Торг с мертвецами, часть 2 — страница 45 из 65

Эмиссар медленно подошёл к лежавшей в углу Айше, присел и, превозмогая боль в руках, перевернул её на спину.

— Жива.

— У неё за пазухой кисет со склянками. Возьми круглую с узким горлышком и влей ей в рот, — попросила Артанна. — Приведёт в чувство.

— А как удерживать Данша, если он колдун? — спросил Фештан. — Ты же не сможешь постоянно его касаться.

— Под сонным зельем. Айша уже наготовила на две луны вперёд. В её же кисете вторая склянка. Влейте советнику в рот.

Симуз нашарил вторую бутыль и бросил Фешу. Тот ловко поймал. Артанна запрокинула голову Данша и разжала искривлённый в немом крике рот.

— Глотай по-хорошему, — сказала она, надавливая ему на челюсть. — Добро пожаловать в мир грёз.

Из глаз советника потекли слёзы, когда обжигающе-горькая настойка полилась по горлу. Сиявшая древними рунами Дверь была последней, на что он глядел, прежде чем провалился в глубокий сон.

— А ты хорошо подготовилась, — шепнул Симуз и зашипел, ободрав корку на раненом пальце. — План, достойный Флавиеса.

— Который мог развалиться в любой момент, — огрызнулась Артанна и подняла глаза на Рошану. Та тоже возилась с едва открывшей глаза Айшей. — Спасибо. Отлично сыграно.

Мать Феша молча кивнула и помогла Айше сесть. Красотка потёрла ссадину на заплывшей щеке и привалилась спиной к стене.

— Мой муж жив? — спросила она, откашлявшись.

— Вроде да.

— Это ненадолго. — Айша вытащила из поясных ножен кинжал и, перекатившись, перерезала Вершу горло с такой лёгкостью, словно кромсала глотки каждый день. Верш ан Ройтш булькнул, пустил ртом кровь и вскоре умер. Его вдова устало улыбнулась, проведя пальцами по красной луже, вытерла кинжал и убрала в ножны. — Вот теперь я довольна.

— Зря, — сказала Артанна, указав на труп и сунула упавший браслет в карман. — Могла дождаться суда. Всё равно нужно выносить приговор Даншу.

— Хотела сделать это сама. Теперь моя семья отмщена, и духи предков успокоятся.

— Фештан, приведи помощь, — попросила Артанна. — Нужно взять под стражу Данша и помочь остальным.

— Конечно.

Парень подтянул пояс и тут же скрючился, издав стон, а затем рухнул на колени, схватившись за бок.

— Фештан! Что такое?

— Всё… Всё в порядке…

— Не в порядке. — айша в момент вскочила на ноги и подбежала к юноше. — Убери руки, посмотрю. Дайте свет! — Она уложила его на пол и аккуратно откинула полу куртки. — Проклятье…

— Что там?

— Ранен. Полоснули чем-то вроде сабли. Порез глубокий. Потерял много крови.

— Чёрт! — выругалась Артанна. — Можешь что-нибудь сделать?

— Попробую. — Айша стянула зубами перчатки и припала холодными пальцами к ране, призывая свой дар.

Феш стремительно бледнел. Артанна поняла, что тогда, в стычке с гвардейцем в коридоре, он солгал. Всё же ранили. А он снова решил погеройствовать. Хуже всего было то, что геройствовал Феш не зря: без его помощи Данша они бы не одолели.

— Не получается. Не могу, — Айша отдёрнула руки, сделала несколько глубоких вдохов, снова прикоснулась к ране и болезненно поморщилась. — Не выходит…

— Ты слаба. Тебе самой досталось, — предположила Артанна. — Давай пока просто перебинтуем и отнесём его промыть рану.

Айша качнула головой.

— Дело не во мне, я чувствую, как сила течёт по моим венам. Но она не работает. И я недавно встречала подобное. — Айша подняла глаза на Артанну. — Поздравляю. Твой племянник — фхетуш.

6.1 Миссолен

В фамильном склепе имения Деватонов хоронили две урны с прахом. Останки Эльтинии по её завещанию поместили в роскошную окованную золотом шкатулку, украшенную россыпью эннийских изумрудов. Даже после смерти герцогиня-мать выбрала достойное обрамление, и её ларец скорее напоминал драгоценную шкатулку с мощами святых и мучеников, какими так гордились иные Святилища и монастыри. И даже здесь, в склепе, Эльтиния перетягивала на себя всё внимание. Она пожелала упокоить свой прах рядом с останками младшего сына, а Демос не стал противиться последней воле. И теперь статуя Ренара обратила застывший навеки и полный сожаления взгляд на постамент с драгоценной шкатулкой.

Второй ларчик — серебряной чеканки, вдвое меньше, чем ларец Эльтинии, разместили в конце коридора фамильной усыпальницы. Украшенный горным хрусталём, аметистами и сердоликами, он тускло мерцал в скупом свечном пламени. Бастардка Лисетты Тьяре и Линдра Деватона, хоть и формально вошла в могущественную семью после смерти, но оставалась незаконнорождённой. И место, где погребли закованную в серебро кучку пепла, явственно это показывало.

— Не вини себя, — проговорил Демос, взяв холодную четырёхпалую ладонь супруги в свою. — Время для девочки было упущено. Ты просто не успела. А мать сама сделала выбор.

— И мы потеряли обеих, — отозвалась Виттория. Голос звучал надтреснуто.

— Уже ничего не изменить. Смерть обратить вспять невозможно.

Он попробовал разглядеть её лицо, скрытое за кружевной траурной вуалью, но слабый свет лишь едва очерчивал прекрасные черты Виттории. Демос знал, что она действительно винила себя в произошедшем, хотя оба понимали, что едва ли успели бы что-то сделать. Девчонка Лисетты оказалась безнадёжно слабой — болезнь слишком быстро одолела слабое тельце, а Эльтиния… Она всегда поступала по-своему. Да и был ли смысл удерживать на земле ту, что давно потеряла жизненную искру и желала лишь спокойной смерти?

— Пойдём, — Демос аккуратно вряд супругу под локоть. — Мёртвым уже всё равно, а вот живые в нас нуждаются. Забот много.

Виттория позволила вывести себя из склепа.

— Меня беспокоит Лисетта, — тихо проговорила она, поднимаясь по высоким ступеням. Демос помог ей придержать многослойные тёмные юбки траурного наряда.

— Что с ней?

— Она ведёт себя странно. Я всерьёз переживаю за её рассудок.

Демос ласково погладил ладонь супруги.

— На её долю выпало самое страшное испытание матери — утрата дитя, — рассудил он. — Разумеется, она какое-то время будет не в себе.

— Я видела многих матерей в горе, Демос. Но Лисетта с каждым днём словно всё больше отрывается от реальности. Словно больше не хочет её принимать. Когда погиб Ренар, твоя мать тоже надолго впала в уныние, но она всегда сохраняла здравый и ясный ум. Но Лисетта… С ней творится что-то не то. Боюсь, господь отнял у неё разум.

— Значит, ей не место среди фрейлин Изары, — не зная, что ответить жене, Демос принялся рассуждать прагматично. — Императрица и без того слишком чувствительна. Пожалуй, пока что стоит оградить её от общения с товаркой.

— Как ты себе это представляешь с учётом того, что Изара сегодня будет здесь?

Деватон пожал плечами:

— Не думаю, что Изаре в действительности есть дело до кого бы то ни было, кроме Креспия. Маленький император — её единственный шанс остаться у власти. И ради этого, поверь, она будет готова на многое.

— Тогда уберём Лисетту подальше, — согласилась Виттория. — Я дам бедняжке успокоительного отвара, хотя пора уже прекращать давать ей его так часто. Снадобье очень сильное… Надеюсь, сон даст ей хоть немного успокоения. Проверь, чтобы всё было готово к визиту Изары. Не хотелось бы вызвать её недовольства.

«Как будто её недовольство что-то значит», — подумал Демос и направился в противоположную сторону, размышляя о реакции баронессы Тьяре.

Она была не робкого десятка, эта Лисетта. Пережила ссылку в монастырь, обратила рождение ублюдка себе на пользу, выбила пост для мужа, вступила в свиту императрицы и смогла бежать после нападения обезумевших крестьян.

«Неужели после всего, что пережила и сделала эта женщина, закономерная смерть неудобной дочери-бастардки смогла свести её с ума? Или же там есть что-то ещё? Чего я опять не знаю?»

* * *

Прием в честь визита вдовствующей императрицы-матери нельзя было назвать пышным. Частная встреча в имении канцлера скорее походила на небольшой званый обед. Изара, следовало отдать ей должное, не потащила к Деватонам ни сына, ни свою многочисленную свиту фрейлин, ограничившись всего пятью дамами. Двор императрицы проявил уважение к утрате Деватонов, прикрепив к одеждам чёрные шелковые траурные ленты.

Демос и Виттория соблюдали этикет безукоризненно. И хотя имение всем убранством демонстрировало скорбь по истинной хозяйке этого места, повар расстарался как на свадьбу. Чёрная скатерть перекликалась с темно-изумрудными шторами обеденной залы. Зеркала завесили тёмным бархатом, остановили часы и оставили на столе лишь серебряную посуду — в империи считалось, что золото было слишком роскошным для периода траура. Впрочем, столовое серебро, посуда и подсвечники сияли так ярко, словно слуги начищали их днями и ночами.

Изара, явно посвежевшая и даже немного раздобревшая в вынужденном изгнании, дожевала очередной шедевр повара-эннийца и закончила трапезу щедрым глотком гацонского розового.

— Ваш повар, как всегда, великолепен, — похвалила она и сняла с платья небольшую брошь. — Передайте это в знак моей благодарности. Угодил так угодил.

«Если она и дальше станет раздаривать прислуге драгоценности, клянусь, даже я не смогу уберечь имперскую казну от разорения».

Демос радушно улыбнулся и хлопнул в ладоши:

— Прошу, выносите десерт. — Он обратил взор на важную гостью. — К этим изумительным фруктовым пирожным отлично подходит бельтерианское сладкое из моего личного погреба. Не пожалеете.

— В вашем вкусе я никогда не смела сомневаться. Кому как не бельтерианцу знать о винах всё? — усмехнулась Изара и почти кокетливо поправила выбившуюся из высокой причёски тёмную прядь.

Виттория взглянула на неё с тенью укора: пристрастие вдовствующей императрице к вину принимало опасные масштабы, но сделать она пока что ничего не могла.

— Прикажите подать десерт немного позже, — распорядилась Изара. — Как раз можно сделать небольшой перерыв и растрясти съеденное. У вас дивный парк, и я бы хотела воспользоваться вашим гостеприимством.