— А если я понадоблюсь Ее Величеству? Я сейчас на дежурстве, — пыталась протестовать Анна, но все равно пошла — лучше, чем оставаться одной, наедине со своими мыслями. Теперь для нее все дни были одинаковы. Надо было вставать, одеваться, гулять или прислуживать стареющей королеве. И с каждым днем свадьба приближалась, как будто все шире отворялась дверь в темницу, где царила вечная мгла.
Анна постояла немного вместе со всеми под вязами. А когда она начала петь, то вокруг лее, как всегда, собрались многие приверженцы кардинала Уолси. Потом они устроили целое состязание на сочинение хвалебных стихов в ее честь, но все их попытки были просто жалким подражанием Томасу Уайетту. Потом делали ставки на дворцовых спаниелей и заставляли их гоняться за мячом. После нескольких действительно интересных личностей, встреченных ею во Франции, вся эта публика казалась Анне очень недалекой, и она совсем не пожалела, когда из дворца сообщили, что король предложил Чарльзу Брендону сыграть партию в теннис, и многие из ее окружения пошли смотреть этот матч.
— А ты разве не пойдешь с нами, Нэн? — удивленно спросила Маргарэт, держа за руку Джорджа.
Узнав о том, что во дворец приехала чета Саффолков, Анна горела желанием увидеть свою прежнюю хозяйку снова. Ей так хотелось поговорить с той, которая на себе испытала все тяготы ненавистного замужества и чьим доверенным лицом Анна была все это тяжелое время. Может, сейчас, когда все ушли на теннисный корт, было как раз самое удобное время для беседы. Лучше уж получить замечание от королевы Екатерины, чем упустить шанс поговорить с Мэри Тюдор.
Тихо напевая, погруженная в свои мысли, Анна пересекла газон с маргаритками в направлении резиденции герцогини. Она немного сократила путь, срезав угол у часовни. В саду после изнуряющей жары было прохладно; солнечный свет, проникающий между колоннами, оставлял на опустевшем сером храме золотые полосы.
Стук ее каблучков, разбудивший дремотную тишину, отзывался глухим эхом, и тут вдруг Анна обнаружила, что отзвуку ее шагов вторит еще одно эхо от чьей-то явно более тяжелой поступи. Она оглянулась и увидела приближающегося к ней мужчину. Обогнув часовню, он вышел из тени на освещенное солнцем место. Незнакомец был высок, узок в поясе и широк в плечах — более крепкого телосложения, чем Джордж или Уайетт.
Анна узнала в нем того молодого человека в кожаном камзоле, который на церемонии ей совсем не приглянулся. Он тоже, казалось, шел по своим делам, не обращая на нее никакого внимания, но вдруг, когда между ними оставалось всего несколько шагов, неожиданно остановился, как будто что-то вспомнил. Можно было подумать, что он ждет именно ее. В то же мгновение Анна поняла, кто перед ней. Сердце ее так забилось, что она невольно поднесла руку к груди.
Анна тоже остановилась, даже не заметив этого. Она не видела в этом ничего странного и моментально забыла, что девушке не подобает так вести себя с незнакомым. Так они и стояли в нескольких шагах друг от друга, и впервые в жизни Анна лицезрела наяву предмет своих девичьих грез. Черты лица его были грубоваты, а кожа сильно загорелой. Примечательны были глаза с карими искорками. Он был тем человеком, о котором Анна мечтала. Мечтала и ждала встречи.
И тут она тихо засмеялась, потому что волосы его, цвет которых в своих мечтах она никак не могла подобрать, не были ни темными, ни светлыми. Они были рыжими, как у Тюдоров.
— Почему вы смеетесь? — спросил он обиженно.
— Потому что вы совсем другой, — ответила она, тяжело дыша, как будто ей пришлось проделать трудный путь, чтобы найти его. Он оглядел свой неказистый наряд.
— Если вас удивляет, что я не ношу такие пышные рукава, все в разрезах, как у женщин…
Анна с удивлением увидела, что за его показной грубостью скрывается ранимая душа и что его совсем недавно кто-то уже обидел.
— Нет, нет, — заверила она его. — Дело не в одежде, вы просто сам по себе другой.
— Но вы же раньше меня никогда не видели.
И Анна, которая никогда не лезла в карман за словом, молчала, не зная, что ответить. Как она могла объяснить ему?
— Я тоже никогда не видел никого похожего на вас, — добавил он уже дружелюбнее.
— А какая я? — с интересом спросила она, желая увидеть себя его глазами.
Он немного помедлил, не в силах выразить словами, как привлекательна она была: этот блеск в глазах и бледная рука на черном бархате платья.
— Вы так… хрупки. Как будто можете переломиться у меня в руках, — пробормотал он.
Хотя Анна и ожидала от него традиционных комплиментов, но была полностью удовлетворена его неожиданным ответом. И когда он вытянул перед ней свои руки, чтобы продемонстрировать их силу и неуклюжесть, в ней поднялась волна нежности, которую обычно испытывает мать к своему ребенку.
Чтобы скрыть это незнакомое ей доселе чувство и потому, что стоять так было неприлично, Анна отошла в сторону и села на залитый солнцем парапет между двумя колоннами.
— Вас не было среди тех, кто слушал мое пение, — сказала она, чтобы что-нибудь ответить.
— А вы поете? — спросил он безразлично, усаживаясь подле нее. — Я не большой любитель музыки.
Анна оторопела. При дворе даже начисто лишенный музыкального слуха и вкуса вряд ли осмелился бы сказать такое. А поскольку он был единственным человеком, которого она смогла бы полюбить, для нее это было особенно тяжелым ударом. Но то, что она услышала дальше, было еще хуже.
— Это развлечение для здешних щеголей, которые проводят время за сочинением песенок и хвастают своими победами над фрейлинами, — пояснил он неодобрительно и безжалостно сломал ветку жасмина, разделявшую их.
— В основном они только хвастают и ничего больше, — пыталась оправдаться Анна за своих друзей.
— Тем более, только пустая трата времени.
Анна предположила, что с такими взглядами ему будет трудно найти единомышленников при дворе.
— А вы как проводите время? — осторожно спросила она.
Он засмеялся нерешительно, как бы извиняясь, может потому, что в действительности сам немного завидовал тем, чьи таланты только что высмеивал.
— Там, где я живу, нужно уметь владеть шпагой, — пояснил он. — Это вам не театральные бои герольдов, где каждый знает следующий выпад соперника.
— А где вы живете? — спросила Анна.
— На севере. А вы? — Он оглядел ее с головы до ног, от расшитой жемчугом шапочки до модных высоких туфель. — Все время при дворе, надо полагать?
Анна немного помешкала с ответом. В первый раз за время их разговора она вспомнила о предстоящем замужестве, но даже оно не могло сейчас омрачить чувство радости от встречи.
— Мой дом в Кенте, — ответила она неуверенно и поспешила переменить тему. — Вы не желаете пойти посмотреть, как король играет в теннис?
— Да я в этом почти ничего не понимаю, поэтому вряд ли мне будет интересно, — ответил он.
— Люди не всегда руководствуются в своих действиях интересом.
— Почему? Он что, так плохо играет?
У Анны вырвался смешок. Глупцов она обычно не очень-то жаловала. Но этот странный молодой человек, говорящий с такой прямотой, был для нее интересен.
— Играет он все еще отлично, — пояснила она терпеливо. — Но тем не менее большинство смотрит игру просто из уважения. И вам, как вновь прибывшему, разумно было бы пойти туда. Если вы, конечно, думаете сделать карьеру при дворе.
— Да не особенно. Мне бы хотелось поскорее выбраться отсюда.
— Вы нашей здешней жизни не одобряете, не так ли? — вздохнула Анна. — А что вы хотите делать?
Он обезоруживающе улыбнулся.
— Говорить здесь с вами.
— Это у вас не получится, потому что, похоже, милорд кардинал уже уезжает. Подают лошадей. И вон идут все ваши друзья.
Он привстал, чтобы самому убедиться в этом, и сдавленное ругательство, слетевшее с его губ, было для Анны как музыка. Но она была достаточно умна, чтобы не удерживать его. Пусть ему кажется, что это она услала его прочь. Анна тоже поднялась, слегка улыбаясь. Ее руки были так сложены на груди, чтобы не были видны пальцы левой руки.
Его взгляд опять остановился на Анне, но теперь, казалось, он был готов разозлиться на себя за то, что никак не может оставить ее, как будто она расставила перед ним невидимые сети.
— Ни одна женщина не имеет права быть такой… такой хрупкой, что мужчина может сломать ее своими руками, — заявил он напоследок еще раз.
Улыбка Анны перешла в смех.
— Но я ведь не в ваших руках, — ответила она.
Вызов был тотчас принят. Он схватил ее за обе руки и до боли сжал нежное тело своими сильными пальцами. Но протеста от нее не последовало, ей было приятно такое объятие.
— На самом деле я не такая уж слабая. С любым могу потягаться в стрельбе из лука, — оправдывалась она в волнении.
Куда девалась вся ее напускная холодность! Она произносила еще что-то, но ее бессвязные слова напоминали клекот пойманной птицы. Маленькая напуганная девочка, еще ни разу не побывавшая в объятиях мужчины. Он сразу понял это. Может, в чем другом он и не был особым знатоком, но в женщинах толк знал. Рот его раскрылся в радостной улыбке.
— Все равно от меня вам не вырваться, если я сам не отпущу, — сказал он ей.
Но его уже звали. Близ часовни послышались шаги. Анна легонько толкнула его.
— Поторопитесь! Кардинал уже уезжает, — прошептала она.
Он засмеялся, отпустил ее и побежал вдогонку остальным.
Она попыталась остановить его, но было уже поздно.
— Я даже не знаю вашего имени! — крикнула она ему вслед.
В ответ он только помахал на бегу рукой.
Анна медленно пошла за ним, млея от наслаждения. Во дворе перед дворцом, где готовились к отъезду люди Уолси, она вновь присоединилась к своим друзьям.
— Кто тот человек? — спросила она, конкретно ни к кому не обращаясь.
— Который? — спросила Маргарэт Уайетт, для которой все они были на одно лицо.
— Тот, что с медными волосами, конечно; он еще не сел на лошадь.
— Разве вы не знаете? — удивился Фрэнсис Уэстон, всегда знавший все последние новости. — Это лорд Гарри Перси, старший сын герцога Нортамберлендского.