— Нравится? — спросила она, вертя головой.
— Прекрасно! — заверил я.
Как и раньше, нас ждал заказной лимузин. В Вилледже открылся новый французский ресторан «У Флеретт», в котором она хотела побывать. И мы отправились, сидя бок о бок, держась за руки.
— Марта рассказала про новый клуб, — сказала она. — Поздравляю.
— Спасибо. Хотите вступить в него?
— Ни за что не упущу такой возможности! А можно присылать гостей с моим членским билетом?
— М-м-м, — промычал я. — Хороший вопрос. Я — за. Это пойдет на пользу бизнесу.
— А когда вы получите статус общественной организации? — довольно серьезно спросила она. — Многие мои клиентки пустились на такую авантюру, чтобы поменьше платить налогов.
— Вы совсем как одна моя подружка, — сказал я. — Она постоянно сыплет всякими «налоговыми прикрытиями», «инвестиционными фондами», «облигациями на предъявителя» и прочей финансовой чепухой, которую я не в силах постичь.
— Правда? — спросила Грейс Стюарт. — Я хотела бы с ней познакомиться. Твоя главная в жизни любовь?
— О нет. Просто друг.
Минутку она молчала. Потом спросила:
— Питер, ты счастлив?
Вопрос застиг меня врасплох.
— Должно быть, счастлив, — сказал я, — иначе я не делал бы того, что делаю.
— Как глупо, и ты это отлично знаешь. Большинство попадается в эту ловушку. Неужели и ты?
Я так долго молчал, что, не дождавшись ответа, она принялась излагать последние голливудские сплетни. Настоящий специалист по анекдотам, с острым языком и даром подражателя. Я подумал, что с ней приятней бывать на людях, чем наедине.
«Флеретт» еще не обрела широкой известности, и они изо всех сил старались угодить посетителям. Нам подали превосходный обед: голубиные грудки в соусе из зеленого перца. Пили мы мум.[27] Я заглянул в счет, который оплачивала Грейс. Два года назад я мог бы прожить целый месяц на эту сумму.
За шампанским и послеобеденными «Реми» меня охватило благодушие. В катившем нас обратно в «Бедлингтон» лимузине я протянул руку и погладил ее лодыжку.
— Голая и бритая, — заметил я. — Приятно знать, что некоторые вещи никогда не меняются.
— Какая память, — насмешливо ответила она, отталкивая мою руку.
— Только на важное, — сказал я, понимая, что говорю глупости, и гадая, не стоит ли подзаправиться спиртным, ибо знал, что последует дальше.
Пожалуй, стоило, и в номере, когда она спросила, не пожелаю ли я чего-нибудь, я попросил еще коньяку. Она позвонила в бар, чтоб прислали два коньяка. Оказалось, оба для меня. Она пошла за своим маком.
— Он вас возбуждает? — полюбопытствовал я, глядя, как она нюхает пузырек.
— Да нет. Чувствуешь просто приятную пустоту. Не хочешь устроиться поудобней?
— А мне вполне удобно.
— Не валяй дурака, сынок, — сказала, нет, прикрикнула она. — Ты знаешь, чего я хочу.
— Конечно. Я знаю, чего вы хотите. Но можно минутку поговорить?
— Если угодно.
— Я хотел бы понять вас, Грейс.
— Почему я предпочитаю наблюдать?
— Подглядывать.
— Как Том Подгляда?[28] Нет, лучше сказать, наблюдать. Питер, я не подглядываю. Я просто люблю смотреть. У меня самая крупная в Голливуде коллекция порнокассет. Невинное хобби.
— И вам никогда не хотелось… м-м-м… принять активное участие?
— Никогда. Мне нравится также и бой быков, но я не испытываю желания стать матадором.
Тогда я разделся и начал делать то, что она хотела.
— Питер, — мягко сказала Грейс Стюарт, — ты набираешь вес.
Глава 115
Каннис и Гелеско с пеной у рта доказывали, что в столовой и баре такого размаха, как в «Питер-Плейс», должны работать профессионалы.
Поэтому они наняли поваров, метрдотеля и официантов. Они привели своих барменов, подавальщиков, мойщиков посуды и вышибалу-швейцара со сломанным носом, похожего на бывшего центрального нападающего профессиональной футбольной команды, который всю жизнь играл без шлема. Выглядел он внушительно, но, на мой взгляд, едва ли когда-нибудь мог сгодиться для верхнего этажа.
Мы сумели сохранить Пэтси, Марию и Луиса, однако смена белья, закупка продуктов и спиртного, стирка и уборка отошли к «Джастис девелопмент».
— Они намереваются вернуть добрую часть потраченных бабок, — хмуро заметила Марта, — но за «сцены» мы будем получать наличными, так что сможем приворовывать по доллару.
«Питер-Плейс» будет работать шесть дней в неделю с двенадцати до восьми. Завтраки и обеды только по предварительной записи. Мы с Янси будем попеременно выполнять обязанности хозяина и разрабатывать график. Марта принимает заявки по телефону и собирает взносы.
Мы ввели новую систему, согласно которой стали держать наготове двух свободных жеребцов для клиенток, не позаботившихся о предварительном заказе. Они назывались «подручными» и получали пятьдесят долларов в день независимо от того, работали или нет.
Мы также организовали еженедельное обследование физического состояния жеребцов.
Ну что еще…
Да, новая услуга — напитки подаются клиенткам в спальню. На втором этаже зарезервирована большая комната для частных встреч. Разумеется, к услугам клиенток мальчики по вызову и служба сопровождения по обычной таксе.
На спичечных коробках, пепельницах, салфетках и соломинках для коктейлей значилось: «Питер-Плейс», наш адрес и телефон. Старший бармен даже изобрел фирменный напиток «Питер-Плейс» — сладкую смесь из клюквенного, апельсинового и грейпфрутового сока с ромом, украшенную сверху кусочком свежего ананаса, присыпанного сахарной пудрой. По-моему, редкостная гадость.
Быстро накатывались праздники, и мы как сумасшедшие готовились к Великому Открытию. Мы тратили суммы, казавшиеся мне непомерными, но сердце мое согревало количество заявок на членство в клубе, к каждой из которых прилагался тысячедолларовый билет вступительного взноса и двести пятьдесят в качестве платы за год.
Большинство заявок, конечно, поступало из Нью-Йорка, но немало и из таких дальних мест, как Аляска, Вайоминг, Аризона, и даже нескольких зарубежных стран. Слухи о нас ширились. Одно письмо (написанное красными чернилами) пришло от женщины из Арканзаса, которая представилась «одинокой старой девой, владелицей фермы». Она сообщала, что едва ли когда-нибудь попадет в Нью-Йорк, чтобы воспользоваться нашими услугами, но признавалась, что «чувство сопричастности доставит мне ни с чем не сравнимое удовольствие».
Я сам написал ответ, вложив в конверт членский билет и посоветовав, если ей все-таки доведется вырваться, спросить меня.
Глава 116
— Кто говорит? — переспросил я.
— Клара, — обиженно повторил женский голос, — Клара Хоффхаймер.
— О, как поживаете, Клара?
— Вы, наверно, слышали про Сола?
— Что с Солом? — спросил я, зная, что ничего хорошего не услышу.
— Сол умер, — почти радостно сообщила она. — Упокой, Господи, его душу. Врезался в ограждение на лонг-айлендском скоростном шоссе. Наверно, занесло машину. — И добавила с некоторой гордостью: — Понадобилось три часа, чтоб вытащить его из того, что осталось от машины.
У меня защипало в носу. Занесло… или пьян в стельку… или… — даже тень подозрения больно кольнула меня, и я тут же отбросил его, — или он сделал это намеренно.
— Когда?
— В среду вечером. Вчера похоронили. Все прошло очень мило.
— Жаль, что вы мне не позвонили.
— Я хотела, но вас нет в справочнике. Ваш телефон я нашла в офисе. Питер, мне надо поговорить.
— Ну… конечно… — выдавил я. — Если вы в офисе, я сейчас приеду. Дайте мне полчаса.
Вещи мои уже были уложены в связи с переездом. Но я распаковал их, достал крепкую водку, смешал с содовой. Было только одиннадцать часов утра, а я уже пил. Прямо как Сол Хоффхаймер. Покойный Сол Хоффхаймер.
Я не мог оплакивать его, но эта смерть была настоящим ударом. Я не чувствовал себя виноватым, он сам сделал выбор. Но он не разогревался с утра, пока я его не поймал. И снова твердил я себе: он должен был просто сказать «нет».
Я вовсе не стремился встретиться с Кларой, но не мог пренебречь тем, что считал актом христианского милосердия.
Единственным знаком ее вдовства было черное платье. С соблазнительно низким вырезом. Она так же звенела кольцами, браслетами, серьгами, ожерельями. Пурпурные волосы взбиты, аромат духов пропитал весь пыльный офис.
— Клара, — сказал я, — примите мои соболезнования.
— Конечно. Послушайте, Питер, вы с Солом дружили.
— Он долгое время был моим агентом, — осторожно ответил я.
Она сидела в его вращающемся кресле за испещренным царапинами столом, заваленным бухгалтерскими книгами, гроссбухами, пачками счетов, платежных ведомостей, желтоватыми газетными страницами.
— Ничего не понимаю, — сказала она. — Смотрю на эти бумаги и ничего не могу понять. Сол никогда не был богатым, вы знаете, но на столе у нас всегда было мясо. В последний год мы стали жить лучше, и я подумала, что он наконец добился успеха. Но теперь, посмотрев счета, вижу, что это не так. Где он брал деньги, Питер, вы знаете?
— Выигрывал? — предположил я. — На скачках…
— Сол не отличил бы седла от поводьев.
— Занимал? Может, залез в долги?
— Нет, — сказала она, — никаких следов, и никто не звонит. Судя по документам, бизнес Сола не приносил дохода. Но он являлся с деньгами. Вы ему не одалживали?
— Я? Нет.
— Сол говорил, вы ушли из шоу-бизнеса, — сказала она, глядя на меня в упор. — Чем вы теперь занимаетесь? Извините, что спрашиваю.
— На самом деле, не совсем ушел, — сказал я. — Я больше не ищу актерской работы. Я руковожу театральной школой. «Академия Питера». Она значится в телефонном справочнике.
— Ага, — сказала она.
Вытащила из ящика стола тонкую бухгалтерскую книжку, быстро пролистала.
— Это регистр денежных поступлений. Даты и цифры. От пары баксов до пары тысяч. И под многими цифрами рукой Сола проставлено «П. С.». Это ведь вы? Питер Скуро?