сказал:
– Ты же сам велел за дедом присмотреть, а он бунтует.
– Да твою ж налево. Отойди. Я сам все объясню.
Нахмурившись, Антибиотик уселся на лавку и принялся копошиться в своем рюкзаке.
– Павел Кузьмич, давайте поговорим, – произнес Петрович, усаживаясь за стол. – Понимаете, на улице сейчас очень опасно.
– Да чего там такого страшного? Не война, поди. Даже когда фашисты в нашу деревню вошли, я не боялся.
– Нет, не война. Но, думаю, умереть в муках вы не планируете.
Старик недоверчиво посмотрел на Петровича, почесал затылок, а затем, хлопнув ладонью по столу, выдал:
– Ага! Я понял. Пытать меня удумали. Ироды проклятые. Нет. Ничего у вас не выйдет! Не на того напали! Убирайтесь подобру-поздорову!
– Да никто тебя пытать не собирается, старый пень! Слушай, что тебе говорят! – вспылил Антибиотик.
– Закрой пасть! – рявкнул Крепыш, усмиряя пыл молодого.
– Да пошли вы оба, – буркнул напарник, выходя из кухни.
– Простите парня. Не держите зла. Я сейчас вам кое-что расскажу, но только прошу, не перебивайте. Выслушайте – и не подумайте, что я сумасшедший.
– Да говори как есть. Чего тянешь кота за хвост? – произнес Кузьмич, взяв из керамической вазочки сухарь – скорее от нервов, а не из желания полакомиться.
– На станции произошла авария. На улице высокий уровень радиации. Выходить из дома смертельно опасно, – выпалил Петрович.
Старик так и не донес сухарь до рта. Повисла пауза. Внезапно наступившую тишину нарушали лишь ход настенных часов да голоса, доносящиеся снаружи.
– Как – авария? Кто сказал?
– Я сказал. Бороться с ее последствиями будут еще очень долго. Совсем скоро эвакуируют Припять, затем придут за остальными. Я вас очень прошу, не отказывайтесь уезжать.
– Признайся – выпил? – прищурив глаза, произнес хозяин.
– Нет же, черт возьми. Трезв как стеклышко. Мы с другом попали сюда из будущего. – Петрович поднялся, схватил свой рюкзак и, вытащив из него устройство, положил на стол. – Эта штука нас сюда перебросила. Там, в нашем времени, все в радиусе тридцати километров вокруг станции обнесено колючей проволокой. Зона отчуждения. Нет там людей. Все мертво и радиоактивно. Понимаешь?
Старик, нахмурив брови, зыркнул на Петровича. Он явно не верил словам собеседника – да и кто бы поверил? Кузьмич привык, что в его монотонной деревенской жизни ничего не происходит. Каждый новый день как две капли воды был похож на предыдущий, да и атомная станция уж сколько лет работает без перебоев, все к ней привыкли как к чему-то само собой разумеющемуся. А тут заявился какой-то чужак и стращает смертью.
– Знаешь что? – глядя на причудливый узор скатерти, процедил хозяин дома. – Пошел-ка ты туда, откуда явился. И своего родственника не забудь!
– Дурак ты, дед, – буркнул Петрович, убирая устройство обратно в рюкзак. – Ничего, совсем скоро ты поймешь, что я говорил правду, но будет слишком поздно.
Старик демонстративно отвернулся и уставился в окно. Он хотел, чтоб гости поскорее покинули его дом и не стращали больше своими предсказаниями.
– Бывай, Кузьмич. Спасибо тебе за кров и пищу. На этом наши пути расходятся. Если чем обидели – прости, – сказал Крепыш, покидая кухню.
Хозяин дома остался на своем месте и даже не шелохнулся. Бросив взгляд на седовласого мужчину, Петрович раздосадовано покачал головой. Тяжело вздохнув, он направился к выходу.
На улице все еще стояла ночь. Толпа зевак заметно убавилась, но народа, созерцающего зарево, все равно хватало. Одни что-то обсуждали, другие молча смотрели поверх крон деревьев, из-за которых виднелся мерцающий красноватый свет.
Антибиотик, обхватив руками голову, сидел на деревянных ступеньках и о чем-то думал. Визг сирен от проносящихся по дороге карет скорой помощи, заставил его повернуться на звук. По выражению лица сталкера было видно, что он не на шутку взволнован. Желваки на скулах непрерывно шевелились, лоб блестел от пота, а ладони сжали деревянные перила до белых костяшек.
– Эй, ты чего? – окликнул его Крепыш. – Только не говори, что тебя так нахлобучило происходящее.
– На станции работал мой отец, – еле слышно прошептал Антибиотик. – Он умер через месяц после аварии в Шестой больнице. В Москве.
– Держись, пацан, – сочувственно произнес Петрович. – Даже если мы сейчас… – Крепыш осекся, не закончив фразы, но в тот же миг его лицо изменилось. Опущенные глаза округлились, в них появился странный блеск. Брови поползли вверх, выгнулись дугой, а затем съехали к переносице. – Какого хрена ты раньше не сказал?! Чего мы стоим? Если есть хоть какая-то надежда что-то изменить, мы обязаны это сделать!
Антибиотик с недоумением уставился на Крепыша. Было видно, что он хотел сказать что-то, но то ли не решался, то ли от неожиданности потерял дар речи.
– Чего вылупился? Нужно рвать когти к станции. На заднем дворе, у бани, я видел мотоцикл. Если он исправен, а самое главное – заправлен, то домчим до точки назначения быстро, – выпалил Петрович, хлопая опешившего Антибиотика по плечу.
Обогнув дом и стараясь не споткнуться в темноте, Крепыш наконец-то добрался до транспорта. Покачал мотоцикл из стороны в сторону, услышал плеск горючего в бензобаке. Усмехнувшись, покатил железного коня к дороге. Выбрался на грунтовку, уселся верхом, выжал сцепление. Поставив ногу на рычаг стартера, резко вдавил его вниз.
Х-р-р-р! Мотоцикл вздрогнул, но не завелся. Петрович снова ударил по рычагу. Мотор взревел. Покрутив ручку газа, Крепыш позвал Антибиотика:
– Прыгай!
Напарник на миг замешкался, но затем, собравшись с мыслями, уселся позади Петровича.
Выбежавший на крыльцо Кузьмич что-то закричал, однако слов из-за рева двигателя было не разобрать.
– Погнали! – включив первую передачу и выкручивая газ, крикнул Крепыш.
Мотоцикл сорвался с места, поднимая за собой облака пыли. На перекрестке проселочной и асфальтированной дорог напарники встретили отставшую от остальных скорую.
«Она-то нас и приведет куда нужно», – подумал Петрович, сворачивая на трассу.
С приближением к пылающей станции дышать становилось все сложнее. Едкий дым, словно густой туман, окутывал все вокруг. Крепыш закашлялся. Глаза слезились, что очень мешало обзору.
Мерцающие маячки скорой свернули влево. Петрович повторил маневр, но из-за проблем с обзором вылетел с проезжей части. Мотоцикл понесло в кювет. Антибиотик, сидевший сзади, крепко вцепился руками в куртку Крепыша. Его, подобно ковбою, пытающемуся усмирить буйного мустанга, бросало из стороны в сторону, норовя скинуть с седла. Петрович выжал тормоз, мотоцикл тут же ушел в занос, скользя по траве. Антибиотик не удержался и все же свалился с сиденья. Больно ударившись о землю, он несколько раз кувыркнулся, прежде чем остановился. Врезавшись колесом в поваленный ствол дерева, «железный конь», ревя мотором, перевернулся. Крепыш перелетел через руль и с хрустом ломающихся веток рухнул в кустарник.
Очумело тряся головой, Антибиотик поднялся и, заметив перевернутый мотоцикл, прихрамывая, направился к нему.
– Крепыш! – кривясь от боли, позвал он и услышал, как кто-то копошится в кустах. Приблизившись к ним, Антибиотик увидел напарника, пытающегося встать.
– Эй, ты цел? – протягивая руку, поинтересовался сталкер.
Крепыш молча принял помощь. Встав на ноги, взглянул на покореженный мотоцикл. Сплюнув кровью, Крепыш развернулся и, глядя на алое зарево, резюмировал:
– Все, твою мать, дальше пешком.
– Но как мы попадем на станцию? Нас не пропустят, – еле слышно промолвил Антибиотик.
– Не кипешуй. Там сейчас такая суматоха. Думаешь, кто-то обратит внимание на двух неприглядных мужиков?
– Да я и не собирался, – обиженно буркнул Антибиотик. – Хотя ты прав. Не до выяснения личностей им сейчас. А лишние руки наверняка не помешают.
– Вот-вот. Ладно, хорош лясы точить. Идем, – скомандовал Крепыш, делая шаг вперед.
Чем ближе они подходили к станции, тем отчетливее слышали вой сирен, крики людей, крепкую ругань. Дышать становилось все сложнее.
Крепыш остановился, скинул рюкзак и достал из него ткань, в которую был замотан прибор, переместивший их сюда. Разорвав ее пополам, обильно смочил оба куска водой из фляги. Один оставил себе, а второй протянул Антибиотику. Столь примитивных фильтров хватило ненадолго. Уже спустя несколько минут едкий дым без труда просачивался сквозь подсохший материал.
Спасением стало открытое пространство, на которое вышли путники. Позади остался лес, неестественно для этого времени года окрашенный в рыжий цвет. Впереди возвышалась Чернобыльская атомная электростанция, вернее, ее Четвертый энергоблок, а если еще точнее, то, что от него осталось. Огромное белое здание с развороченной крышей. Из нее, как из жерла вулкана, вверх поднимался мерцающий столб, состоящий из огня и дыма. Вокруг него сновали пожарники, которые прямо сейчас ценой собственных жизней спасали миллионы ничего не подозревающих людей.