авославной веры. Учились у меня и мусульманки в платочках, народ на удивление любознательный. Особенно интересны и активны были заочники, часто уже отцы и матери. Некоторые студенты, давно окончив учебу, пишут мне постоянно или изредка. Их послания по E-mail всегда радуют несказанно. Татьяна Николаевна Полозова по какой-то личной причине перевелась в другой Институт. Новый декан А. В. Сухарев обогатил психологический факультет ГАСК интереснейшим направлением. Он преподавал «Этнопсихологию».
Вырастил себе смену и вернулся к основной работе в Институте психологии РАН. Он организовал нас с психологом от бога Е.А.Караваевой и студенткой Олей Волковой на психофизиологическое исследование. Потом к нам присоединились к. б. н. Е. А. Зяблицева, к. б. н. из МГУ Д. С. Бережной и моя неизменная помощница Д. А. Бережная. Благодаря их участию, вместо исходно задуманной пилотно – поисковой была проведена и оформлена полноценная работа (Шульгина и соавт., 2015).
Хочу кратко рассказать об интересной стороне моей научной работы по анализу функционального значения нейрофизиологических процессов с применением моделей сети из нейроноподобных элементов. Это направление на протяжении многих лет было связано с двумя очень мудрыми математиками. Первый из них – Владимир Юрьевич Крылов (1933–1998 гг.) у нас заведовал Лабораторией нейрокибернетики. Я пришла к нему с просьбой сотворить модель из нейроноподобных элементов для анализа идей М. Н. Ливанова о роли синхронности в работе взаимосвязанных популяций нейронов, в частности об участии этого процесса в облегчении проведения возбуждения. Владимир Юрьевич увлекся этим направлением работы. Значение моделирования нервных процессов для понимания их функциональной значимости он понимал лучше меня. Так он вложил мне в сознание очень важную идею. Он говорил: «Представьте, Галина Ивановна, что Вы решили построить самолет и начали делать это, не сотворив предварительно чертежей и не выполнив нужных расчетов. Когда-нибудь, через много лет, может быть, самолет и будет построен, но он никогда не будет иметь нужной степени совершенства. Моделирование работы нервной системы на ЭВМ играет ту же роль для понимания ее работы, как и чертежи для построения самолета». Владимир Юрьевич был не только первоклассным математиком, но и в биологии разбирался сходу. Развернутых объяснений ему не требовалось. Он понимал все с полуслова. В первой же нашей совместной работе нам удалось дополнить и уточнить представления М. Н. Ливанова о роли синхронности во взаимосвязанных популяциях нейронов для проведения по ним возбуждения. Исходно во всех статьях и книгах М.Н.Ливанова и его многочисленных последователей утверждалось, что, грубо говоря, «синхронность – хорошо, несинхронность – плохо». Работа с нашей моделью показала, что это действительно так, но только при условии, если возбуждение успевает «проскочить» от сенсорного до исполнительного органа за время существования фазы повышенной возбудимости в исследуемой сети нейронов. Если же не успевает, то синхронная работа элементов сети препятствует проведению возбуждения по сравнению с сетью без ритма вследствие одновременного наступления во всех ее элементах фазы пониженной возбудимости и реактивности.
Тогда возбуждение до эффекторов не доходит. Следовательно, для реализации простейшей реакции вздрагивания, которая изучалась в лаборатории М.Н.Ливанова с применением ЭВМ, идея «синхронность – хорошо, несинхронность – плохо» срабатывала. При выполнении более сложных действий, например, реакции с выбором, требующих значительно большего времени, синхронные колебания возбудимости без сдвига фазы выполняют не облегчение, а притормаживание проведения возбуждения. Работа с моделью показала, что необходимым условием облегчения проведения возбуждения при наличии в ней ритмических колебаний возбудимости является оптимальное соотношение частоты и сдвига фаз в сети взаимосвязанных нейронов. Когда мы поведали об этих результатах академику Ливанову, он, естественно, вначале очень на нас рассердился. Я – то к этим первым реакциям на неожиданные научные находки была уже привычна, а Владимир Юрьевич очень расстроился. У него ночью даже возник сердечный приступ. Еще бы, Академик шумел на него и топал ногами. Потом Михаил Николаевич сменил гнев на милость, и в дальнейшем можно проследить, что во всех его публикациях говорилось уже не просто о синхронности, а об оптимальном соотношении частот и фаз, необходимом для облегчения проведения возбуждения. Модель показала, что при отсутствии этого условия проведение возбуждения лучше осуществляется в сети без ритмических колебаний возбудимости. Недаром по данным нейрофизиологических экспериментов активное состояние мозга реализуется на фоне снижения амплитуды медленных колебаний потенциала в новой коре головного мозга. Стресс ритм – активность в полосе тета при этом остается и даже усиливается, но она локализована в соответствующих структурах и не охватывает все взаимосвязанные популяции нейронов.
В. Ю. Крылов в 1974 г перешел в Институт психологии РАН, к великому моему огорчению. Далее моя работа с моделью нейросети продолжалась силами его преемника – А. А Фролова и студентов – дипломников и аспирантов. Время от времени с В. Ю. Крыловым мы встречались, писали заявки на гранты, что-то намечали для совместной работы. Денег не гранты нам не давали. Чем-то мы были не угодны людям, которые распределением этих денег занимались. Оба мы были очень занятые люди. Текучка засасывала и отбирала все имеющиеся силы и время. «Перестройка с ускорением» тяжко отразилась на выполнении научной работы. Многие, в том числе и В. Ю. Крылов, будучи не в состоянии прокормить семью на копейки, что нам платило государство, пытались найти выход из положения в работе преподавателями. В. Ю. преподавал математику в нескольких Институтах. Тем не менее, он защитил докторскую диссертацию, в которой заложил основы «математической психологии». Усиленная работа во многих направлениях, видимо, подорвала его силы, и в 1998 г. его не стало (очередной сердечный приступ). Надо сказать, что отличительной чертой характера В. Ю. была любовь к своей семье и какая-то удивительная чистота в помыслах и побуждениях. Дочурки его были крещены и учились в церковной воскресной школе. Глаза его, серые, большие, обычно светились добротой, но, если он видел или слышал что-то непорядочное – такой иронией, что ой-ё-ёй.
Второй выдающейся личностью, с которой меня свел интерес к моделированию нейросетей, был Ф. В. Широков (12 сентября 1927 г. – 2 июня 2002 г.). Я написала по просьбе его друзей, после его кончины, маленькую заметку о нем для сайта, который, кажется, так и не был создан. Потому приведу ее здесь почти целиком. Называлась она: «Феликс Владимирович Широков как двигатель научно-технического прогресса». Содержание ее таково.
Феликс Владимирович Широков вошел в мою жизнь в 1989 г. Это произошло в г. Пущино на Оке, на одной из первых конференций по нейрокомпьютингу. Я приехала в Пущино с моим сыном (Дмитрий Николаевич Парфенов – по профессии экономист, проблемой нейронных сетей и вообще работой головного мозга интересуется и до сих пор), и с инженером нашей лаборатории (Николай Васильевич. Охотников – программист и классный специалист по электронике, долгие годы мой бессменный помощник). Погода стояла теплая, но вода в Оке была холодная и мы, к сожалению, не купались. По вечерам Охотников учил нас с Димой бальным танцам, он ими в то время очень увлекался. Это был хороший отдых от многочасовых погружений в пучины науки. Здесь, на конференции, в переполненном помещении одной из аудиторий Института биофизики докладчики, в основном физики и математики – «юноши бледные со взором горящим», растолковывали нам, биологам, слегка ошалевшим от треска мелков, выписывающих сложнейшие формулы, что глубокие вершины сознания очень легко будет понять, если только провести аналогию между ними и рельефом энергетических ям и подъемов, который образуется после отжига (или обжига?) железа… То был период повального увлечения идеями Хопфилда. В тот момент, когда мой по природе весьма конкретный и приземленный образ мысли совсем выпал в осадок в попытках изъять рациональное зерно из многомудрой тарабарщины, к доске вышел плотный, почти квадратный человек. Это был Ф. В. Широков.
Очень просто и ясно он сформулировал основные вопросы дискуссии, выявил противоречия, подвел итоги, а потом также просто стал рассказывать нам о положении в развитии «харда» и «софта» у нас и за рубежом. Выступление Ф. В. произвело на меня такое впечатление, что я, преодолев свою застенчивость, подошла к нему и сказала: «Феликс Владимирович, я – биолог, с 1968 г. занимаюсь нейронными сетями. Я очень не хочу, чтобы Вы ушли из моей жизни». На слова «Я – биолог» Широков сделал стойку, как гончая на куропатку. «Зачем уходить, дайте Ваш телефон, возьмите мой… «Так мы и шли все последующие годы по жизни на параллелях вплоть до его ухода за край. Знакомство в основном реализовывалось в телефонных разговорах. Я очень скоро поняла смысл стойки. Ф. В. звонил часто, он мог позвонить в семь утра и в двенадцатом часу ночи и потребовать, чтобы я прочитала ему развернутую лекцию по очередной проблеме работы головного мозга, которая в данный момент его интересовала. Но необходимо сказать, что обмен информацией был взаимным. Часто он звонил, чтобы рассказать об очередной находке по вопросам нейрокомпьютинга. Он ведь большую часть своей жизни и до самых последних дней коллекционировал и систематизировал информацию по самым разным направлениям развития мысли человечества. И щедро делился этой информацией с тем, кому она была интересна. Особенно в последние годы жизни восхищался он работами Мишо Маховальд по созданию кремниевых нейронов… И еще у него был талант знакомить интересных людей между собой, объединять их усилия в совместной работе.
Особенно тесным наше сотрудничество с Ф. В. Широковым было в процессе сотворения книги «Нейрокомпьютеры как основа мыслящих ЭВМ». Книга возникла вследствие совпадения ряда вроде бы случайных, а на самом деле вполне закономерных событий. Спустя некоторое время после конференции 1989 г. в Пущино, организованной В. И. Крюковым, я провела целый день в редакции издательства «Наука», сдавая нашу коллективную монографию «Нейробиология обучения и памяти». На улице лил дождь, сверкали молнии, грохотал гром. Закончив работу, я еще не могла уйти и задержалась, Мы разговорились с редактором нашей работы, И. С. Левитиной на общие темы. Она делилась своими планами. В стране в тот период все менялось, и первое время казалось, что в лучшую сторону. Она сказала, что в редакции каждому редактору предоставлена возможность создавать свои работы: искать интересных авторов, творить сборники статей по интересной тематике и т. д. При этом предполагалось, что авторам будут платить гонорары. «Мой бог, гонорар за научную работу, да еще не переведенную на не наш язык, да разве это бывает?» – «Будет», – сказала Левитина. Вот тут я и предложила ей сделать сборник статей по нейрокомпьютингу. «Срочно» – сказала она. И я завертелась. Мое провидение работало безотказно. Скоро прошла еще одна конференция по нейрокомпьютерам, на этот раз в Москве. Все потенциальные авторы коллективной монографии на ней были. Признаюсь, что когда