Она долго молчала, потом прошептала:
— Нет, я хочу через это пройти!
— Хотите, я задерну портьеры?
— Оставьте, мне надо все видеть.
— Может быть, вы разденетесь?
— Отвернитесь.
Я послушно отвернулся и быстро разделся сам. Когда я пристраивался рядом, она лежала на спине, прикрыв грудь руками, зажмурившись. Теперь это была не палка, а камень, ее даже трясло от напряжения.
— Конни, — ласково сказал я, — вы ведь не девушка?
Она яростно помотала головой.
— Хорошо! Я не собираюсь насильничать. Как только захотите меня остановить, скажите. Доверьтесь мне. Вы мне верите?
Кивок.
Я погладил ее спутанные волосы. Я нежно коснулся ее. Мне нравилась эта роль, и я увлекся. Кончики пальцев. Легкое касание губ. Любовный шепот. Я заставил ее опустить руки. Водил ладонью по ее телу. Тихонько сказал, как она прекрасна.
Глаза ее оставались закрытыми.
— Посмотри на меня, — уговаривал я. — Ты ведь сказала, что хочешь видеть.
Веки дрогнули, чуть приоткрылись. Она взглянула мне в глаза.
Я улыбнулся.
— Вот он я. Такой же испуганный, как ты.
Понадобилось время. Много времени. Но наконец я вошел в нее. Она недвижно лежала, уставившись поверх моей головы в потолок.
— Не больно? — спрашивал я. — Хочешь меня остановить?
Она ничего не сказала, и мой порыв стал угасать. И тогда, словно почувствовав это, она ответила. Тело ее оттаяло, ожило, разошлись, изогнувшись, ноги, она прижала меня к себе, затрепетала.
— Я тебе нравлюсь? — допытывалась она. — В самом деле?
— Я люблю тебя. Ты желанная. Ты прелесть. Фантастика.
Тело ее стало податливым и мягким. Я радостно пахал, и она застонала. Глаза ее увлажнились, и в конце мы оба кричали дикую песню. И потом она не выпустила меня, а прижала покрепче.
— Конни, — сказал я, — что с тобой произошло?
— Меня изнасиловали.
Я отшатнулся, глядя на нее.
— О Боже. Когда?
— Два года, три месяца и четырнадцать дней назад.
— И сейчас в первый раз…
— Да, — сказала она.
Глава 63
Я взял со стола Сола Хоффхаймера треснувшую кофейную чашку и понюхал ее.
— С каких пор вы стали разогреваться в десять часов утра?
— С тех пор, как начал работать на вас.
— Вы работаете не на меня. Вы работаете на себя.
— Да бросьте, — устало сказал агент, махнув рукой. — Что вы сегодня продаете — раковую опухоль?
— Я ничего не продаю. Я раздаю. — Я бросил на стол конверт. — Восемь сотен. Неплохое приданое?
— Есть чем гордиться, — буркнул Хоффхаймер.
— Сол, послушайте. Объявления прекрасно сработали, я нашел через вас несколько хороших ребят. Но мне приходится тратить много времени на предварительные переговоры. Больше половины дают от ворот поворот.
— И что?
— А то, что вы очень помогли бы, взяв эти беседы на себя.
Агент молчал.
— Ваша ставка повысится, — твердо продолжал я. — Сто пятьдесят за каждого жеребчика. Может быть, гранд в месяц.
— А может быть, год за сводничество.
Я пожал плечами.
— Любой бизнес связан с риском. И чем выше прибыль, тем выше риск.
Агент выплеснул содержимое из кофейной чашки, вынул из стола пинтовую бутылку дешевого виски и дрожащей рукой налил чашку с верхом.
— А кем я буду, получив повышение по службе? Подтиральщиком?
— Вы считаете это каким-то нездоровым, тайным бизнесом, — разозлился я. — Ничего подобного. У нас прекрасная комфортабельная квартира. Наши клиентки — богатые, хорошо одетые женщины. Многие из них вращаются в порядочном обществе. Некоторые служат в крупных корпорациях. Такие женщины не станут мараться. Сол, мы оказываем профессиональные услуги в чистой, приятной обстановке.
Хоффхаймер с любопытством поглядел на меня.
— Вы действительно верите в это дерьмо собачье?
— Верю, потому что это правда. Я не хочу иметь ничего общего с деятельностью ниже первого класса.
Прежде чем вернуться к себе, я зашел в аптеку на Таймс-сквер и купил упаковку презервативов «Фурекс».
Глава 64
Просмотрев законы, имеющие отношение к организации частных школ в штате Нью-Йорк, Оскар Готвольд посоветовал нам подумать об акционерном обществе. Потом предложил открыть чековый счет «Театральной академии Питера», оплачивая с него все официальные расходы — телефон, электричество, аренду и так далее. Он предупредительно сообщил, что для организации бухгалтерского дела мы можем воспользоваться услугами двоюродного брата его жены, молодого дипломированного бухгалтера-ревизора.
— Вам, конечно, не хочется терпеть убытки, — продолжал юрист. — Но сжульничать с накладными расходами очень легко. Важно иметь бумагу, которую можно предъявить на будущий год налоговой инспекции. У нас полно времени, чтоб продумать фиктивные операции.
Готвольд предостерег нас с Мартой от получения ежемесячного заработка чеком «академии», объяснив, что ее декларированные доходы не смогут оправдать огромную зарплату. Вместо этого можно получать объявленное жалованье раз в неделю чеками по сто долларов, и с них выплачивать подоходный налог. Двоюродный брат его жены подсчитает, сколько нам надо вносить в банк каждый месяц для покрытия официальных расходов.
Так мы открыли текущий счет «Театральной академии Питера». Одновременно был начат прием «наличных» чеков от постоянных клиенток.
Другое новшество, предложенное поначалу в шутку, оказалось столь прибыльным, что мы ввели его в практику.
Когда важная клиентка заказывала для подружки «сцену» в подарок на день рождения, я для забавы предложил выпускать стодолларовые подарочные сертификаты.
Идея понравилась, и мы сделали заказ на изготовление на фальшивом пергаменте свидетельств, дающих право получить один урок в «Театральной академии Питера». Сертификаты имели бешеный успех, так что пришлось печатать второй тираж. «Следующим шагом станут кредитные карточки», — сказала Марта.
Создание «академии» привело к одному нежелательному последствию: несколько юнцов явились узнать о расписании, преподаваемых предметах и плате за обучение.
Большинство из них Марта отшила, объяснив, что мы принимаем только людей с пятилетним профессиональным стажем. С тех, кого это не останавливало, она запрашивала сто долларов в час — достаточно, чтобы обескуражить самых назойливых потенциальных гениев.
Тем временем бизнес набирал силу, и в первую неделю февраля все три наши спальни не пустовали ни минуты. Мы собирались превратить в рабочее место кабинет, но решили отложить это дело, пока не накопим денег.
Глава 65
Я обсудил финансовые нововведения с Николь Редберн, которая была страшной скрягой и с чрезвычайной ловкостью решала уникальные проблемы нашего бизнеса.
— Это индустрия услуг, — толковала она мне. — А когда обслуживаешь клиентов, всегда сталкиваешься с трудностями.
Обычно она, предварительно позвонив, забегала к нам несколько раз в неделю, поздно утром или вечером после свидания.
Время от времени мы с ней обедали вместе в нашей квартире, когда уходила последняя клиентка и последний жеребец. Она всегда ела одно и то же: бифштекс с бутылкой вина и пирожные.
Оставаясь ночевать, она делила со мной большую постель в главной спальне. Объявленный ею закон — «никакого секса» — оставался нерушимым. Чем ближе мы становились, тем меньше это для нас значило.
Я уже лежал, читая «Вэрайети», когда обнаженная Николь вышла из ванной, только что из-под душа с полотенцем на голове. Я видел, как она встала перед большим, во весь рост, зеркалом и стала внимательно разглядывать себя.
— По-моему, неплохо, — крикнул я через комнату.
— Как страшно состариться, — сказала она, глядя на свое отражение. — Ты когда-нибудь думаешь об этом?
— Не больше двадцати четырех часов в сутки.
Я рассказал ей об отвергнутых пробах, когда продюсеры и режиссеры искали «кого-нибудь помоложе», и о том, что на Бродвей каждый год вливаются новые толпы красивых, талантливых юношей.
— У нас то же самое, — задумчиво произнесла Никки.
Она уселась на кровати, скрестив ноги, и стала мазать ногти ярко-красным лаком.
— С каждым годом на улицах все больше молодых охотниц. Ты же читаешь газеты. Им по четырнадцать — пятнадцать лет. А то и меньше. Это опасные конкурентки.
— Надо быть полным идиотом, чтоб связаться с четырнадцатилетней.
— Дело в том, — пояснила она, — что, соответственно накрашенные и одетые, они выглядят совершеннолетними. Перед тобой просто хорошенькая, гладенькая цыпочка. Ну, мужик и пользуется. Какие там у петуха моральные принципы…
— Но ты в потрясающей форме, — заверил я ее.
— Конечно, но я уже не девочка. Поэтому и рассчитываю только на десять лет.
Я смотрел, как она трудится над ногтями, сосредоточенно, сжав губы, твердо держа кисточку.
— У меня был парень, который любил делать мне маникюр, — вспомнила она. — А сейчас он уехал.
— Никки, тебе не противно? Я имею в виду то, чем ты занимаешься?
— Нисколько, — сказала она. — Может быть, потому, что и мать моя занималась тем же. Она старалась держать меня подальше, но я понимала, что происходит. Всего, два года назад я вела честную жизнь. Но отказалась от нее совершенно сознательно.
Меня восхищала ее твердость. Она шла своей дорогой так же уверенно, как Дженни Толливер — своей.
— Сначала было трудно, — подтвердила она. — Я знала многих девушек, ставших алкоголичками или наркоманками. Некоторые покончили с собой. Чтобы держать себя в руках, нужна строжайшая самодисциплина.
— Верю, — сказал я. — Кругом одни извращенцы…
— Это не самое страшное. Самое страшное — начать, решиться продать, сдать внаем свое тело. Свихнуться можно.
— Но ты ведь решилась.
— Решилась. Мозги у меня неплохие, и я подошла к делу логически. Я даже составила перечень его достоинств и недостатков.
Она покончила с ногтями, плотно закрутила бутылочку с лаком, поставила ее на место. Легла на спину, поболтала ногой.