— Как?!
— Мое настоящее имя, которое здесь никто не должен знать, Венцеслав.
— Вен… чего?
Отец ничего объяснять не стал, насупился, и больше Ротрам никогда это странное имя не произносил и не слышал.
Почему именно сейчас ему снова пришел на память тот давно забытый разговор, он не знал. Знал только, что слишком увлекся воспоминаниями, увлекся настолько, что не осознает того, о чем ему говорит Гверна:
— …есть у меня, правда, слабенькая надежда, что соседи в мое отсутствие нас не разграбят и другим не дадут.
— Иные соседи хуже шеважа, — пробормотал Ротрам.
— Я вот думала, ты меня на разговор вызвал, чтобы укрытие какое-нибудь надежное предложить. А ты все про то, о чем я и сама понятие имею.
— Хочешь сказать, что знала про сына Демвера?
— Да хоть бы он был сыном самого Ракли! У меня свой сын есть. Мне его спасать надо. Поможешь?
— Чем могу… Только чем? Теперь им про меня тоже все известно, так что первым делом они станут искать вас… нас, скорее всего, у меня по лавкам.
Она махнула рукой и собиралась уже покинуть озадаченного собеседника, когда в кухню вбежала заплаканная Велла.
— Мама, они хотят и Гийса в подвал затащить! Мама, давай возьмем его с собой. Он ведь на нашей стороне. Он нам поможет.
Гверна оглянулась на Ротрама. Тот утвердительно кивнул.
— Ты знаешь, за кого просишь? — прямо спросила она застывшую в ожидании Веллу.
— За Гийса. Он мой хороший друг. И Хейзиту он друг. Они на карьере вместе…
— А Гийс сказал тебе, чей он сын?
— Нет. Но, мама…
— Погоди причитать! А я вот тебе скажу, дорогая моя глупая доченька. Его родной отец — Демвер, из замка. — Поскольку упомянутое имя не подействовало, Гверна добавила: — Он еще при Ракли был поставлен над всеми сверами. Понимаешь? Главный из сверов.
— И что?..
— А теперь он один из тех, кто свергнул Ракли и завладел властью. На нас напали его люди. Те самые, которых твой брат и тот старик сейчас стаскивают в подвал. И двоих из которых они уже убили, за что им самим теперь светит казнь. Это ты хоть понимаешь?
— Понимаю…
— И при этом, как невинное дитя, просишь за сына этого человека?
— Мама, я люблю его! — на одном дыхании выпалила девушка, не обращая внимания на закатившего глаза Ротрама.
Наступила продолжительная пауза, во время которой Гверна пристально смотрела на дочь, словно не узнавала ее. Ротрам мог лишь догадываться о том, о чем она в эти мгновения думала. У него у самого никогда не было собственных детей, однако он полагал, что понимает состояние женщины, только что узнавшей, что ее единственная дочь сделала судьбоносный, причем неверный выбор. И тем не менее к последовавшему вопросу он не был готов:
— Так ты думаешь, что беременна от него?
— Мама!..
Гверна остановила вот-вот готовые политься из уст дочери словоизлияния, протестующе подняв руку.
— Если ты настолько взрослая, что сама принимаешь такие важные решения, то почему бы тебе не рассказать обо всем брату и не поискать заступничества у него? Потому что я забочусь о вас обоих, и мой тебе ответ — нет.
— Ну, мама…
— Велла, он — враг! Мне очень жаль, что мы с тобой не узнали обо всем этом раньше, чтобы упредить неприятности. Но теперь, когда знаем, я повторяю — нет. Как ты не поймешь, что сейчас нам нужно бежать и скрываться, а если я пойду на попятную, то потеряю и тебя, и Хейзита, и все… даже, может быть, твоего ребенка.
Гверна, по обыкновению, выражала мысли решительно и откровенно. Велла не разрыдалась, как ожидал от нее на время позабытый всеми Ротрам. Она закусила верхнюю губку и прикрыла глаза, пуская по щекам медленные ручейки слез.
— Я поняла, — сказала она неожиданно спокойным голосом, повернулась и вышла.
— Час от часу не легче, — вздохнула Гверна, не то обращаясь к Ротраму, не то к себе самой. — Вот ведь каша какая заваривается.
— Да уж, — напомнил он о своем присутствии. — Еще отец мой говаривал, что дети растут быстро, а умнеют — медленно.
— А, ты еще здесь! — Гверна оглянулась. В ее взгляде читалась грусть и как будто смирение перед резкими поворотами судьбы. — Тебе пора уходить.
— Нам всем пора.
— Хочешь сказать, что пойдешь с нами?
Он кивнул и развел руками.
— По-моему, в твоем случае это не лучшее решение. Зачем тебе из-за нас подвергать себя опасностям? Тем более я слышала, что ты собрался обзаводиться собственной семьей.
«Тэвил! Это-то она откуда могла узнать?» — поразился Ротрам. Однако виду не подал и ответил почти равнодушно:
— Потому что теперь у нас общие враги. — И добавил: — Которым мы сохраняем жизнь.
— Ты ведь слышал, что отныне у меня появился еще один повод не желать им всем смерти.
Гверна, как показалось Ротраму, виновато улыбнулась, а он, глядя на нее, нет, любуясь ею, подумал: она уже приняла этого бедного ребенка. Да будет благословенна Велла, что у нее такая мать!
— Вам, конечно, виднее, — сказала выглянувшая из дверного проема голова в лисьей шапке, — но сдается мне, что, пока вы тут шушукаетесь, снаружи собираются вооруженные люди. В окна они не лезут, дверь с петель не сносят, и это заставляет меня надеяться на то, что пришли наши добровольные защитники, а не подкрепление из замка. Я тут человек сторонний. Меня могут неправильно понять. Может, хозяюшка, вам с ними все же поговорить?
Голова в шапке так же внезапно скрылась.
Гверна вернулась в залу.
Ротрам замешкался, собираясь с мыслями. Мыслей было крайне мало. Гверна по-прежнему ждет от него участия и помощи. Но, похоже, не ждет жертв. С чего он взял, что обязан вместе со всем этим растущим на глазах семейством пускаться в бегство? Из страха, что его могут узнать и донести, кому следует? И что с того? Разве кто видел, как он убивает виггеров? Что смогут впоследствии рассказать свидетели его здесь появления? Что Хейзит громко назвал его своим другом? Да он и Гийса другом считает. Что еще? Что увел на кухню хозяйку и долго о чем-то с ней там говорил. После чего она приняла решение не трогать пленников. Хотя хотела и могла. Кто скажет, что в этом не его заслуга? Нет, Кади, если мы с тобой когда-нибудь расстанемся, то произойдет это явно не сегодня.
Когда Ротрам, снова спокойный и уверенный в себе, чинно вернулся в залу, Хейзит со стариком поднимали Гийса с пола и намеревались тащить следом за остальными пленниками. Трупов на полу уже не было. Вероятно, их успели спрятать в амбаре. Велла одиноко стояла у входной двери, потупившись и не желая видеть, что родной брат делает с ее возлюбленным. Гверна держалась рукой за перевязь дорожного мешка и молча смотрела в окна на людей, делавших ей с улицы ободряющие знаки. Ротрам подошел к ней, положил руку ей на плечо и, придав голосу знакомый всем доверительный тон, громко сказал:
— Возьмите этого юношу с собой.
Хейзит удивленно остановился. Старик сверкнул недобрым глазом. Велла резко повернулась. Даже Гийс, до сих пор делавший безучастный вид, уперся в говорящего недоверчивым взором и смерил с ног до головы.
— Если вы оставите его здесь, то никакого толку от этого не будет, — поспешил Ротрам пояснить свой замысел. — Он либо будет освобожден вместе с остальными, либо падет жертвой гнева собирающейся толпы. Согласись, Гверна, в обоих случаях вы ничего не выиграете.
— И поэтому… — поддержала она его такой знакомой и любимой им улыбкой.
— …и поэтому оставьте ему связанными руки, засуньте в рот кляп для безопасности, но развяжите ноги и заберите с собой, куда бы вы сейчас ни направлялись. Он станет прекрасным заложником. В смысле, я хотел сказать, выгодным. Только сторожите его хорошенько, чтобы не сбежал. Замок дорого оценит его жизнь, чтобы не даровать вам за него свободу. Хейзит, ты понял меня?
Хейзит посмотрел на мать. Гверна кивнула.
Велла сжала кулачки, не веря своему счастью и наблюдая, как браг осторожно засовывает в рот Гийса кляп, перетягивает веревкой, чтобы тот не смог его вытолкнуть языком, завязывает концы на затылке, укладывает пленника обратно на пол и взмахом охотничьего ножа рассекает путы на затекших ногах. Она стремительно подошла к Ротраму и украдкой, но сильно, сдавила ему в знак благодарности руку.
Недовольным остался только старик, которого здесь называли Тангаем. Красноречиво поигрывая топором, он демонстративно отошел от Хейзита, предоставив пленника в полное его распоряжение и дав понять, что отныне его этот вопрос не касается. Ротрам отметил, что Хейзита подобное отношение нисколько не смутило. Вероятно, он и в самом деле питал к парню товарищеские чувства. Рука Веллы была теплой и ласковой. Ротрам покосился на девушку. Она смотрела мимо брата и суженого в окно, за которым людей становилось все больше. По сути Тангай был прав: следовало поспешить. Когда людей много, это всегда не к добру, даже если изначальные намерения толпы самые что ни на есть добрые.
Гверна вернулась к кухонной двери, сняла со специальной подставки маленькую, невзрачную кружку и сунула в мешок. По семейному преданию, в день праздничного открытия таверны «У старого замка» из этой кружки пил сам Ракли. Ротрам только теперь окончательно осознал, что Гверна в душе готова к тому, что никогда больше сюда не вернется. Предательски заныло сердце. Он вздохнул.
— Я попробую их отвлечь. Надеюсь, вы уже решили, куда идти. Мне можете не говорить. А не то под пытками могу проболтаться. — Он широко улыбнулся Хейзиту, который состроил забавную гримасу отвращения, и подмигнул Тангаю, одобрительно поднявшему большой палец. — Рассчитываю, правда, что вы не уйдете слишком далеко и мы в скором времени снова свидимся, друзья мои. Береги себя, Велла. — Девушка поняла, что он имеет в виду, и грустно кивнула. — Пусть сбудутся твои самые смелые желания. А тебе, Гверна, я желаю силы и мудрости, которых тебе и так не занимать. Слушай внутренний голос. И постарайся послать мне весточку, когда найдете надежное укрытие. А ты береги мать, Хейзит. И заботься о сестре. Я всегда знал, что и она, и ты достойны большего, чем услуживать кому-то. Ты, я вижу, нащупываешь свой путь в жизни, так не теряй след, и тропинка обязательно выведет тебя на широкую дорогу.