— Правду говорят: женщина расцветает, когда у нее появляется ребенок. Как ты хороша! И как я мог думать, что лучше не бывает, когда ты была мужчиной? Нет, сейчас ты много прекраснее. Попадись ты людям на глаза сейчас — всякий влюбится, — в безграничном восхищении он провел рукой по ее волосам. В этот миг он уже не помнил про свои тревоги, связанные с Ённокими. А ведь он любил ее так, что был готов поменяться с ней местами. Забыв про нее, он улегся рядом с Химэгими. Но тут снова пришел посыльный от Ённокими:
— Она выглядит так, будто это конец, она умирает.
Для Сайсё было невозможно покинуть Химэгими, но и не пойти к Ённокими было тоже нельзя. Сайсё страшно расстроился и не мог решить, что ему делать.
— Если она станет рожать, доложите, — распорядился он.
Посыльный тут же со всех ног побежал обратно, все это было так ужасно.
— Все же мне придется отлучиться — до тех пор, пока не наступит ясность. Она вряд ли проживет долго, и я не должен быть с ней жесток. Ты ведь понимаешь: у нас с тобой все так хорошо, и ты не станешь, конечно, сердиться, ты будешь веселой и радостной, не правда ли? Я побуду с ней, подожду, пока все не разрешится, а потом ты сама убедишься, как я тебя люблю, и уж тогда можешь сердиться, — сказал он, роняя слезы. Он явно не знал, как ему быть.
«Я ведь уже решила, что так продолжаться не может, зачем мне грустить? Он и раньше не любил меня, так получилось, хотя мое сердце не лежало к нему, просто в том положении мне показалось: чем полагаться на чужих людей, пусть это лучше будет он, но нельзя себе и вообразить, чтобы такая жизнь была радостной и счастливой», — думала Химэгими. Что ей оставалось делать? Она улыбнулась:
— Каждый раз у тебя находится какая-нибудь причина, чтобы отправиться к ней, не хочу о ней больше слышать. Уж лучше мне ничего не знать.
Улыбка Химэгими испугала его еще больше, чем если бы она разозлилась и наговорила колкостей, он не мог решиться оставить ее.
— Если бы ты сказала: «Иди скорее!» — я бы тут же отправился.
— Иди скорее, мне слишком трудно все это выносить.
Покидая Химэгими и находясь в расстроенных чувствах, Сайсё обернулся, но Химэгими не позволила ему увидеть, как она горюет — она напустила на себя безразличный вид, а когда Сайсё ушел, обняла младенца, и всю ночь не сомкнула глаз.
Наутро Сайсё написал:
«Глубокой ночью Ённокими, наконец, разрешилась от бремени. Но она еще не оправилась. Я останусь ненадолго, посмотрю, как она, и сразу вернусь».
«Получила твое письмо. Кажется, все оказалось проще, чем ты говорил. Вспомни ее первые роды», — ответила Химэгими.
Считая, что настал подходящий момент, она послала весточку принцу, а потом весь день прижимала к себе ребенка и потихоньку плакала.
Вечером того же дня пришло известие, что Вакагими находится в том же самом месте, где был в прошлый раз, — неподалеку от усадьбы Сайсё. Позже он прошел в комнату кормилицы. Пока Химэгими дожидалась, когда все улягутся, и станет тихо, ее душа была неспокойна и сердце билось, но она не показала этого даже кормилице. Она, не отрываясь, смотрела на мальчика, ее скорбь и тоску не передать словами. Как и в прошлый раз, когда стемнело и в доме заснули, в комнате Химэгими появился брат. Сердце Химэгими никак не могло успокоиться.
— Подержи ребенка, — сказала она, протягивая младенца кормилице, тот проснулся и заплакал. Химэгими смотрела на него и у нее было такое чувство, будто она расстается с частью самой себя.
Она вышла, думая лишь о ребенке. Казалось, сейчас она вернется, но все-таки она решилась уйти — видно, в ней осталась твердость, которую она приобрела, будучи мужчиной.
Вакагими сказал: «Поразмыслив, я решил, что нам не следует сразу отправляться в столицу, я сказал отцу, что мы побудем в Ёсино».
С ними была дочь кормилицы Вакагими и еще трое надежных женщин. Ярко светила луна, прячась в тени, они скрытно удалились, лицо младенца стояло перед глазами Химэгими, ей так хотелось вернуться, но они уже сели в экипаж. Все вокруг стало каким-то другим.
Ночь прошла, рассвело, и на следующий день они прибыли в Ёсино.
Принц Ёсино был уже осведомлен о произошедшем, и поэтому жить у него было неудобно — для Химэгими приготовили помещение рядом с принцессами. Когда принц увидел Химэгими лицом к лицу, оба были очень тронуты, и, исполненные благодарности судьбе, радовались так, как это бывает только во сне. Участливые письма Садайдзина, в которых он выражал свое беспокойство, приходили так часто, что казалось — он где-то совсем неподалеку. Людям из своих поместий Садайдзин приказал доставлять в дом принца все, что только может понадобиться.
Мучительные мысли не покидали Химэгими. Она рассталась с Сайсё, который терзал ее и заставлял страдать, и о нем она думала со спокойствием, но она так любила личико сына, с которым она не разлучалась ни днем, ни ночью, и который обещал так много в будущем. Она зачарованно смотрела куда-то в пустоту. Ей было стыдно того, что люди удивятся, найдя странным ее нынешний облик, и поэтому она отказывалась видеться даже с принцессами. Она много времени проводила в постели, ей было тоскливо. Вакагими полагал, что Химэгими переживает, воображая, как тяжело у Сайсё на сердце.
— Должно быть, нелегко расстаться с человеком, который заметил, что ты странная и не как все. Что ты решила о своем будущем? — спросил он.
— Это не была настоящая и искренняя любовь, она меня мало трогает. Мое сердце печалится потому, что со мной нет моего невинного и бессловесного сыночка. Только о нем и горюю, ведь я бросила его, — ей было так больно и горько, что она заплакала.
— Я тебя понимаю, это такая связь, которую не разорвешь.
«Она очень не хочет, чтобы о связи с Сайсё узнали отец и сторонние люди, вот она и решила с ним расстаться, и я беспокоюсь — что из этого выйдет? Да и я сам неожиданно сменил свой привычный облик. С тех пор, как я начал служить во дворце, я никогда не проводил двух ночей подряд без Принцессы, привык к ней, а теперь так надолго разлучен с нею. Ведь она беременна, а я не забочусь о ней, скрываюсь неизвестно где, это так жестоко. Я так вдруг вошел в совсем другой мир, я не привык быть на людях, и это мне так стеснительно. Придется терпеть, пока не привыкну к своему новому облику. Конечно, я смогу встречаться с Принцессой, когда вместо меня ей станет служить Химэгими. Когда ей придет время рожать, ей будет достаточно сказать Химэгими словечко, и я тайно помогу ей», — размышлял Вакагими.
Решившись открыть душу, он поделился с Химэгими всеми своими сомнениями.
— Люди так ненадежны, когда займешь мое место, потихоньку все мне рассказывай, — сказал он. Его откровенность тронула Химэгими:
— Что ж, нужно возвращаться. Ведь и я скучаю. Но вернуться в столицу так непросто. Однако надо подумать об отце с матерью и о твоей Принцессе. Я непременно должна вернуться.
Они о многом говорили между собой. Химэгими заботило, как Вакагими сумеет занять в обществе ее место: хотя его внешность почти не отличается от ее собственной, но большая часть того, как следует поступать мужчине, неизвестна Вакагими, так что его поведение может показаться странным. Поэтому Химэгими подробно рассказывала Вакагими, что происходит в свете, что ответить, если такой-то человек сказал то-то. Вакагими отличался выдающимися способностями, здесь, в уединении, он учился отчаянно и страстно, и уже не казался новичком ни в игре на кото и флейте, ни в каллиграфии. Он научился играть на флейте и перебирать струны кото так, что было невозможно понять, что это вовсе не Химэгими, а другой человек. Когда он копировал почерк Химэгими, то достигал полного сходства. Их голоса и вовсе были одинаковыми: с самого начала мужчина подражал женщине, а женщина привыкла находиться среди мужчин, да и всегда они были похожи, так что брат с сестрой были как одно. Такое сходство — удивительно, и эта связь между ними — наследие прошлых жизней.
Шло время, они были вместе, вели разговоры о делах государственных и личных, как-то раз вспомнила Химэгими и о том, что в узком коридоре Живописного павильона она иногда встречалась с некоей женщиной. В другой раз она сказала: «С самого начала, как у меня завязались отношения с Ённокими, Удайдзин все время почему-то сердился на меня. Наверное, до самой моей смерти он будет злиться, что я не посещаю Ённокими. У нее и вправду нет никаких недостатков, она удивительная, необыкновенная и замечательная. Я думаю о ее связи с Сайсё, она стала для меня полной неожиданностью. При этом он ничуть меня не стеснялся, внимания на меня не обращал, заботился о ней, так что тебе с ней, пожалуй, уже не сблизиться».
Когда Вакагими познакомился с принцессами Ёсино поближе, он нашел, что они создания замечательные. То, что одинокими длинными ночами они находились совсем рядом, успокаивало его как нельзя лучше, и он привык время от времени беседовать с ними. Химэгими и Вакагими были настолько похожи, что принцессы и не догадывались, что перед ними другой человек. Сам принц Ёсино считал, что это — судьба, и не вмешивался, решив, что теперь может посвятить душевному очищению немного больше времени. Он не открыл дочерям тайны брата с сестрой, и они ни о чем не догадываясь и уже привыкнув к этому человеку, ничем не тревожились и не смущались, и вели себя непринужденно. Вакагими же был как во сне, волновался — они были прекрасны, в сердце мужчины они вызывали беспредельное восхищение, и его влекло к ним все сильнее. Нечего и говорить, что по мере того, как они становились все ближе, он стал находить их еще более благородными, достойными и прекрасными. В то же время Вакагими с горечью думал, что, взращенные таким святым, каким был принц Ёсино, они настолько превосходят других людей, что сам он, будучи человеком заурядным, не может быть их достоин.
В Удзи кормилица сына Химэгими была удивлена тем, что госпожа не вернулась до зари. Уже подняли бамбуковые шторы, а ее все не было. Люди забеспокоились, стали искать ее, расспрашивали друг друга, все были ужасно взволнованы, искали в самых немыслимых местах, но Химэгими не было нигде. Слуги совершенно растерялись, а когда приехал Сайсё и ему доложили о случившемся, у него потемнело в глазах — так он встревожился, но понять ничего не мог.