Красивыми «шнелльботы», конечно же, не назовешь — эдакие низко сидящие в воде тридцатиметровые «утюги», — но катерники считали их самим совершенством. Да и в боях они показали себя вполне достойно. Пусть пока не снискали ни Тёнигес, ни Кюнцель, ни Бюхтинг, ни остальные капитаны шнельботов 1‑й флотилии такой славы, как подводники Гюнтер Прин или Херберт Вольфарт. Пусть не повторяли с бессильной яростью, даже после удачных действий 1‑й флотилии в Ла-Манше и у норвежского побережья, английские моряки номера катеров так, как повторяли названия «жуткой парочки сестричек», линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Но ведь из всех схваток шнельботы выходили победителями, и на счету каждого в 1‑й флотилии числились уже торпедированные суда и даже сбитые самолёты.
И, кроме небольших пробоин, повреждений не было; как сказал недавно командир «S-40», капитан-лейтенант Шнейдер-Пангс, «самым серьёзным испытанием был марш от Гамбурга до Констанцы».
В самом деле, переброска была чрезвычайно непростой. Получив приказ от адмирала Шнеевинда, Хейнц Бирнбахер в декабре 1941 года собрал флотилию в Гамбурге; не все катера сразу — шестой, «S-72», только к февралю вышел из судоверфи «Люрсен», где проходил профилактику. К самому Рождеству катера начали разгружать (сняли вооружение, часть механизмов и, наконец, самое тяжелое — двигатели), затем — уже в феврале и начале марта 42‑го, — буксировали вверх по Эльбе до Дрездена. Там их уложили на специальные четырехосные автомобильные платформы и потихоньку-полегоньку, со скоростью спорого пешехода, по три тягача каждую повезли по прекрасным автобанам в Ингольштадт. Груженый «караван» шел пять дней, все-таки 450 км — не шутка. «Тяжести», менее габаритные, везли по железной дороге дальше, до Линца. В Ингольштадте облегченные катера, не укомплектовывая, спустили на воду и на буксирах повели по Дунаю. В Линце техники, командированные с верфей Люрсена, установили часть снятого оборудования и приборов, — почти всё, за исключением орудий и двигателей. Дальше предстояло движение вниз по Дунаю до Галаца. Там, наконец, всё те же техники с минимальной помощью румын вернули катерам двигатели, но не артвооружение и торпеды — их привезли спецвагонами прямо в Констанцу.
Остаток пути по Дунаю и морю, до главной базы румынского флота, на счету которого громких побед не числилось, шнельботы шли своим ходом. Уже к 1 июня полностью готовы к бою были «S-26» и «S-28», но начинать боевые действия только двумя катерами в штабе посчитали преждевременным.
Полная комплектация флотилии завершилась к середине июня, когда уже итальянские подводники добились нескольких побед, а на счету пилотов бомбардировочной авиации набралось уже два десятка потопленных или безнадёжно повреждённых судов. Преимущественно — транспортников и малых военных кораблей, но были и эсминцы, и большой старый крейсер.
— Наша задача, — продолжал Бирнбахер, ощущая, несмотря на июньскую жару, лёгкий холодок вдоль напряжённой спины, знак осознания церемониальной важности построения всего личного состава флотилии, — полностью блокировать Севастополь с моря. Ни один борт русских не должен ни войти в его бухты, ни выйти из них. Действуем ночью: в светлое время суток акваторию контролирует авиация. Реляции их штаба, конечно, преувеличены, но русские теперь избегают дневных прорывов. Перекроем и ночное «окно» — и Севастополь падёт как перезрелый плод!
Равные по званию, разные по заботам
Туапсе. 1943 г. Штаб КЧФ. Разведотдел
То, что приказы положено выполнять, а не обсуждать, полковник Д.Б. Гурджава невесть сколько раз уже за годы службы говорил и подчиненным, и равным по званию, и даже — хотя и с иной интонацией — командованию. И сейчас, после третьего прочтения постановления СНК, обсуждать и не собирался, вот только вертелась и вертелась в бритой голове неуставная фраза: «Три Смерша на одну голову».
Вот что он прочёл:
«…согласно секретному постановлению Совета Народных Комиссаров от 19 апреля 1943 года Управление особых отделов НКВД преобразовано в Управление контрразведки Смерш Народного комиссариата обороны СССР, Управление контрразведки Смерш НКВМФ и отдел контрразведки Смерш НКВД СССР. Главное управление контрразведки Смерш в Наркомате обороны СССР, начальник Виктор Абакумов, комиссар госбезопасности 2‑го ранга. Подчинение непосредственно главнокомандующему Иосифу Сталину. Управление контрразведки Смерш Наркомата Военно-Морского флота, начальник генерал-майор береговой службы П.А. Гладков, в подчинении наркома флота Н.Г. Кузнецова. Отдел контрразведки Смерш Наркомата внутренних дел, начальник комиссар госбезопасности С.П. Юхимович, под непосредственным руководством наркома Лаврентия Берии».
Приложение к документу: «Органы Смерш являются централизованной организацией: на фронтах и округах, в других частях действующей армии и флота органы Смерш подчиняются исключительно своим вышестоящим органам ».
Решаемые задачи:
а) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной Армии;
б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения Красной Армии;
в) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта с тем, чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов;
г) борьба с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях Красной Армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов и вообще содействие работе последних);
д) борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах;
е) проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника;
ж) выполнение специальных заданий народного комиссара обороны.
Органы Смерш имеют право:
а) вести агентурно-осведомительную работу;
б) производить в установленном законом порядке выемки, обыски и аресты военнослужащих Красной Армии, а также связанных с ними лиц из гражданского населения, подозреваемых в преступной деятельности;
в) проводить следствие по делам арестованных с последующей передачей дел на рассмотрение соответствующих судебных органов или Особого совещания при НКВД СССР;
г) проводить специальные мероприятия, направленные к выявлению преступной деятельности агентуры иностранных разведок и антисоветских элементов;
д) вызывать без предварительного согласования с командованием в случаях оперативной необходимости и для допросов рядовой и командно-начальствующий состав Красной Армии.
…Органы Смерш комплектуются за счет оперативного состава бывшего Управления особых отделов НКВД и специального отбора военнослужащих из числа командно-начальствующего и политического состава Красной Армии. В связи с чем, «работникам органов Смерш присваиваются воинские звания, установленные в Красной Армии», и «работники органов Смерш носят форму, погоны и другие знаки различия, установленные для соответствующих родов войск Красной Армии…»
«Последнее распоряжение тем более не лишено смысла, — подумал начальник разведотдела Черноморского флота полковник Гурджава, щурясь через пелену табачного дыма на новенькие, не ломаные ещё полковничьи погоны Овчарова. — Что особисты НКВД в их фуражках с васильковым верхом в армии пользовались такой лютой любовью, что с самого начала войны эти фуражечки потихоньку, но откровенно дырявили. Причём, по понятной причине, сзади — куда чаще, чем спереди».
Георгий Валентинович Овчаров — как раз и есть бывший начальник Особого отдела флота. Вчера ещё комиссар госбезопасности — звание, соотносимое со званием теперешнего общевойскового полковника не более, чем чин архангельский с чином протодьякона: чёрт его знает, как и приложить. В любом случае, явное понижение в должности, поэтому…
— Даже и не знаю, товарищ полковник, поздравлять вас с новым званием или как? — пожал плечами полковник Гурджава. — Мы теперь с вами вроде как в одном звании…
И не удержался, чтобы не ввернуть:
— А я слыхал, что от комиссара НКГБ и выше ваш брат и в этом вашем новом ведомстве остался при своих персональных регалиях.
— А мне ни здравицы твои, ни помины не нужны, — с плохо скрытым раздражением заметил бывший комиссар 3‑го ранга, глянув на разведчика также искоса, но вполоборота, по-хозяйски расположившись в кресле напротив. И закончил, подчёркнуто не обращаясь по званию: —…Давид Бероевич. И, вообще, чего это ты вприсядку пустился?.. — развернулся он наконец окончательно и навалился на стол грудью, словно у себя в следственном кабинете. — Выкаешь тут, как на званом приёме. Я ж к тебе не погоны обмывать, а по делу, Давид Бероевич.
Овчаров выкатил на начальника флотской разведки желтоватые судачьи глаза и, точно за давней жандармской традицией, направил в лицо пыточную лампу. Давид Бероевич даже поморщился невольно и подумал: «Похоже, что и в этой, выделенной из НКВД и переподчиненной контрразведке… Как её там, прости господи? «Смерть шпионам»? Гадючье какое имечко… Нравы будут царить те же». Поэтому ответил категорически (раньше, чем окончательно сообразил, откуда в голосе такая категоричность):
— Я своих людей в этот ваш гадючник не дам…
— Ну ты давай бережней как-то… — недовольно удивился бывший особист. — С важнейшими органами Родины-матери… Слыхал уже, что ли? [3] А то я тебя и с этими погонами, — кивнул Георгий Валентинович на собственное покатое плечо, — …особо спрашивать не буду. Дело-то не в том, чьи перья краше, а кто летает выше. А то индюк, знаешь, такой николаевский сенатор, как надуется, а ворона ср… чхать на него хотела. Причём заметь: с высоты птичьего полёта, так-то…
Гурджава даже наморщил угловатый бритый лоб, следя за живописными выкрутасами особистской логики.
— Или ты хочешь… — вернулся из «живописи» на грешную землю Георгий Валентинович, — чтобы я через твою голову за-ради какого-то драного лейтенанта к адмиралу обращался?