ть.
До его чуткого слуха донесся шум на мосту через канал. Подхватив на всякий случай арбалет, Ахим приоткрыл входную дверь и выглянул наружу. Через мост по деревянным бревнам перекатывалась просторная повозка с высоким навесом, запряженная двойкой одномастных лошадей. Их спины покрывали одинаковые попоны синего цвета с красными и зелеными косыми полосками. В те же три цвета была покрашена и сама повозка, в которой сейчас должен был трястись ее хозяин, богатейший из торговцев и нынешний ближайший партнер Томлина Скирлох, о приезде которого намекал конюх Рикер.
Миновав мост, повозка перестала шуметь и покатила плавно. Как ни странно, за ней не скакало ни одного вооруженного всадника. Всю охрану составляли трое воинов, один из которых сидел на козлах и управлял упряжкой, а двое других раскачивались но бокам от него, придерживая на поясах длинные мечи. Хотя нет, был еще и четвертый, который стал виден, когда повозка проехала мимо сторожки: он выглядывал из-за приподнятого полога навеса, а позади него Ахим угадал контуры двух фигур — толстого отца и неказистой дочери. Интересно, зачем они пожаловали? Может, действительно на смотрины? Скирлох, разумеется, спит и видит, чтобы его Анора вышла за полоумного Кадмона. Только кому еще это надо? Томлин бы, вероятно, в конце концов согласился, но у Кадмона есть мать, а той едва ли захочется, чтобы ее сын делал свой выбор так поспешно, когда впереди у него, как ей кажется, большое будущее. Говорят, она близка с писарем Скелли, частенько с ним шепчется, а уж тот наверняка мог ей пообещать что-нибудь эдакое. Высокие назначения — это как раз в его власти. «Отыщет» какую-нибудь рукопись, в которой сказано, что Кадмон — потомок Руари, коня Дули, и поди опровергни его!
Когда повозка скрылась во дворе поместья, Ахим обратил внимание на то, что стало смеркаться. Сегодняшний день прошел почти незаметно. Предстоит долгая ночь. И хотя Ахим точно знал, что, кроме как от него самого и от его единомышленников, Томлину ничего не угрожает, он должен был внешне сохранять вид исполнительности и бдительности.
Он покинул сторожку и отправился на обход своих владений, то есть узкой рощицы, протянувшейся вдоль канала. Как-то в разговоре с Томлином он сам упомянул, что можно было бы на всякий случай возвести здесь надежный частокол, однако тот и слушать не хотел о том, чтобы что-то менять. Как можно вырубить такие замечательные деревья? Тем хуже для него. Разумеется, никакой частокол его не спасет, если за дело возьмется Ахим, но так была бы хоть видимость надежности и неприступности.
Вскоре он дошел до второй сторожки, свет в которой был предусмотрительно погашен. Здесь дежурил бдительный товарищ Ахима по оружию, молодой, но дико ответственный и дотошный бывший свер Дамзей. Вот кто, единственный, мог бы при желании помешать планам Ахима, но он был слишком поглощен своей службой, а потому мало отдавал себе отчета в том, что творится вокруг. Да и Ахима он достаточно уважал, чтобы хоть в чем-то заподозрить. Еще на заре их дружбы он вызвал старика на состязание, предложив на спор пробраться у него под самым носом через рощу так, чтобы тот ничего не заметил. К своей вящей радости, Дамзей сумел беспрепятственно прокрасться от канала и подойти к сторожке Ахима уже со стороны поместья. Ахим похвалил юношу, но потом взял за руку и повел его обратным путем, то и дело наклоняясь и выдергивая из земли свои короткие стрелы от арбалета. Дамзей все понял и страшно расстроился: Ахим видел каждый его шаг и отмечал расчетливым выстрелом. Потом они поменялись местами и Ахим наглядно продемонстрировал, на что годится со своим опытом охотника. Он не только пробрался к сторожке молодого друга так, что под его ногой не треснул ни один сучок, но умудрился залезть через окно внутрь, отвлечь Дамзея посторонним звуком на улице и в шутку напасть на него сзади. Честный бедняга настолько упал духом и распереживался, что хотел было сразу пойти к распорядителю поместья и сложить с себя полномочия сторожа. Ахим его отговорил, предложив дать несколько ценных уроков. Учеником Дамзей оказался неплохим, правда, он так до конца и не понял, что Ахим учил его больше скрываться и сохранять незаметность, нежели подмечать перемещения за деревьями предполагаемых врагов. Делать из Дамзея мастера своего дела ему было ни к чему.
— Кто идет? — послышался голос из-за приоткрытых ставен.
— Никто не идет. Тебе показалось, — отозвался Ахим.
— Опять издеваешься? — высунулась наружу улыбающаяся физиономия.
— Это ты издеваешься.
— В обход?
— Ну да, пора кости поразмять. Все спокойно?
— Кто там мимо тебя проехал?
— А ты что, цвета не видел?
— Видел. — Парень задумался, поняв, что получил прекрасную подсказку. Осталось только вспомнить. — Похоже, что Скирлох.
— Он самый. С дочкой на пару.
— Ну почему такая несправедливость! — Дамзей высунулся из распахнутого окна по пояс и заговорил тише: — Почему все гости мимо тебя едут? А я тут сижу да белок гоняю.
— Потому что я к мосту ближе. Можем поменяться.
— Поменяться?! Это я завсегда. Если не шутишь, готов сам с распорядителем поговорить. Мне ты знаешь, как охота на дочку этого Скирлоха взглянуть! Ну и… себя показать. Говорят, она ничего такая из себя девица.
— Слушай больше.
— А что? Не очень?
— Так себе.
— Ну вот ты свое мнение имеешь, а у меня и его нет. Много про нее всякого слышал, а видеть не доводилось. Как думаешь, я бы ей мог приглянуться?
— Наверняка.
— Вот и я того же мнения, — довольно рассмеялся Дамзей. — Жениться бы на ней, и никаких тебе больше забот.
— А какие у тебя заботы, дружище?
Дамзей снова задумался, однако ничего существенного так и не надумал.
— Ладно, давай не выхолаживай избу, — сказал ему на прощание Ахим и пошел дальше.
Хлопнули ставни. Вслед за этим скрипнули другие, на противоположной стороне сторожки.
— Слушай, Ахим. Мне тут сон нынче шебутной приснился. Будто сидим мы с тобой у костра и разговариваем. Тут подходит к нам дикарь, ну, понимаешь, всамделишный, рыжий такой весь, садится рядом и разговоры всякие заводит. А мы его почему-то понимаем. Всю ночь проговорили, а о чем — убей не помню. Представляешь?
— А оружие у него при себе было?
— Да, кажись, нет.
— Это хорошо.
— Почему это?
— Без оружия дикари обычно к теплу снятся, — махнул рукой Ахим и двинулся своей дорогой.
Шел он быстро, так что Дамзей больше не отваживался его окликать.
Ишь чего удумал: сны он теперь на пару с ним будет видеть! Хорошо хоть удалось ему воспоминания о той задушевной беседе подчистить. Не хватало еще, чтобы он помнил, как ему вдоль ночи кропотливо вбивали в голову одну простую мысль: увидишь шеважа, не спеши поднимать тревогу, лучше подумай еще раз, ведь наверняка ты обознался. Лишняя подстраховка никогда не помешает.
Вторая, она же третья, сторожка стояла у дальнего конца рощицы, едва заметная за сугробами, в которые зима превратила обильно росшие здесь кусты малины. От нее моста через канал вообще видно не было, а потому считалось, что для несения службы здесь ни особого мастерства, ни вдохновения не нужно. Так что сторожа в ней сменялись непозволительно часто и были, как правило, чем-нибудь провинившиеся прислужники из поместья. Однажды сюда отправили даже помощницу поварихи, которая по неосторожности перепутала помойную кастрюлю с суповой, за что была больно порота и сослана в сторожку на целый день и всю ночь. Ахим выяснил это во время такого же обхода и, как мог, успокоил бедную девушку, решившую, что ее тут обязательно кто-нибудь убьет и съест. Зачем и кто придумал подобный идиотизм, Ахим мог только догадываться. В любом случае, если ничего не изменится, он рассчитывал на это место как на наиболее уязвимое во всей охране. Сам Томлин, похоже, обо всех этих брешах даже не догадывался. Кстати, его спокойствие и некоторая рассеянность по столь важным вопросам все чаще наводила Ахима на мысль о том, что свои сбережения он предпочитает хранить вовсе не в поместье, а где-то еще.
— Эй, сторожа! Есть кто живой? — крикнул Ахим, обходя последний сугроб.
Поначалу ему ответила тишина, но потом створка ставня приоткрылась и внутри стал виден довольно яркий свет.
— Все живы, — ответил недовольный мужской голос, и в щель высунулась всклокоченная борода. — А ты кто такой?
— А я сторож Ахим. Хожу проверяю, все ли в порядке. Тебя-то как звать, мил-человек?
— Все у нас в порядке. Не видишь, что ли?
— Странное у тебя имя.
— Какое есть.
— Напрасно гостей не привечаешь.
— Своих хватает.
— А если я зайти захочу? Все ж таки я тут как будто за старшего поставлен.
Борода что-то буркнула, скрылась, ставень захлопнулся. Ахим не стронулся с места. Через некоторое время ожила дверь и на крыльцо вышел мужичок в длинной, наброшенной на плечи шубе. Роста он был невысокого, однако смотрел на Ахима нагло и вызывающе. Под шубой он явно что-то прятал. Либо меч, либо топор.
— Так и будем стоять? — поинтересовался Ахим.
— Так и будем. У тебя что, дел своих нет?
— Есть. По делу и пришел. — Он стал неторопливо подниматься по ступеням крыльца. — Сторожка эта отведена для охраны, а не для посторонних… — не сразу подобрал нужное слово: —…утех.
Как мужичок ни хорохорился, руки из-под шубы он так и не вынул, а когда Ахим чуть не наступил на него, неохотно посторонился и позволил войти внутрь. Увиденное ничуть не удивило Ахима. На кровати возле печи лежала под одеялом раскрасневшаяся девка и испуганно таращилась на гостя. В спертом воздухе стоял запах крока, пота и плотской страсти. Ахим только хмыкнул и повернулся к примолкшему хозяину.
— Надеюсь, распорядителю известно, чем тут занимается его доверенная охрана? И он ничуть не удивится, когда я ему об этом расскажу. А имя свое ты мне можешь даже не называть: все в домовых книжках и так отражено.
— Брентан меня зовут, — выпалил мужичок, и Ахим отчетливо расслышал, как что-то тупое ударилось в пол у него под шубой. Правильно, решил от греха подальше разоружиться. — Послушай. Зачем меня закладывать? Мы тут ничего преступного не делали. Она занемогла, вот и прилегла приспнуть. А я блюду все чин чином, сторожу, никого не пропускаю.