ефон, по которому можно будет связаться с головной организацией.
Я наблюдал за тем, как Пол Янг записывает требуемую информацию на пустом бланке счета, протянутом ему барменом, и был несколько удивлен тем обстоятельством, что он не носит с собой визитки, могущей избавить от подобных хлопот. Я заметил, что руки у него крупные, мясистые, с бледной кожей, а когда он склонил голову над бумагой, увидел за правым ухом, чуть ниже дужки очков, розовую бляшку маленького слухового аппарата. Человек, занимающий такую должность, мог бы позволить себе более сложное и дорогое устройство, встроенное, к примеру, в оправу. И я снова удивился, отчего он не приобрел такое.
Малоприятное событие для родительской компании, неожиданно наткнуться на такое вот дерьмо, продолжал размышлять я. И кто, интересно, играл первую скрипку в этих махинациях — управляющий, мэтр по винам или же сам Ларри Трент?.. Нет, нельзя сказать, чтоб я задумывался об этом слишком уж всерьез. Личность преступника интересовала меня куда меньше, нежели преступление, а само преступление было в своем роде просто уникально.
Шесть пробок от бутылок с красными винами лежали там, где я их оставил, на маленьком столике; констебль опечатывал горлышки широкими полосами липкой ленты вместо того, чтоб просто заткнуть их родными пробками, и вот я, почти бессознательно, взял их и сунул в карман, ибо аккуратность во всем — одна из моих привычек.
Закончив писать, Пол Янг выпрямился и протянул листок бумаги помощнику помощника, тот в свою очередь протянул его мне. Я передал Ридже-ру, который, бегло взглянув на написанное, сложил бумагу и сунул в один из внутренних карманов под пальто.
— А теперь, сэр, — сказал он, — закрывайте бар.
Бармен вопросительно взглянул на Пола Янга. Тот пожал плечами и нехотя кивнул. Тут же откуда-то с потолка опустилась решетка с орнаментом, и бармен оказался заключенным в клетку. Щелкнув какими-то замочками, он вышел через заднюю дверь и к нам уже не вернулся.
Риджер и Пол Янг еще немного поспорили на тему того, когда «Серебряный танец луны» сможет возобновить свою деятельность в полном объеме, причем скрытая борьба за превосходство при этом продолжалась. Спор так и не был разрешен — я сделал такой вывод, видя, как они отлетели друг от друга, точно бойцовские петухи, позы агрессивные и напряженные, зубы ощерены в злобных ухмылках.
Риджер увел констеблей с коробками и меня на автостоянку. Пол Янг остался разбираться с беспомощным помощником. Уже на выходе, толкнув низенькие дверцы, я обернулся и краем глаза увидел в последний раз чиновника из головного управления — тот через очки озирал прекратившее деятельность просторное помещение с пустыми столиками в черных и красных тонах. Цвета рулетки.
По пути к моей лавке Риджер что-то бормотал себе под нос и впал просто в ярость, когда я попросил у него расписку за коробку с винами, которая ехала в багажнике.
— Но эти двенадцать бутылок принадлежат мне, — заметил я. — Я заплатил за них и хотел бы получить обратно. Вы же сами говорили, что для раскрутки дела достаточно одного виски. А вина, это была моя идея.
Он ворчливо признал мою правоту и выдал расписку.
— Где вас найти? — спросил я.
Он продиктовал мне адрес участка и, даже не сказав «спасибо» за помощь, умчался прочь. Что он, что Пол Янг, одним миром мазаны, мрачно подумал я.
Миссис Пейлисси сообщила, что в мое отсутствие от покупателей просто отбоя не было — по понедельникам такое случается — и что она совсем сбилась с ног.
— Идите пообедайте, — сказал я, хотя было еще рано. Она, рассыпаясь в благодарностях, надела пальто, взяла на буксир Брайана, и парочка отчалила в местное кафе, где миссис Пейлисси ждали булочки, пирог, чипсы, а также возможность от души посплетничать с лучшим другом, инспектором дорожной службы.
Покупатели продолжали заходить, я обслуживал их с отработанной до автоматизма расторопностью, улыбаясь, все время улыбаясь, расточая улыбки, доставляя удовольствие искателям удовольствий. При жизни Эммы я действительно торговал с удовольствием, находя радость в том, что делаю людям приятное. Без нее искренность и теплота в отношениях с клиентами куда-то постепенно исчезли, любезность моя была чисто внешней, напускной. Я расточал кивки, улыбки и почти не прислушивался к тому, что говорят, слышал лишь иногда слова и фразы, не относящиеся впрямую к торговле спиртным. Словно кто-то высосал из меня последние силы, и мне стало плевать.
Во время краткого затишья я успел составить список для оптовика, планируя отправиться к нему сразу же после прихода миссис Пейлисси, и только тут заметил, что Брайан без всяких просьб и понуканий с моей стороны подмел и прибрался в кладовой. Телефон звонил три раза, заказы поступали крупные, а заглянув в кассу, я увидел, что для утра выручка оказалась более чем приличная. Ирония судьбы, иначе не скажешь.
Тут вошли еще двое покупателей, и я начал обслуживать даму первой. Средних лет испуганная женщина, она заходила каждый день за бутылочкой самого дешевого джина и стыдливо прятала ее в объемистую хозяйственную сумку, настороженно косясь в окно на прохожих. Почему бы не купить сразу целую коробку, как-то, уже давно, поинтересовался я, ведь оптом выходит куда дешевле, но она вдруг страшно забеспокоилась и сказала: «Нет, мне нравится лишний раз прогуляться». А в глазах светилось одиночество и боязнь, что ее сочтут алкоголичкой, коей она пока что еще не вполне являлась. И я тут же ощутил угрызения совести, обозвал себя бессердечным болваном, потому как прекрасно знал, почему она покупает именно одну бутылочку и так тщательно прячет ее в сумку.
— Славный выдался денек, мистер Бич, — заметила она, бросая настороженные взгляды на улицу.
— Неплохой, миссис Чане.
Она отсчитала требуемую сумму без сдачи, монеты хранили тепло ладони, банкноты были мелко и аккуратно сложены в несколько раз, и нервно следила за тем, как я завертываю источник ее утешения в тонкую папиросную бумагу.
— Спасибо, миссис Чане.
Она молча кивнула, криво улыбнулась, сунула бутылку в сумку и удалилась, на секунду задержавшись у двери, проверить, нету ли кого поблизости. Я убрал деньги в кассу и вопросительно взглянул на мужчину, который терпеливо дожидался своей очереди. И только тут обнаружил, что никакой он не покупатель, а инспектор Уильсон, с которым довелось познакомиться не далее как вчера.
— Мистер Бич, — сказал он.
— Мистер Уильсон.
Одежда на нем была та же, что и вчера, словно он и спать не ложился, и не брился с утра, хотя на самом деле все обстояло иначе. Он выглядел свежим и выспавшимся и двигался так же неспешно, слегка ссутулив спину, глаза оставались столь же цепкими, а лицо — непроницаемым.
— Вы всегда угадываете, что нужно вашим клиентам, даже не спросив? — заметил он.
— Довольно часто, — кивнул я. — Но обычно все же жду, что они скажут.
— Так вежливее?
— Определенно. Он вьщержал паузу.
— Пришел задать вам пару вопросов. Где лучше поговорить?
— Да прямо здесь, — извиняющимся тоном ответил я. — Не желаете присесть?
— А вы тут одни?
— Да.
Я принес из конторы стул и поставил его у прилавка, и едва успел сделать это, как в лавку ввалились сразу три покупателя — за чинзано, пивом и шерри. Уильсон ждал, пока я закончу обслуживать их, и когда наконец дверь затворилась в третий раз, шевельнулся на стуле и, не выказывая ни малейшего нетерпения, спросил:
— Вчера на том празднике вы хоть раз говорили с шейхом?
Я невольно улыбнулся.
— Нет, не говорил.
— Что тут смешного?
— Ничего… Дело в том, что шейх был склонен считать все это, — я обвел рукой уставленные бутылками полки, — делом грешным, запрещенным. Вредной и пагубной привычкой. Ну, как мы относимся к кокаину. Я для него все равно, что торговец наркотиками. В его стране меня засадили бы за решетку или того хуже… Так что у меня не было ни повода, ни желания знакомиться с ним. Разве что для того, чтоб нарваться на презрительный и грубый отпор.
— Понимаю, — протянул он, по всей видимости, размышляя о достоинствах и недостатках ислама. Затем немного поджал губы, и я понял, что сейчас он задаст главный вопрос, ради которого и пришел. — Вспомните, — сказал он, — вот вы выходите из шатра, и тут как раз покатился фургон, верно?
— Да.
— С какой целью вы выходили?
Я объяснил, что пошел принести еще шампанского.
— Итак, вы выходите и видите: катится фургон.
— Нет, не совсем так, — сказал я. — Я вышел и взглянул на машины, и все было в порядке. Еще помню, как про себя отметил: ни одна машина не уехала… И стал соображать, достаточно ли привез шампанского, чтоб хватило до конца.
— А возле фургона кто-нибудь был?
— Нет.
— Вы уверены?
— Да. Во всяком случае, я никого не видел.
— Вы хорошенько подумали?
Я снова улыбнулся краешками губ.
— Да. Думаю, да. Он вздохнул.
— Ну а возле других машин кого-нибудь видели?
— Нет. Разве что… Да, там был ребенок, играл с собакой.
— Ребенок?
— Но далеко от фургона. Пожалуй, ближе к «Мерседесу» шейха.
— Вы можете описать этого ребенка?
— Э-э… — нахмурился я. — Мальчик.
— Одет?
Я отвел глаза от его лица и начал рассматривать ряды бутылок, пытаясь сосредоточиться.
— Темные брюки… возможно, джинсы… темно-синий свитер.
— Волосы?
— Гм… Кажется, светло-каштановые. Да, определенно, не блондин и не брюнет.
— Возраст?
Я задумался и снова перевел взгляд на своего терпеливого мучителя.
— Маленький мальчик… Года четыре, думаю.
— Откуда такая уверенность?
— Но я вовсе не… Голова у него была непропорционально большой относительно тела.
В глубине глаз Уильсона замерцал огонек.
— А что за собака? — спросил он.
Я снова вперился взором в пространство, пытаясь представить эту картину: ребенок играет на холме.
— Гончая.
— На поводке?
— Нет… Она бегала. Убегала, а потом возвращалась к мальчику.