Тор — страница 32 из 42

– Симбионт? На окраине Зоны? Серьезно? – бубнил Жаба.

– Что-то не так? – поинтересовался Малмыга.

– Чертовщина какая-то, – отозвался подельник. – Ладно. Идем. Нельзя здесь долго торчать. Скоро устроим привал. У самого уже ноги гудят.

Для большей безопасности Жаба сделал достаточно внушительный крюк, обходя странную подлянку. Через какое-то время они вышли к тоннелю, пробитому в дорожной насыпи. Внутри еще тлели угли оставленного кем-то костра.

– Собери немного хвороста, – бросил Жаба и, заметив неуверенность Малмыги, добавил: – Не ссы. Чисто там. Главное, далеко в заросли не заходи.

Осторожно ступая по жухлой траве, бандит направился к ближайшим деревьям. Темнота, страх угодить в аномалию или стать добычей мутантов сделали из некогда отчаянного Малмыги, готового грызть любого вставшего на его пути, трусливого хлопца, пытающегося пройти незамеченным мимо толпы хулиганов.

С мокрого лба скатывались капли пота. По спине сновали мурашки. Каждый шаг давался ему с трудом. Тело потряхивало от напряжения. С горем пополам он все же собрал охапку хвороста и вернулся к подельнику.

– Тебя только за смертью посылать, – съязвил Жаба. – Смотрел на тебя и вспоминал себя, впервые попавшего в Зону. Тоже портки чуть не испачкал. Это нормально. Мы, сталкеры со стажем, уже привыкли к постоянному чувству опасности и страха. Но тебе, «туристу», подобная привычка без надобности. Лучше бойся – целее будешь. Сядь, отдохни. Ясный совсем рядом, но войдем мы туда утром. Ночью охрана может ненароком пристрелить, коли ее из новичков понабрали. Так что времени на отдых полно. Доставай хавчик. И прекращай трястись. Никто из местной фауны на нас не нападет. Костер не только источник света и тепла – огонь отпугивает тварей.

– Понять не могу, чем вас привлекает это место? – вытаскивая из рюкзака нарезанный хлеб, колбасу, плавленый сыр в пластинках и упаковку баночного пива, произнес Малмыга. – То ли дело там, за Периметром. Сделал дело – получил бабло. Главное – не спалиться, не попасться ментам. А здесь? Мало того, что тебя могут убить эти гребаные невидимые подлянки, так еще сожрет какой-нибудь мутант.

– Хм, пивасик – это хорошо, – улыбнулся Жаба, но сразу же перешел к разъяснениям положения обитания по эту сторону Периметра. – Жизнь и работа в Зоне мало чем отличаются от Большой земли. Вот смотри. Там, за Кордоном, есть вероятность поймать пулю? – Малмыга кивнул. – А вероятность того, что тебя продаст кто-то из своих? – Бандит снова согласился. – А вероятность отравиться паленой выпивкой? Можешь не отвечать. Так же и здесь. Могут пристрелить, продать, сожрать. Только в этих местах ты ощущаешь свободу. Да, конечно, здесь есть свои законы. Да, они жестоки, но справедливы, в отличие от правосудия там, за «колючкой». Одним словом – романтика.

– На хрен такую романтику, – огрызнулся Малмыга, откусывая получившийся бутерброд. – Не по мне такая жизнь.

Отмахнувшись, Жаба вскрыл банку пива и сделал несколько больших глотков. Закусил колбасой с сыром, а затем достал КПК, чтобы посмотреть время.

– Двадцать три пятьдесят семь, – вполголоса произнес он. – Выдвигаемся в шесть утра. Ты, зелень! – обратился сталкер к Малмыге и, увидев возмущенное лицо того, пояснил: – Ну а кто ж ты? Разумеется, зелень. Ты впервые в Зоне, так что не буксуй. Здесь свои правила и законы. Я уже говорил. Так вот. Доедай, допивай и ложись спать. Разбужу в три ночи. Сменишь меня в карауле. Время твоего отдыха пошло.

Положив рюкзак под голову вместо подушки, Малмыга улегся на бок, спиной к подельнику и костру. Незаметно достав из-за пояса пистолет, положил его подле себя так, чтоб в случае чего незамедлительно воспользоваться оружием. Он не доверял Жабе, поэтому спать не собирался. Бандит лежал, всматриваясь в тени, отбрасываемые на стену в свете огня.

Где-то выли и рычали монстры. Потрескивал костер. Ветер шелестел в кронах деревьев, шебуршали ветвями кусты. Страх. Первобытный страх ледяными когтистыми пальцами вцепился в сознание отморозка, превратив его в трепещущую жертву, коих он никогда не жалел…

– Подъем! – донесся голос Жабы. – Моя очередь бока отлеживать.

Малмыга встал, потягиваясь и широко зевая, делая вид, что только проснулся. Потер глаза и подсел ближе к костру.

– Хреновый из тебя актер, – пробурчал Жаба, укладываясь. – Решил меня развести? Хотя понимаю: я тоже не мог заснуть первые несколько ночей. Ладно, не скучай! – И, умостившись поудобнее, подельник захрапел.

Ветер усилился, сбивая пламя костра. Малмыга подкинул дров и устремил взгляд в темноту ночной Зоны. Блеснула яркая молния. Загрохотал гром. Со взбунтовавшихся небес хлынул сильный дождь. Все звуки утонули в шелесте миллиардов капель, что есть дури колошматящих обо все препятствия.

Сразу же похолодало. Запахло сырой землей. Малмыга вспомнил кладбище. Ему много раз приходилось посещать похороны своих товарищей. Особенно в лихие девяностые. В те годы каждый день кого-то убивали. Жизнь такая была. Вечные сходки, разборки, да что уж там говорить – обычное застолье в ресторане заканчивалось в лучшем случае лютым мордобоем, а в худшем – стрельбой и поножовщиной.

Малмыга, несмотря на всю жестокость тех лет, вспоминал это время с теплотой. Он, сын алкоголиков, вырос на улице в прямом смысле этого слова. Маугли городских джунглей. Отсюда и воспитание – или ты, или тебя. Когда ему исполнилось двенадцать, отец, поймав «белочку», зарезал мать. Сказать, что это стало ударом для парня? Нет. Он отнесся к этому равнодушно, но дома больше не появлялся. Ночевал с такими же беспризорниками, как он сам: в теплотрассах, подвалах. Нюхал клей. Воровал.

В тринадцать попал в колонию для несовершеннолетних за разбойное нападение. Там Малмыга окончательно определился со своим будущим. Завел знакомства с правильной босотой. Затем еще несколько ходок, но уже в тюрьму, где сидели матерые преступники, не чета тем соплякам в колонии для малолеток. Криминальный опыт и статус становились все крепче. Спустя некоторое время его, жестокого и беспощадного отморозка, боялись все жители Славутича и округи. Разбои, грабежи, рэкет, заказные убийства. Не было такой разборки, где не участвовал бы знаменитый Малмыга. Его опасались даже свои. Он пережил несколько покушений. Выяснив имена заказчиков и исполнителей, зверски расправлялся с ними. Показательно. Чтоб другие даже не задумывались рыпаться.

Но девяностые прошли. Наступили двухтысячные. Миллениум круто изменил жизнь как криминала, так и простых людей. Вчерашние крутые братки стали уважаемыми бизнесменами и прочей элитой, а кто-то, презрев блатные понятия, даже в депутаты подался. Но Малмыга не смог выйти из своей зоны комфорта. Он не хотел что-либо менять. Или просто не умел по-другому.

Разгульной жизни пришел конец. Настало время, когда большинство вопросов и проблем все чаще решались с помощью денег, а не оружия. Малмыга долго маялся в поисках места в новом мире. Куда-то делись всеобщий страх и уважение окружающих. Денег, заработанных в предыдущие годы, не осталось. Впрочем, как и красивой жизни. Некогда лютый бандит стал обычной «шестеркой» у местного шишки Клементьева.

Погрузившись в воспоминания, Малмыга не заметил, как пролетело время. Дождь закончился. Стало светлее, а костер почти потух. Спохватившись, он подбросил дров и принялся раздувать тлеющие угли. Ветки затрещали. Огонь принялся за новую порцию топлива.

Спустя некоторое время проснулся Жаба. Усевшись, оперся спиной о стену и захлопал заспанными глазами.

– Ни хрена не выспался, – пробурчал он. – Нужно было тебя на всю ночь оставить в карауле. Один хрен не спал. Ладно. Сам виноват. Надеюсь, твои портки все еще чисты? – ехидно усмехнулся Жаба.

– Хрен тебе, – огрызнулся Малмыга. – Не в таком дерьме бывал и не такое переживал.

– Ну да, – съязвил подельник. – Потешил ты меня. Шутник. Ладно. Давай похаваем, а то аж кишки сводит. Только учти, завтрак должен быть плотным. Кто знает, когда получится еще пожрать, а силы нам пригодятся.

Порывшись в рюкзаке, Малмыга достал две картонные коробки зелено-бежевого цвета, со звездой и надписью «Армия России». Одну бросил Жабе, вторую тут же вскрыл, извлекая содержимое.

Покончив с едой, посидели немного, выкурили по сигарете, после чего засобирались в дорогу. Сгрузив весь мусор в остатки костра, спутники покинули тоннель.

Малмыга взглянул на небо. Оно казалось необычайно близким. Тяжелые свинцовые тучи висели так низко, что еще чуть-чуть – и они зацепятся за верхушки деревьев. Сырость после ночного ливня делала и без того хмурое утро еще более унылым, а пронизывающий холодный ветер окончательно довел шкалу беспросветности до положения «стопроцентная мерзость».

– Ну и погодка, – вздрогнул Малмыга от студеного воздуха, проникшего под одежду. – Весна какая-то не весенняя.

– Привыкай, – отозвался Жаба. – В Зоне постоянная осень. Солнечные дни можно по пальцам одной руки сосчитать.

Мокрая трава под ногами оказалась довольно скользкой, а напитавшаяся влагой земля комьями налипала на подошвы ботинок. Такое положение дел знатно бесило Малмыгу. Он то и дело чертыхался и плевался, канюча о том, в какую задницу мира его занесло.

Впереди показались дома.

– А вот и Ясный, – произнес Жаба. – Ближайшее к Периметру обитаемое место в Зоне, за исключением блокпоста военных. Уверен, что те, кого ты ищешь, чалятся именно здесь. Как войдем в поселок, старайся не отсвечивать. Ни с кем не разговаривай. Держись меня и не рыпайся, даже если увидишь тех, за кем пришел. Все ясно?

– Харэ порожняк гонять, – рыкнул Малмыга. – Я те че, фраер какой-то? Без тебя разберусь, как себя вести.

– Мое дело предупредить, – спокойно ответил Жаба. – Идем.

Вдруг из-за зарослей кустарника выскочило несколько уродливых собак. При их виде Малмыгу чуть не вывернуло наизнанку. Торчащие сквозь изорванную гнилую плоть ребра. Черные дыры пустых глазниц. Оскалившиеся клыкастые пасти, из которых капало нечто темное.

Жаба вскинул «калаш» и саданул по тварям несколькими короткими очередями.