И всего один шанс.
Он скоро выберет свои мишени. Кого ему бояться? Кучки сбрендивших террористов, палящих из автоматических винтовок? Да им в дверь сарая и то не попасть.
Зато «Аспирант» может вышибить из здания целую комнату простым нажатием кнопки.
Всего один шанс.
Проклятое солнце. Лупит прямо в глаза, выжигая изображение в прицеле.
От слепящего сияния слезятся глаза, но я стараюсь не моргать.
«Опусти!»
Это Бенджамин. Он орет мне прямо в ухо — откуда-то издалека, за тысячу миль отсюда.
«Опусти!»
Господи, до чего же он быстрый! Осталось не больше полумили.
«Ты! Козел! Вонючий!»
Что-то холодное и твердое на шее. Кто-то явно пытается сбить меня. Пропихнув сквозь шею ствол.
«Я пристрелю тебя!» — орет Бенджамин.
Снять предохранительную крышку и щелкнуть на спуск. «Джавелин» к бою готова, джентльмены!
Поперхнуться выстрелом.
Опусти!
Крыша взорвалась. Просто разлетелась в куски. А через долю секунды — пушечный залп. Невероятный, оглушающий, сотрясающий все тело звук. Осколки камней разлетелись во все стороны — каждый не менее смертоносный, чем сами снаряды. Пыль, ярость, разрушение.
Моргнув, я отвернулся, и слезы хлынули по щекам.
Он сделал свой первый заход. Невероятная скорость. Быстрее я не видел еще ничего — кроме, пожалуй, истребителя. А какой разворот! Поверить невозможно. Мгновенный зигзаг, вход в штопор. Резкий крен, разворот, еще крен.
Привкус выхлопных газов на языке.
Я снова поднял «Джавелин» и боковым зрением увидел голову и плечи Бенджамина, в тридцати футах от себя. Хрен знает, где было все остальное.
Франциско опять кричал на меня, на сей раз по-испански, так что мне никогда уже не узнать, что именно.
Вот он. Четверть мили.
На этот раз я действительно видел его.
Теперь солнце позади меня. Оно поднимается, набирает высоту, шпарит прямо на узелок ненависти, что несется ко мне.
Перекрестье. Черная точка.
Идет прямым курсом. Никаких отклонений. К чему утруждать себя? Чего бояться? Просто кучка спятивших террористов.
Я вижу лицо пилота. Нет, не в прицеле — в своей памяти. Образ отпечатался в памяти после первого захода.
Поехали!
Я жму на кнопку, запуская тепловую батарею, и собираю все силы в кулак, пытаясь удержаться на ногах, чтобы отдача первой ступени не отбросила меня назад.
«Ньютон», — мелькает в голове.
Заходит для атаки. Ты все такой же быстрый, ужасно быстрый, но я вижу тебя.
Я вижу тебя, ты, козел вонючий!
Срабатывает зажигание на двигателе второй ступени, толкая «Джавелин» вперед — голодную и нетерпеливую. Пусть гончая увидит кролика.
Просто держать. И все. Просто держать его в перекрестье.
Видеокамера в блоке наведения поведет световой сигнал от хвоста ракеты, сравнивая с сигналом от прицела; малейшее расхождение — и траектория будет откорректирована.
Держать цель в перекрестье, только и всего.
Две секунды.
Одна секунда.
Осколком кирпича Латифе раскроило щеку, и рана сильно кровоточила.
Мы сидели в кабинете Бимона. Я пытался остановить кровь с помощью полотенца, а консул Бимон прикрывал нас «Штейером» Хьюго.
Некоторые из заложников также завладели оружием и рассредоточились по комнате, нервно поглядывая в окна. Я обвел взглядом возбужденные лица и вдруг почувствовал жуткую усталость. И голод. Волчий голод.
Из коридора донесся шум. Шаги. Крики — на арабском, французском, а затем на английском.
— Сделайте погромче, пожалуйста, — попросил я Бимона.
Он бросил взгляд через плечо, на телевизор. На экране шевелила губами какая-то блондинка. Титры внизу экрана поясняли: «Конни Фэрфакс, Касабланка». Конни что-то зачитывала.
Бимон шагнул вперед и повернул ручку громкости.
У Конни был красивый голос.
А у Латифы — красивое лицо. Кровь, сочившаяся из пореза, потихоньку густела.
— …переданное Си-эн-эн три часа назад молодой женщиной с арабской внешностью, — объявила Конни, и картинка сменилась на маленький черный вертолет, явно столкнувшийся с серьезными трудностями. Конни продолжала читать за кадром: — Меня зовут Томас Лэнг. Я принял участие в этой акции принудительно, под давлением секретных служб США, якобы для того, чтобы проникнуть в террористическую организацию под названием «Меч правосудия».
Картинка вновь вернулась к Конни. Та посмотрела в камеру и поднесла руку к наушнику. Мужской голос спрашивал:
— Скажите, Конни, а не они ли взяли на себя ответственность за стрельбу в Австрии?
Конни ответила: да, совершенно верно. Только это была не Австрия, а Швейцария.
Затем она вновь опустила взгляд на листок бумаги:
— В действительности же «Меч правосудия» финансируется одним западным торговцем оружием, связанным с некоторыми продажными офицерами ЦРУ.
Крики в коридоре поутихли, я обернулся и увидел Соломона. Тот молча стоял в дверном проеме и наблюдал за мной. Коротко кивнув, Соломон прошел в кабинет, осторожно пробираясь через обломки мебели. За его спиной маячило густое скопище рубашек-маломерок.
«Это правда!» — послышался вопль Умре, и я повернулся к телевизору — посмотреть, каким материалом они сопроводили его признания на крыше. Честно говоря, увиденное не особо впечатлило. Пара чьих-то дергающихся макушек. Из-за наложения фоновых шумов голос Умре звучал искаженно. Мне не удалось навести радиомикрофон четко на пожарную лестницу. Но тем не менее я смог узнать его записанный на пленку голос, — значит, смогут и другие.
— В конце своего заявления, — говорила Конни, — мистер Лэнг указал радиочастоту, на которой и была сделана эта запись. На данный момент нам пока не удалось опознать голоса участников событий, но есть мнение…
Я махнул Бимону:
— Можете выключить, если хотите.
Но он не захотел. А я не собирался с ним спорить.
Соломон взгромоздился на край стола Бимона. Секунду он смотрел на Латифу, затем перевел взгляд на меня.
— А тебе разве не надо, как у вас говорят, «скручивать» подозреваемых? — спросил я.
Соломон слабо улыбнулся.
— Да нет, в общем. Мистера Умре и так скрутило по полной, а мисс Вульф сейчас в надежных руках. Что же до мистера Рассела П. Барнса…
— Он управлял «Аспирантом», — сказал я. Бровь Соломона удивленно поползла вверх.
Или, скажем так, бровь осталась на своем месте, а вот тело чуток просело вниз. Судя по его виду, от сюрпризов его уже слегка подташнивало.
— Барни был вертолетчиком, когда служил в морской пехоте, — пояснил я. — В первую очередь из-за этого он и ввязался во всю эту историю. — Я осторожно отнял полотенце от лица Латифы: кровь больше не шла. — Как думаешь, отсюда можно позвонить?
Десять дней спустя мы возвращались в Англию на одном из «Геркулесов» Королевских ВВС. Сиденья оказались ужасно жесткими, в салоне было шумно, и никакого кино. Но я чувствовал себя счастливым.
Я был счастлив, наблюдая за спящим Соломоном: тот мирно посапывал в дальнем конце салона, подложив под голову свой коричневый плащ и сцепив руки на животе. Соломон был надежным другом всегда, но когда он спал, я чувствовал, что почти люблю его.
А может, я просто потихоньку разогревал свой любовный механизм, готовя его кое для кого еще.
Да, наверное, так оно и было.
Мы приземлились на военной базе в Колтишолле вскоре после полуночи. Целое стадо автомобилей сопровождало нас, пока самолет выруливал к ангару. Люк с лязгом открылся, и на борт поднялся холодный норфолкский воздух. Я с наслаждением втянул его в себя.
Снаружи ждал О’Нил — руки глубоко засунуты в карманы пальто, плечи вздыблены. Увидев меня, он дернул подбородком, и мы с Соломоном проследовали за ним в «ровер».
О’Нил и Соломон сели спереди, я же скользнул назад — не спеша, желая насладиться моментом.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — ответила Ронни.
В машине повисла приятная пауза, во время которой мы с Ронни, улыбаясь, кивнули друг другу.
— Мисс Крайтон очень хотела присутствовать при вашем возвращении. — О’Нил елозил перчаткой по запотевшему стеклу.
— Правда?
— Правда, — подтвердила Ронни.
О’Нил завел двигатель. Соломон возился с печкой.
— Что ж, все желания мисс Крайтон должны быть исполнены.
Мы с Ронни продолжали улыбаться. Вырулив из ворот базы, «ровер» мчал нас в норфолкскую ночь.
В течение следующих шести месяцев объемы продаж ракетных систем «Джавелин» типа «земля — воздух» выросли более чем на сорок процентов.